излишки заготовленного на зиму яблочного варенья, банками которого и была забита перекочевавшая на пол необъятная хозяйственная сумка.
– Яблок, Матвеевна, в этом году жуть сколько! Я и варенья, и компотов наварила, все одно пропадают.
Приглашение зайти в гости на чашку чая Авдотья Николаевна, не чинясь, приняла.
– Твой чай, мое варенье! Никуда рынок не убежит.
Чай Вероника Матвеевна накрыла в гостиной и даже достала из серванта югославский чайный сервиз, подаренный дочери на свадьбу. Разговор крутился вокруг деревенских новостей. После обстоятельного обсуждения всех родившихся, умерших и уехавших в город перешли к главной новости – летающей тарелке, которая приземлилась около деревни.
– Я, Матвеевна, своими глазами видела, вот как тебя сейчас, как «тарелка» приземлилась. Сначала бабахнуло так, что у Егорыча во дворе скворечник7 снесло! – Не по возрасту пухлые щеки Авдотьи Николаевны раскраснелись, она с шумом прихлебывала чай и намазывала на толстый ломоть хлеба не менее толстый слой густого яблочного варенья. – Потом из «тарелки» повылазили марсиане и такого страху нагнали на всю деревню, что участковый побежал в город звонить, вызывать подкрепление. А еще агронома, ну ты знаешь, Василия Гаврилыча, утащили!
– Куда утащили, – охнула Вероника Матвеевна, – зачем?
– Так известно зачем – кровь пить. Вот ей-богу, не сойти мне с места!
Член партии с пятьдесят шестого года, заведующая свиноводческим комплексом на пенсии перекрестилась и трижды сплюнула через левое плечо.
– Да ну, ерунда какая, – засомневалась Вероника Матвеевна. – Не будут космические пришельцы, наши братья по разуму, человеческую кровь пить.
– А вот и будут! – горячилась Авдотья Николаевна. – Мне наш новый зоотехник, ты его не знаешь, он недавно из города приехал, говорил, что началось это… это началось… вторжение марсиан! Один ученый еще до революции предсказал.
– Герберт Уэллс, «Война миров». – Бывшая заведующая почтой покачала головой. – Только он не ученый, а писатель-фантаст. Он все придумал, на Марсе разумной жизни нет, это научный факт.
– Ну, нет на Марсе, так на другой планете есть, хотя бы на Луне.
– Луна не планета, а спутник Земли, и там тоже жизни нет.
– А вот и неизвестно! – Авдотья Николаевна ткнула пальцем в окно, за которым сияла полная луна. – На другой-то стороне, которую не видно, никто не знает, что делается! Я по телевизору передачу смотрела…
Андрей хорошо знал своего быстро загорающегося и так же быстро остывающего друга и поэтому был уверен, что ни на какую Лысую горку тот не пойдет. Ясно же, что напечатанное на старой раздолбанной машинке письмо никакого отношения к инопланетным «летающим тарелкам», даже если те реально и существуют, иметь не может.
– Никого и ничего ты на Лысой горке не найдешь, кроме местной шпаны, – убеждал друга Андрей. – Следы надо не на горке, а у тебя в подъезде искать. Я думаю, кто-то из соседей над тобой решил посмеяться. Надоело людям твои музыкальные концерты слушать, вот и подсунули в ящик письмо. Сейчас зубы скалят и руки потирают. Давай в выходные небольшое расследование проведем, разберемся.
– Давай, – согласился Николай.
Мысль о соседской мести была не лишена оснований. Каждый вечер, если не было дежурства, Неодинокий ставил пластинку из своей регулярно пополняемой коллекции виниловых дисков на «Электронику ЭП-017» с прямым приводом8, выводил звук на максимум и отключался от действительности. Ровно в двадцать три часа он поднимал иглу звукоснимателя – правила соцкультбыта Коля уважал. Но до двадцати трех попасть в сорок пятую квартиру на четвертом этаже «дома высокой культуры»9 можно было, только взломав дверь. Что неоднократно и безуспешно пытались предпринять соседи.
Андрею показалось тогда, что Неодинокий к его доводам прислушался и порыв «пойти и разобраться» пропал. Они еще немного поболтали о том о сем, и Коля ушел. На следующий день у него значилась суточная смена, и надо было выспаться.
Но на смену Николай не вышел. Андрей узнал об этом не сразу. Придя утром на работу, он, как обычно, с головой погрузился в заботы, так или иначе связанные с хлопотной должностью заведующего неврологическим отделением скорой медицинской помощи, на которую был не так давно назначен – к собственному удивлению и огорчению других претендентов. Просидев сорок минут на оперативке у главного врача с обязательной политинформацией10 в конце, он затем искал замену заболевшей докторше Петровой, ругался с «заправочной», не укомплектовавшей медицинские ящики бригад столь нужным «Лазиксом», просил бригадира водителей связаться с автобазой и заменить машину с неисправным отопителем – все же не май месяц на дворе…
Когда Андрей наконец шел к своему кабинету, где собирался заняться проверкой карт вызовов, его по селектору вызвали к начмеду. У последнего шло заседание лечебно-контрольной комиссии. Разбирали грубую ошибку доктора Бажина, «проморгавшего» ишемический инсульт с классическим гемипарезом, приняв его за безобидный поясничный остеохондроз, и требовалось авторитетное заключение невропатолога, без пяти минут кандидата наук. Андрей заседаний лечебно-контрольной комиссии не любил. По его мнению, они всегда чересчур затягивались, и то, что можно было обсудить за тридцать минут, разбирали часа полтора, иногда два. Но доктора Бажина Андрей не любил еще больше. Вальяжный, самоуверенный, с чеховской бородкой и саквояжем а-ля земский доктор, Бажин страдал завышенной самооценкой и полным отсутствием самокритики. На вызовах он бесцеремонно требовал от родственников пациентов чай с «чем-нибудь», не отказывался и от рюмочки. В дни высокой нагрузки, когда бригады не успевали вернуться на подстанцию и выполняли по четырнадцать – шестнадцать вызовов за смену, Бажин со своими чаепитиями выезжал не более восьми раз. Да еще умудрялся договариваться со старшими диспетчерами, чтобы его не посылали на «уличные» поводы, автомобильные аварии и случаи с высокой вероятностью реанимационных мероприятий и отсутствием перспектив угоститься чаем. Поэтому сегодня Андрей с удовольствием понаблюдал, как иезуитски начмед вытягивает жилы из Бажина, а тот потеет, бледнеет, трясет бородкой и заикается. И, когда слово предоставили эксперту, то есть ему, Сергееву, не преминул указать на вопиющую безграмотность провинившегося доктора.
В кабинет номер шесть на втором этаже, который они делили с Виталием Исааковичем Белорецким, заведующим кардиологическим отделением, Андрей зашел только в половине первого.
– Где ты пропадаешь? Тебе Людмила из диспетчерской уже раз пять звонила, – объявил Белорецкий.
Андрей решил в диспетчерскую не перезванивать и поспешил вниз. Старший диспетчер Людмила Зотова пять раз по пустякам звонить не будет.
Людмила вышла к нему, взяла за рукав, отвела в сторону.
– Андрей, это не твое отделение, но вы же с Неодиноким друзья?
Коля работал врачом в линейных бригадах – «пехоте» скорой, работой своей был доволен, в «спецы» – кардиологи или невропатологи – не стремился. Дружили
