Что ж, придется вмешаться в непонятную потасовку, происходившую возле дома, тем более на встречу с духами я уже не очень-то и рассчитывала. Драка явно носила совершенно обычный материальный характер.
Моя рука сама собой потянулась было к забытому на тумбочке увесистому тому Шекспира – при умелом использовании он мог превратиться в страшное оружие. Но, пожалуй, всем видам оружия я сейчас предпочту огнестрельное. Схватив браунинг, с которым мне редко удавалось расстаться в этих милых местах, и морально готовясь к тому, что наконец-таки можно с чистой совестью перестрелять всех подряд, я побежала во двор.
Выскочить из дома мне удалось не сразу – спросонья я забыла, что дверь теперь заперта на новый замок. Чтобы ее открыть, пришлось еще раз подняться наверх за ключом.
«Нет, все же в спрятанных возле каждой притолоки запасных ключиках был большой практический смысл, – размышляла я, топая обратно вверх по ступеням. – Жаль только, что воспользоваться ими мог кто угодно, кроме хозяев».
События под окнами дома продолжали тем временем развиваться своим чередом без меня. Бегая по лестнице взад-вперед, я пропустила самое интересное.
Схватка, шум которой меня разбудил, была уже завершена, тяжелые звуки ударов и злые отрывистые междометия стихли, зато со стороны парка доносился шум погони и резкий мужской голос, выкрикивавший нечленораздельные проклятья.
Кто-то во тьме убегал по аллеям прочь, а кто-то его преследовал, требуя немедленно остановиться, причем лексика этих требований была весьма далека от литературных норм.
Мне, вероятно, следовало бы присоединиться к погоне, но за последнее время у меня накопилась такая усталость… Недосыпание и вечная нервотрепка убили у меня волю к борьбе.
Я решила присесть на ступени крыльца и отсюда посмотреть, что будет дальше и как развернутся события без моего непосредственного участия! Даже томика Шекспира, которым можно было дать кому-нибудь по голове, чтобы вложить в эту голову уважение к красотам литературного языка, у меня под рукой не оказалось.
Однако шум схватки разбудил не только меня…
– Что случилось? Леля, это ты? Что там происходит? – кричала Аня, появившаяся на балконе своей спальни. – Почему под окном так кричали? Была драка, да? Неужели опять кого-нибудь убили?
– Типун тебе на язык! – не слишком вежливо ответила я, но обстоятельства отчасти извиняли мою грубость. – Кажется, пока еще никого не убили, во всяком случае выстрелов не было и кто-то вполне живой и здоровый улепетывает отсюда со всех ног, словно за ним гонится полдюжины взбешенных привидений. Аня, пожалуйста, прислушайся к моей просьбе – не изображай из себя Джульетту на балконе, не облокачивайся на перила. Они совсем ветхие, проржавели до основания и могут проломиться. И вообще, лучше уйди с балкона, мне будет спокойнее!
– Подожди, я сейчас спущусь к тебе, – ответила Аня, покидая свой наблюдательный пункт.
Но прежде, чем она успела появиться во дворе, на крыльцо выползла, охая и причитая, няня. Надо сказать, что вынужденная бессонница особенно остро сказалась на характере старушки, и без того склонной к брюзгливой воркотне…
Столь изощренных проклятий неизвестному ворогу, позволившему себе бесчинство под окнами дома, мне слышать еще не доводилось. Особенно колоритной получилась фраза: «Чтоб ему, проклятому, на том свете в сковородке с кипящим маслом сидеть!»
Попытавшись представить себе проклятого ворога, приготовленного чертями во фритюре, я смогла вызвать только зрительный образ блинчиков, подаваемых здесь на завтрак…
Эти утешительные размышления слегка примирили меня с жизнью – ведь если все в ней воспринимать серьезно, можно сойти с ума. Уж очень однообразно я провожу здесь время. Нет, вариации, конечно, есть – по ночам то крики, то драки, то призраки; то в погребе меня запрут, а то на чердаке; то я кого-то преследую, дико ругаясь, а то не я, а другие; убийства опять же не каждый день бывают…
Однако некая однотипность в этих приключениях наблюдается и уже начинает мне надоедать. Если у этой драмы есть автор, то его творческая манера не выдерживает никакой критики.
Когда весь наш женский гарнизон оказался в сборе, мы услышали шаги и тяжелое дыхание приближавшегося к дому человека. Несмотря на все попытки взбодриться, настроение мое, по понятным причинам, носило несколько меланхолический и нервозный характер, что всегда толкает на необдуманные действия. Я подняла револьвер и приготовилась к стрельбе, используя вазон с нимфами как укрытие (боюсь, не слишком надежное), но из парка вышел не кто иной, как Валентин Салтыков, пытающийся отдышаться после бега.
