уж, увольте. Не трудно догадаться, как вы выбирали людей для ритуала: заранее обходили нужные дома и выспрашивали у всех дату рождения под предлогом, например, переписи населения. Угадал? Народ у нас доверчивый, живет нараспашку, такую безделицу, как именины скрывать не станет. Если нужных персон не находилось, вы привозили труп издалека, как это было с полковником… Запамятовал его фамилию… А когда даты совпадали, вы, потирая ладошки, отправлялись за оружием. Но откуда же вы набрали столько старинных вещей, связанных с Зодияком?
— О, это не просто вещи! Это уникальные, неповторимые артефакты, — он расслабился и заговорил совсем другим тоном, горделиво расхваливая свою коллекцию горделиво. — Некоторые хранились в моей семье три тысячи лет. Копыто железного быка, выкованного самим Гефестом, или золотые весы Фемиды, на которых Аэт взвешивал черные и белые камни, прежде чем вынести приговор на суде. Но большую часть собрал я сам. В экспедиции Шлимана мне удалось откопать стрелу Геракла, которую его друг Филоктет привез под стены Трои. Верите, она в три аршина длиной! Говорят, тот, кто выпускал ее из лука, никогда не промахивался. Или, скажем, кувшин Кекропа — того самого, что укрыл греков от потопа, — я выкупил у археолога, нашедшего древнюю Декелею. Рыба Афродиты, намоленая тысячекратно, добыта на раскопках в Египте…
— Почему вы пропустили Козерога? С ним связана постыдная тайна?
— Отчего же… Да, рога волшебной козы, вскормившей Зевса своим молоком, я выкрал из британского музея. Но и сами англичане наворовали для этого музея огромное количество экспонатов по всему свету.
— Но раз вы украли, — сыщик прислонился спиной к двери и сжал револьвер обеими руками, — стало быть… Вы ничуть не лучше аргонавтов?!
Он ждал от Ираклия бурной реакции, но тот даже бровью не повел.
— Не лучше, дорогой мой, а гораздо хуже. Я грабитель, убийца и обманщик. Но ведь будь я иным, не удалось бы пройти темный путь даже до половины. А я надеюсь осилить весь склон, чтобы добраться до вершины. Половина диковинок из моей коллекции ждет своего часа.
— Точнее, своего месяца. Вы ждете, пока в Зодияке взойдет очередной покровитель, и убиваете ровно в полночь.
— Да. Вы разгадали, как устроен ритуал.
— Артефакты здесь?
— Что вы, они в надежном месте. В моей новой квартире. Не удивлен, что вы смогли отыскать меня здесь. Однако моей коллекции вам не видать… Можете обыскать каждый дом в Москве, но это будет последнее место, куда вы додумаетесь заглянуть. Впрочем, теперь, услышав о том, что я не злодей, а спаситель, вы же перестанете преследовать меня и позволите довершить начатое?!
— Как раз наоборот. Теперь, когда открылись истинные масштабы вашего безумия, поверьте, я сделаю все, чтобы остановить вас.
Недоумение раскололо застывший лед на лице Сабельянова, словно вспучившаяся по весне река.
— Да что такое, г-н Мармеладов?! Я же объяснил. Не могу представить, чтобы с вашим умищем… Или это уязвленное самолюбие вам покоя не дает? А-а-а, вот оно что. Злитесь, что я сумел обвести вас вокруг пальца? Зациклились на желании отомстить?
— Разумеется, нет. Но именно умище, как вы изволили выразиться, подсказывает мне, что все эти проклятия и алхимия — чушь. Пусть старый Вахтанг и другие родичи убеждают, что вы спаситель мира, пусть даже вы сами в это верите. Но я вижу другое. Вы просто жестокий преступник, который с детских лет лелеет свою манию. Сейчас, пока следуете ритуалу, вы осторожничаете и убиваете только по одному человеку в месяц. Но что будет, когда на вашей голове соберется дюжина рисунков, а сверхчеловеком или… Как вы там называли это воплощение? Не суть. Что будет, когда вы поймете, что им не стали?! Окончательно спятите и станете особо опасны для общества.
— А что вам до общества? — закричал Ираклий, теряя самообладание. — Вы же презираете общество! Вам наплевать на всех этих мещан и лавочников, сами же говорили. То, что тревожит их, пугает, кажется им делом жизни и смерти, вас дико раздражает. Люди — лишь кусочки головоломок, которые вы так любите разгадывать.
— Отнюдь! Раздражает меня только суета, без которой не обходится общение с незнакомцами. И еще когда мои слова передергивают. Я весьма привязан к своим друзьям, люблю Москву и хочу, чтобы в этом городе было спокойно.
— Так докажите это! — Ираклий вскочил со скамейки, размахивая руками. — Уйдите в сторону и не мешайте. Я клянусь, что все получится и замысел мой вполне осуществим. Мы будем жить в мире и согласии. Москва станет лучшим городом Земли!
— Сядьте, — тихо, но грозно сказал сыщик. — Иначе я выстрелю.
— Вы? Вы вряд ли осмелитесь убить человека. Снова. Не удивляйтесь, я так много про вас знаю…. О, драгоценный Родион Романович, пусть мне не прочесть всех мыслей в вашей гениальной голове, но эту вижу отчетливо. Ведь если вы сейчас нажмете на курок, то ничем не будете отличаться от меня, правда?!
У Мармеладова потемнело в глазах, револьвер заплясал в руке. Если бы убийца набросился в этот момент, пожалуй, одержал бы победу. Но Сабельянов куражился, насмешка не сходила с его лица. Чувство превосходства над растоптанным противником гораздо слаще его гибели.
— Ну как? — спросил он язвительно. — Осмелитесь стать чудовищем?
Сыщику казалось, что он бредет против течения, причем не по воде, а будто бы сквозь густой и вязкий мед. Поток отталкивает назад, старается опрокинуть, все движения даются с большим трудом. Сопротивляясь этому наваждению, Мармеладов заговорил:
— Я не дорожу своей жизнью и уж точно никогда не мечтал жить вечно. Так что… Сразу после того, как застрелю вас и удостоверюсь, что вы мертвы… Я готов пустить себе пулю в лоб. Пусть сгинут оба чудовища за раз!
Глядя прямо в глаза противнику, он нажал курок.
Грохот раздался оглушительный и вся эта медовая вязкость моментально исчезла. Пуля ударила в грудь, но Сабельянов даже не пошатнулся. Кусок свинца с визгом отлетел и вонзился в сердце столетнего Вахтанга, мирно дремлющего у загнетки.
Ираклий выкрикнул то ли проклятие на незнакомом языке, то ли заклинание. Не дожидаясь, пока сыщик выстрелит еще раз, он прыгнул прямо в огонь, гудящий в печи.
И исчез.
XVI
Доктор разбил стекло и
