позвонил на Маринин служебный телефон из переговорника
18. Сообщил о найденном в почтовом ящике письме, зачитал уже известный Андрею текст. В двадцать два десять он снова позвонил в Таежный. Сказал, что пойдет на Лысую горку разбираться. Уговорить Колю отказаться от похода Марине не удалось. Обещал, вернувшись, перезвонить – переговорник работает круглосуточно. Марина всю ночь ждала звонка, а не дождавшись, рано утром первым автобусом приехала в город С. Обнаружив пустую квартиру и поняв, что Коля не ночевал дома, она поехала к Сергееву.
– Умница, правильно сделала, что приехала, посиди, я сейчас.
Андрей оставил Марину на попечении Белорецкого. Ветеран скорой помощи, кандидат медицинских наук, умница и эрудит Виталий Исаакович Белорецкий, кроме профессиональных достоинств, обладал еще одним качеством, на которое Андрей сейчас очень рассчитывал. Невысокий, с неказистой, кряжистой фигурой и породистым длинным носом, Виталий Исаакович умудрялся очаровывать молодых врачей-интернов женского пола, проходящих на скорой практику. В редкую смену в бригаде Белорецкого не было очередной практикантки, преданно смотревшей наставнику в глаза и старательно фиксировавшей в школьной тетрадке премудрости постановки диагноза. Пару раз Андрей наблюдал, как практикантки рыдали, уткнувшись в грудь учителя и делясь своими тайными девичьими проблемами. Правда, обычно это были худые, нескладные, на голову выше наставника очкастые создания с костлявыми коленками, совсем не во вкусе Сергеева и не похожие на спортивную, но женственную и весьма привлекательную Марину. «Очень даже ничего», – сказал главный сердцеед и ловелас скорой Вова Буковский, увидев около диспетчерской ждущую Николая Марину. Правда, узнав, что перед ним невеста Неодинокого, он тут же скис и поспешил ретироваться. Крутой нрав Неодинокого на скорой знали хорошо.
Когда Андрей выходил из кабинета, Марина на чай с пряниками уже согласилась.
Сергеев спустился в справочное бюро, попросил поднять вызовы на Лысую горку. Выяснилось, что прошлой ночью в район горки бригады скорой выезжали четыре раза. Два вызова были безрезультатными – пострадавших или больных не обнаружили. На третьем бригада подобрала пьяного мужчину в возрасте за полтинник и доставила в вытрезвитель19. Четвертая бригада… Андрей почувствовал, как внезапно стали непослушными и слегка задрожали пальцы, листающие страницы журнала вызовов. Молодой мужчина с тяжелой черепно-мозговой травмой госпитализирован в двадцать четвертую больницу, без документов, без сознания. По просьбе Сергеева сотрудница справочной принесла карту вызова. Работала линейная бригада с пятой подстанции, врач незнакомый, почерк на удивление аккуратный и разборчивый: «Неизвестный мужчина без сознания, на голове в затылочной области тупая травма с рассечением кожных тканей, крепитации костей нет, лежит на боку, следы рвоты». Определить возраст пострадавшего ночью, при плохой видимости, сложно. Врач написал, что мужчине около тридцати лет; Коле двадцать восемь, это очень близко. Андрей поднял трубку городского телефона, набрал двадцать четвертую реанимацию. Разговор со знакомым заведующим отделением ясности не внес. У поступившего субдуральная гематома, сделана трепанация черепа, гематома удалена, но когда пострадавший придет в сознание – неизвестно. Если вообще придет.
После чая с пряником Марина немного повеселела, щеки порозовели. Когда Андрей вернулся, она смеялась над очередным одесским анекдотом Белорецкого – запас таких анекдотов у заведующего кардиологическими бригадами был неиссякаемым. Андрей постарался придать лицу нейтральное выражение, но ему это удалось плохо. Марина заглянула Сергееву в глаза и смертельно побледнела.