На исходящую от меня угрозу Валентин отреагировал в весьма непринужденной форме.
– Леночка, не убивай меня! – шутливо взмолился он, поднимая руки. – В довершение всего не хватало только пасть от твоей пули у крыльца госпожи Чигаревой…
Я опустила оружие.
– Надеюсь, ты нам что-нибудь объяснишь? – Вопрос пришлось задать с нейтральной интонацией – пока было неясно, какова роль Валентина в новом акте нашей драмы, и с теплыми дружескими нотками не стоило торопиться.
– Леночка, присущий тебе дух авантюризма заразил и меня. Я не только поменял замок в вашей двери, милые дамы, чтобы оставить незваного ночного визитера с носом, но к тому же потихоньку вернулся и устроил засаду под вашими окнами, – покаянно ответил Валентин. – Прошу простить, если при попытке задержать злоумышленника нарушил ваш покой. Как жаль, что хватка у меня стала не та. Увы, негодяя я упустил. Никогда себе этого не прошу.
– Задержать злоумышленника? – запинаясь, повторила Аня. – Боже мой! А кто же он такой?
– Полагаю, это и был ваш призрак, – ответил Салтыков. – Так называемый. Оставшись без ключа от дома, он решился влезть на чердак по лестнице…
Как оказалось, к крыше в том месте, где было легко забраться в окно мезонина, была приставлена большая деревянная лестница, которая обычно висела на стене сарая на дальнем хозяйственном дворе.
Сидевший в засаде неподалеку от дома Валентин, увидев, как по лестнице поднимается человек, кинулся к нему, сбил его со ступенек в кусты, растущие под окнами, и попытался скрутить.
Но злодей оказался не робкого десятка, к тому же весьма силен. Завязалась драка. Изловчившись, незваный гость могучим ударом отшвырнул нашего защитника и кинулся бежать. Пробиваясь прямо сквозь кусты жасмина, росшие под окнами (то-то страшный треск хрупких жасминовых веток поднял нас всех на ноги), мерзавец сумел добежать до липовой аллеи, выскочить за ворота парка и скрыться.
Несчастный штабс-капитан после ранения был не в лучшей форме, и ему просто не хватило дыхания, чтобы догнать убегавшего.
Хуже всего было то, что в темноте и общей суматохе Валентин не разглядел как следует лица злоумышленника, и теперь было совершенно неясно, кого же нам опасаться и кого подозревать в дерзкой попытке проникнуть во владения одинокой вдовы под покровом ночи… Однако в том, что сапог на ноге злодея был военного образца, Салтыков клятвенно нас заверял – с сапогом он познакомился ближе всего, когда стаскивал за ногу неизвестного злодея с лестницы, и вторично, когда получил этим сапогом удар в живот.
– Не знаю, какими намерениями руководствовался данный субъект, но явно, что намерения его были недобрыми, – задумчиво заметил Валентин, подводя итог ночному происшествию.
У меня, с тех пор как я узнала о прапрадедушкином кладе с дарами императрицы, зародились некоторые догадки о намерениях ночного визитера, но до поры до времени я сочла за лучшее попридержать их при себе.
Мы принесли фонари и керосиновые лампы и вчетвером обошли вокруг дома, пытаясь что-нибудь найти. Должны же на месте преступления остаться улики! Правда, ничего интересного найти так и не удалось, поскольку мы и сами не знали, что, собственно, ищем.
Кроме оставшейся у стены дома лестницы и сломанных жасминовых кустов под ней, ничто не останавливало взгляда. Может быть, поползав в траве, мы смогли бы обнаружить какую-нибудь потерянную злодеем мелочь – кольцо, пуговицу, выпавший из кармана перочинный нож (а еще лучше – потерянное письмо с его именем, вот была бы удача!), но, увы, для детальных поисков света от сальных огарков в фонарях явно не хватало.
В конце концов мы вернулись в дом, пригласив Салтыкова в гостиную. Он шутливо отбивался, говоря, что его внешний вид не подходит для поздних визитов к дамам. И в самом деле, после драки с неизвестным он был весь вымазан грязью, а его щегольской мундир являл собой довольно жалкое зрелище.
Но вопросы светских приличий волновали нас с Аней сейчас куда меньше, чем наша благодарность человеку, готовому защищать двух женщин как ангел-хранитель, стоя на часах под их окнами.
Мы, насколько это было возможно, отчистили китель Салтыкова, угостили штабс-капитана стаканчиком горячительного (початая бутылка арманьяка так и стояла, тщательно оттертая от пыли, на полке буфета со времени моей экспедиции в погреб) и предоставили в его распоряжение диван в гостиной для ночлега – не отправлять же восвояси человека глубокой ночью после всех перенесенных волнений.
