руки от удовольствия. Есть след! Он заторопился – пора было ехать в Дворянский банк.
– Михаил Николаевич, я уезжаю. Благодарю вас за содействие. Отмечу это в разговоре с губернатором.
– И вам спасибо, Алексей Николаич, – растрогался смотритель. – Такую беду, считай, отвели. У меня в тюрьме еще ни одного побега не было! Ну, я его, стервеца, прижму. Двадцать четыре тысячи они скопили… Это ж мое жалованье за пятнадцать лет… А взамен лишь крест в петлицу и ишиас в поясницу.
– Отберите всю переписку Востроножикова, если он ее по прочтении не уничтожает, и проверьте. Вдруг в прошлых письмах что-то важное?
– Да-да, я сейчас же распоряжусь.
Глава 8. Разыскные действия, день рождения государя и прочее
Управляющий ждал сыщика на Кадетской и даже накрыл у себя в кабинете стол: чай, коньяк и легкие закуски. Выпив по рюмке, они отправились по пустому коридору в закуток. Беланович отпер заранее приготовленным ключом кабинет оценщика, сел в угол и сложил руки на коленях:
– Дальше дело за вами, а мне позвольте наблюдать.
– Это может занять много времени.
– Ничего, Алексей Николаевич, я обожду. Придется объясняться с начальством, поэтому я должен быть в курсе всего.
Лыков приступил к обыску и быстро понял, что не найдет ничего интересного. Бумаг оказалось мало, и все они носили рабочий характер. Межевые акты, перечни живого инвентаря, акты оценки движимого и недвижимого имущества, степень износа, расчет недоимок по кредиту… Статский советник бегло их просматривал, передавал другому статскому советнику, тот тоже изучал и клал на пол возле себя. Меньше чем через час обыск был закончен.
– Пусто, – констатировал сыщик. – Он подготовился и все заранее вынес.
– А как Зараковский мог догадаться?
Алексей Николаевич ответил так же, как давеча чинам сыскного отделения:
– Очень просто. Узнал, что Азвестопуло освобожден, понял, что дознание возобновили и он первый среди подозреваемых.
И добавил то, о чем прежде умалчивал:
– Кто-то из полиции ему помогает.
– Что же дальше? – спросил банкир. – Обыск на квартире? Если Люциан Болеславович вынес все отсюда, значит, он и там ничего вам не оставил.
– Разумеется. Похоже, Василий Арсеньевич, у нас есть лишь те улики, что успела украсть Мапететт. Давайте просмотрим их вместе, в четыре глаза. Мне понадобятся ваши комментарии.
– Тогда вернемся в мой кабинет, – предложил управляющий.
Два статских опять сели за стол с закусками и махнули еще по рюмке. Лыков обратил внимание на самодельный плакат, что висел рядом с картой губернии. Там было написано: «Гася тело кредита, думай о душе!»
– Часто у вас случаются невозвраты?
– Бывают… Любая активная операция несет в себе риск для того, кто расстается с деньгами.
– Неужели любая? – удивился Алексей Николаевич. – А если взять обеспечения втрое больше, чем дали денег?
– И что? Есть такое понятие, как ликвидность, – это время, за которое я смогу обратить залог в деньги. Вот заложили мне двадцать десятин вместе со строениями на них где-нибудь в Буднице Бельского уезда. Кредит не вернули. Сделался я счастливым обладателем той земли, и какая мне с этого радость? Кому нужны двадцать десятин? Разве если скопидом, сельский кулак, начнет тянуть банку жилы. Готов, мол, купить за бесценок и с рассрочкой на пять лет. Других желающих не видать.
– Вы сказали, что бывшие шляхтичи, а тем более поляки, хозяйствуют лучше?
– Сказал и готов подтвердить. Увы, как более культурная нация паны успешнее русаков. Поляк купит сельскохозяйственные машины, применит удобрения и в результате повысит урожайность. В нем нет косности: если не родит рожь, он посадит лен. Не выгорит со льном – перейдет на картофель…
– А что делать тут с картофелем? – заинтересовался питерец.