– Что? – прошептала она непослушными губами.
– Пока ничего страшного, – как можно спокойнее сказал Андрей. – Сейчас мы с тобой поедем в двадцать четвертую, возможно, Коля там, но не факт.
В больнице, принимающей «травму» из четырех районов города, как всегда, стоял дым коромыслом. Подъезжали автомобили скорой помощи, некоторые с мигалками. Такие машины сотрудники встречали уже на улице: бригады по рации передавали, что везут «тяжелого». Пациентов быстро, но аккуратно перегружали на каталки, завозили внутрь. В приемном покое ждали своей очереди «легкие», с неосложненными переломами и травмами. Некоторые ждать не желали, требовали немедленно врача, просили, угрожали. Бегали санитары и медсестры. Рентген-лаборанты проносились с еще влажными снимками. Целеустремленно проходили врачи-травматологи…
Андрей с Мариной подъехали к приемнику на выделенной старшим диспетчером дежурной машине.
– Надевай. – Андрей протянул Марине белый халат. – Иди за мной, не отставай, ни на кого не обращай внимания, в разговоры ни с кем не вступай. Я сам буду объяснять, куда идем, если спросят.
Никто ничего не спросил. Они быстро прошли по коридору, поднялись на третий этаж, в реанимационное отделение. Кабинет заведующего был закрыт. Андрей попросил Марину подождать, зашел в ординаторскую и почти сразу вышел с бородатым коренастым мужчиной, который оказался ростом ниже Сергеева, но раза в два шире в плечах. Белый халат на могучей груди бородатого был застегнут на одну чудом державшуюся пуговицу.
– Иван Михайлович, – представил спутника Андрей. – Лучший реаниматолог города и мастер спорта по тяжелой атлетике к тому же.
– Заслуженный мастер, – пророкотал бородатый и внимательно посмотрел на Марину. Повернувшись к Сергееву, спросил: – Может, сначала мы с тобой вдвоем зайдем?
– Нет, я с вами, ну пожалуйста… – Марина крепко схватила Андрея за локоть.
Заведующий тяжело вздохнул, пожал плечами и, не говоря ни слова, двинулся к стеклянной двери, на которой большими красными буквами красовалась надпись «РЕАНИМАЦИЯ».
Городской самиздатовский20 журнал «Поиски», печатавшийся раньше весьма ограниченным тиражом под копирку на пишущих машинках, в прошлом году каким-то образом получил доступ к ротационной типографской машине21, после чего приобрел широкую известность у читающей общественности, а также репутацию народного и правдивого издания. Злые языки, правда, утверждали, что журнал «лег» под КГБ и доверять ему можно не больше, чем печатному органу Горсовета – газете «Вечерний город», но Вероника Матвеевна этим слухам не верила, считая их сплетнями завистников. Пристрастившаяся за годы почтовой службы к чтению и перечитывающая все выписываемые семьей дочери газеты и журналы – включая «Крокодил»22 зятя, «Мурзилку»23 внука и «Веселые картинки»24 внучки, – регулярно по понедельникам и пятницам она заходила в пятиэтажку, расположенную через два квартала от дома. Из незапертого почтового ящика номер двадцать три Вероника Матвеевна вытаскивала свежий номер журнала «Поиски». Если она приходила рано утром, только отведя внука в школу, то обнаруживала в ящике толстую пачку номеров. Если же задерживалась – пачка основательно худела. Однажды после обеда ящик оказался пустым.
Сегодня Вероника Матвеевна пришла рано, и двадцать третий был забит до отказа пахнущими типографской краской листами. Вероника Матвеевна взяла из пачки верхний номер и опустила в стоящую на полу консервную баночку три копейки. Цена на журнале не указывалась, но Вероника Матвеевна всегда платила три копейки – столько стоили центральные газеты в киосках «Союзпечати».
Передовица под жирным заголовком «Космические
