К тому времени, как мы познакомились, он давно не занимался поисками библиотеки. Еще до начала войны он начал работать с архивными документами, пытаясь разгадать тайну подземелья. Его могли расстрелять, но оставили в покое, видимо, посчитав, что его желание найти библиотеку Ивана Грозного — всего лишь безвредное помешательство.
Самое яркое повествование, которое запомнилось мне на всю жизнь, касалось попытки обследовать подвалы здания Археологического общества — бывших палат Аверкия Кириллова. Стеллецкий был уверен, что там есть тайный ход в подземелье Москвы. Он намеревался проникнуть в глубь подвала, но тут вмешалась графиня Уварова, заявившая, что, пока она жива, Стеллецкий копать не будет.
Тогда он организовал собственное общество «Старая Москва» и сразу же принялся за подземные ходы в Донском и Новодевичьем монастырях. Затем ему удалось попасть в подвалы Кремля — нужно было разобрать архив старых дел, хранившийся в Арсенальной башне, и Стеллецкий проявил фантастическую работоспособность, изучая подземелья. Собратья-археологи относились к нему с иронией, но он создал еще одну комиссию — по изучению подземной старины, чтобы выявить подземные замковые и крепостные сооружения, городища, курганы, пещеры и прочее.
За короткое время он собрал значительный материал о подземельях Москвы. Однако информации о тайниках в архивных документах почти не было. Тогда Стеллецкий решил осмотреть все старые здания в Москве, но для этого требовались рабочие и деньги. У него же не было ни того ни другого. Тогда он выпросил у властей бригаду землекопов и принялся за дело.
Работа шла тяжело. То и дело бригада натыкалась на подземные ручьи, иногда случались обвалы, однако сводов, выполненных из белого камня, найдено так и не было. Однажды копать пришлось на кладбище. Но Стеллецкого и это не останавливало. В итоге все его попытки так и не увенчались успехом.
Он обошел всех влиятельных людей, чтобы ему разрешили обыскать подвалы Кремля, но везде получал отказ. И тогда он написал письмо самому Сталину с просьбой разрешить продолжить поиски библиотеки Ивана Грозного и получил разрешение.
Однако и этот путь тоже закончился тупиком. Через некоторое время комендант Кремля сообщил Стеллецкому, что власть больше не интересуется его изысканиями. Его работа интересна только с практической точки зрения, научная же теория власть не интересует. Стеллецкий очень расстроился. Но поделать ничего не мог. Ему предлагали разные почетные должности, но он от всего отказался, чтобы не распрощаться с мечтой отыскать библиотеку.
Буркин снова замолчал, переводя дух.
— И чем все закончилось? — нарушил тишину Стас.
— Ничем. Я уже сказал, что к тому времени, как мы познакомились, у Игнатия Яковлевича уже не было возможности постигать тайны подземного города. В моем лице он нашел благодарного слушателя и с удовольствием рассказывал историю своих поисков. А потом наши дороги разошлись. Позднее я узнал, что у него случились сразу два инсульта и он потерял речь.
Он все понимал, много читал, но писать не мог. Стеллецкий пытался писать, но у него выходили лишь какие-то непонятные закорючки. Тогда он очень злился безмолвно. Я пытался найти в себе силы и проведать Игнатия Яковлевича, но так и не смог этого сделать. Я хотел запомнить его таким, каким он был во времена нашего знакомства — одержимым своей идеей, с горящими глазами и занимательными рассказами.
— Значит, именно рассказы Стеллецкого сподвигли вас на изучение библиотеки? — поинтересовалась Людмила.
— Несомненно! Когда я окончил школу, то вопрос, в какой институт поступать, даже не вставал. Я всегда знал, что пойду в исторический. А потом, по мере работы над диссертацией, я познакомился со своими товарищами, и мы решили вместе искать библиотеку.
— Михаил Степанович, вы уверены, что не знаете человека, изображенного на рисунке? — немного помолчав, спросила Люда.
— Уверен, — ответил он, но голос его слегка дрогнул. — А почему вы снова спрашиваете?
— Я думаю, вам может грозить опасность.
— С какой стати?
— Думаю, из-за того, что вы обладаете информацией о библиотеке. И кому-то это очень не нравится.
— Чушь! Я много лет изучаю библиотеку и никогда не сталкивался с подобной ситуацией.
— Все когда-то случается впервые, — философски заметил Саша.
— Я приму ваши слова к сведению, — кивнул Буркин.
— Это значит, что вы поделитесь с нами информацией?
— Это значит, что я буду сидеть дома и никого к себе не пущу, пока вы не скажете, что опасность миновала.
— Но это дело может навсегда оказаться нераскрытым!