– Можно сдать на ректификационный завод, там всегда купят. Потом, в западных губерниях картофель потихоньку вытесняет хлебные злаки, его едят все больше и больше. Он вкуснее, чем родилка [44]. А наш русский землепашец так и будет биться с рожью, как его отец и дед, да бранить власти…
Лыков опять взялся за те отбракованные заявки, которые нашел за кухонным ларем.
– Все эти соискатели из белорусской шляхты?
– Все до единого.
– Как вы это установили? По фамилиям?
– Многих я помню лично, они приходили сюда, – пояснил Беланович. – Потом, есть волостные списки собственников земли. Там бывшие панцирные и путные бояре числятся уже как крестьяне. Но шляхтичей в самом деле часто видно по фамилиям. Я имею в виду дворян, но и среди нынешних крестьян попадаются. Вот взгляните, к примеру.
Банкир вручил сыщику такой список по волостям Поречского уезда. Тот начал его листать и нашел много знакомых фамилий:
– Около-Кулак! Когда я служил на Сахалине, у меня был подчиненный. Правда, там его звали Кулак-Акула, но это ведь одно и то же? Бонч-Осмоловский… На Кавказе я знал такого. Рупейто-Дубяго! И он тут! Я арестовал бывшего кирасира с такой фамилией много лет назад [45].
– Да, это все здешние шляхетские рода. Они есть и в Могилевской губернии, и в Витебской. Сейчас, увы, прежние богачи обеднели. И чаще продают дедовские земли, нежели покупают. Поэтому, если я вижу потомка хорошей фамилии в числе заявителей, конечно, у него будет преимущество.
– Здесь есть потомки настоящих древних фамилий? – удивился сыщик. И, видимо, наступил на любимую мозоль управляющего. Тот оживился:
– Я увлекаюсь генеалогией и скажу так: древние фамилии вырождаются повсеместно. Вы вот знаете, сколько русских дворянских родов определенно происходили от Рюрика? Нет? Сто тридцать! А до наших дней из них дошло лишь тридцать семь, остальные пресеклись. Сегодня, в тридцать втором поколении, рюриковичами могут назвать себя не более двухсот человек. Так что… и Кулаку-Акуле дашь кредит от безысходности.
– Но откуда обедневший шляхтич вдруг взял средства на покупку? – заострил вопрос сыщик.
– Какое мне до этого дело? – парировал банкир.
– Но все-таки: те, кто покупал фольварки через Зараковского, они кто? Дворяне или формальные крестьяне?
– Крестьяне, я проверял. Потомки путных и панцирных бояр, но сейчас числятся в мужиках.
Алексей Николаевич свернул разговор:
– Давайте по последней рюмке, и разойдемся. Мне еще обыскивать квартиру Зарако-Зараковского, да и по другим банкам надо пройтись.
– По каким банкам, зачем? – насторожился финансист.
– А вот…
Лыков вынул из кармана газету и прочитал объявление:
– «Городской общественный Пестрикова и Ланина банк предлагает безопасные ящики в стальной кладовой. Стоимость пять, семь, десять и пятнадцать рублей в год в зависимости от размера. Можно платить по полугодиям». У Зараковского вполне может быть там тайник.
– Не исключено, я об этом и не подумал, – одобрил догадку сыщика управляющий. – Но придется тогда все банки обойти, где предоставляют депозитарные ящики. Наши два земельных в стороне, мы такими вещами не занимаемся, хотя я предлагал начальству расширить перечень услуг.
– А другие?
Беланович стал загибать пальцы:
– Общество взаимного кредита первое в Смоленске обзавелось ящиками. Потом отделения Московского и Соединенного банков. И четыре частные банковские конторы: Шварца, Швейцера, Зеликина и Барча.
– Пошлю надзирателей, пусть землю роют, – стал собираться Лыков.
Обыск на дому у Зарако-Зараковского также