— Значит, судьба такая! А давайте я лучше покажу вам свой архив, — вдруг сменил тему Буркин. — У меня есть фотографии, посвященные поискам библиотеки. Хотите?
— Показывайте, — кивнула Люда и поднялась с кресла.
Соседняя комната больше была похожа на музей, чем на жилое помещение. Два высоких стеклянных шкафа от пола до потолка были уставлены снимками разных лет.
— Вот это Игнатий Яковлевич, — Буркин показал на худощавого мужчину средних лет.
Саша с интересом уставился на него. Волосы зачесаны назад, усы, небольшая бородка, пенсне. Мужчина был одет в серый костюм в полоску, рубашку и галстук. Саша обратил внимание на его глаза. Взгляд Стеллецкого был проникновенный и трагичный, что не очень вязалось с обликом представленного в рассказе Буркина мужчины.
— Эта фотография сделана как раз перед самой войной, — пояснил Буркин. — Ему уже запретили заниматься поисками библиотеки, и он был очень разочарован таким поворотом событий.
— Кого-то он мне напоминает, — сообщила Людмила и отошла на пару шагов назад.
— И мне, — поддакнул Стас.
— Чехова, Антона Павловича, — откликнулся Буркин. — Правда, только анфас.
— Точно! — Люда хлопнула себя по лбу. — А это что? — Она показала на фотографию башни.
— Это Спасская башня. Под ней имеется подземный ход до храма Василия Блаженного. Стеллецкий считал, что где-то там должен быть вход в подземелье.
— А это?
Следующие полчаса компания разглядывала снимки и знакомилась с документами, касающимися работы Игнатия Яковлевича. Буркин давал пояснения, если тот или иной документ вызывал вопросы, и с гордостью демонстрировал все новые и новые сокровища.
— А сейчас я покажу вам одну вещицу… — загадочным тоном сообщил хозяин, открыл ящик и чуть ли не весь туда залез. — Обычно я никому ее не показываю… — Буркин осторожно достал коробку, запертую на замок, а затем вытянул из-под рубашки веревку с ключиком. — Я никогда с ним не расстаюсь, — пояснил он. — Сокровище, находящееся здесь, самое ценное, что есть у меня в этой жизни.
— Вы имеете в виду, такое дорогое? — полюбопытствовал Саша.
— Дорогое, — кивнул мужчина. — Как память.
Он отпер коробку, и взгляду компании предстал небольшой серебряный ножик с резной рукояткой. Нож потемнел, видимо, от времени, но его вид явно говорил о том, что этой вещи не один десяток лет.
— Этот нож подарил мне Игнатий Яковлевич, — с благоговением сообщил Буркин. — Вернее, он подарил мне целый набор. Остальные я раздал товарищам. Себе только один оставил.
— А где он их взял? — спросил Саша, с любопытством разглядывая вещицу.
— В одном из подземных тайников. Там был целый набор столовой утвари. Практически все в хорошем состоянии. Вилки и ложки, чашки, кофейник. Все на семью из шести человек. Игнатий Яковлевич сумел выпросить себе только ножи — уж очень он любил подобные вещи. И когда мы с ним прощались, он оставил этот набор мне на память. Видимо, чувствовал, что смерть не за горами. А оставлять такую ценность абы кому не хотел.
Буркин осторожно убрал нож в коробку, запер ее и убрал в шкаф.
— А вот здесь у меня находится пара костюмов того времени, — сообщил он, отряхивая колени и открывая шифоньер. — Вот в такой же форме ходил товарищ Сталин. — Он показал на пиджак и брюки. — Они хорошо сохранились. Правда, приходится пользоваться нафталином, чтобы отпугнуть моль.
— Пахнет специфично, — зажал нос Саша. — Почему вы не пользуетесь современными средствами?
— Так я все больше по старинке. Да и не люблю я всех этих нововведений. Куда лучше проверенные средства! Ну вот, я вам все показал. Хотите чая?
— Нет, спасибо, — отказалась за всех Людмила. — У нас работа. Да и вы от нас уже устали.
— Что вы, что вы, — махнул рукой Буркин. — Наоборот, я очень рад. У меня так редко бывают гости. Да и я почти никуда не выхожу. По туннелям лазать — силы уже не те. А на кого-то рассчитывать — нет смысла. Вон Гена доверился мальчикам. А из этого так ничего и не получилось. Кстати, а мальчишки эти нормальные?
— Что вы имеете в виду? — поинтересовалась Людмила.
— Ну, они порядочные? Не каждый сможет устоять перед искушением отыскать библиотеку. А вдруг они просто воспользовались добротой Гены и теперь пытаются найти клад сами?
