Опасаясь испортить зрение, Аргайл решил пока остановиться на этом. Семье Бомонт не помешал бы еще один богатый купец, подумал он. Если бы Мэйбл выполнила свой долг перед семьей и вышла замуж, ее дочери не пришлось бы сейчас продавать имущество.
Покинув столовую, он вернулся на чердак проверить наличие еще двух картин, указанных в списке. Они оказались на месте. В оценочной описи было сказано, что картины находятся в плохом состоянии и не представляют никакой ценности. Взглянув на них, Аргайл в который раз убедился в профессионализме экспертов, проводивших оценку. Он решил поискать в коробках с архивом бухгалтерские книги – они могли содержать сведения о том, когда и где были куплены картины. Иногда даже дата может подсказать, сколько стоит полотно.
В одной из коробок он обнаружил фотографии венчания Вероники и, содрогнувшись при виде немыслимых причесок, украшавших в то время головы дам, засунул их обратно. Он открыл еще одну коробку, потом следующую, прокручивая историю семьи вспять, пока не попал в эпоху, когда семья процветала и имела возможность приобретать живописные полотна. В пятой коробке он нашел старую книгу, содержавшую подробное описание свадьбы Маргарет Дунстан и Годфри Бомонта.
Вступая в брак с английским аристократом, никогда не знаешь, кто окажется у тебя в родне, подумал Аргайл, бросив беглый взгляд на список свадебных расходов, подарков и гостей. Например, у Дунстанов были хорошие связи: графы, рыцари, баронеты… всех их пригласили, чтобы они пожелали девушке счастья. На свадьбе присутствовали даже кое-кто из придворных и люди, приближенные к королю. Сам граф Арундель почтил торжество своим присутствием, хотя и поскупился, по своему обыкновению, на свадебный подарок. В то время как другие гости дарили невесте меха, гобелены и даже небольшие фермы, он прислал, как гласила сухая запись в книге, «анатомический рисунок из коллекции синьора Леони». Да уж! Готов спорить: жених праздновал всю ночь напролет, обнаружив такой подарок.
А может быть, и нет. Но возможно, и было что праздновать, подумал вдруг Аргайл, и у него перехватило дыхание.
Он откинулся на спинку стула, сделал глубокий вдох и застыл, словно пронзенный ударом молнии. До него вдруг дошел смысл двух фактов, когда он сопоставил их вместе. Граф Арундель умер в 1646 году, а Маргарет Дунстан вышла замуж несколько раньше.
Из закоулков его памяти всплыл один факт, имевший отношение к истории коллекционирования. Граф Арундель был одним из крупнейших коллекционеров Англии; безошибочное чутье всегда помогало ему отбирать наилучшие произведения. Но самое важное: у него были деловые отношения с человеком по имени Помпео Леони. А Помпео Леони продал ему знаменитую коллекцию рисунков Леонардо да Винчи. Семьсот, если уж быть точным.
Аргайл напряг память. Коллекция пропала во время Гражданской войны, но через сто пятьдесят лет шестьсот рисунков случайно обнаружили в одном старом сундуке в Виндзорском замке. Они находятся там и сейчас; но сто работ бесследно исчезли.
Он поразмыслил еще немного, сверяя то, что знал, с тем, что было написано в книге, и тем, что видел своими глазами. У него появилось ощущение, что на данный момент недостает уже только девяносто девяти рисунков. А сотый висит в сырой холодной спальне. Действительно анатомический рисунок. И настоящий свадебный подарок. Бог знает, сколько он стоит. А может быть, даже Бог не знает: ничего подобного не появлялось на рынке уже несколько десятилетий.
Аргайл почувствовал необходимость выйти на свежий воздух и пройтись. Такое открытие требовало осмысления.
Возвращение на работу оказалось не из приятных. Как и большинство людей, Боттандо считал реальностью только то, что видел своими глазами и слышал своими ушами; ему казалось, что в его отсутствие все люди впадают в спячку и ничего вокруг не происходит. Если он покидал офис в середине дня, то рассчитывал застать его в том же состоянии и вечером.
Однако его уверенность в этом значительно пошатнулась, когда, вернувшись вечером того же дня, он застал всех сотрудников в состоянии лихорадочной активности, чего не наблюдалось утром, когда он собирался уехать из Рима. Но еще хуже было то, что Арган, воспользовавшись его отсутствием, взял на себя руководство отделом.
– Пока вас не было, произошло ужасное ограбление в Неаполе, – поспешил известить его омерзительный тип. Войдя в кабинет, Боттандо обнаружил Аргана в своем собственном кресле.
– Да? – сухо произнес Боттандо, бесцеремонно выдворяя нахала со своего места.
– Да. В ваше отсутствие. Я взял руководство на себя. Надеюсь, вы не против.
Боттандо отмахнулся, как бы говоря: «Будьте моим гостем».
– А недалеко от Кремоны обчистили церковь.
– И вы снова взяли руководство на себя?
Арган кивнул:
– Я решил, так будет лучше. Раз уж вы заняты.
– Ага.
– Как ваши успехи? Удалось что-нибудь выяснить? – поинтересовался Арган, подмурлыкивая, словно кот, вышагивающий с пойманной птичкой в зубах.
– Это вы о чем?
– О Джотто.
– Боже милостивый! А Ассизы в мое отсутствие никто не ограбил? Вы могли бы и там поруководить.
Арган хмыкнул:
– В некотором роде вы угадали. Сегодня днем я беседовал с инспектором относительно нашего бюджета.
– Вот как? Надеюсь, вы хорошо провели время.
– Между прочим, разговор был крайне неприятным. Он очень озабочен, как и другие члены бюджетной комиссии, соотношением расходов и эффективности вашего управления.
– То есть они полагают, что мы должны ловить больше преступников. Не могу не согласиться.
– Хорошо. Но вы знаете, я уловил в его голосе оттенок враждебности.
«Хотелось бы знать, кто вложил в него этот оттенок», – подумал Боттандо.
– В любом случае вы знаете: лояльность – мой принцип. Вот мне и пришла в голову блестящая мысль, как заставить их слезть с нашей шеи.
«С нашей шеи?»
– Конечно, я должен был посоветоваться с вами. Но поскольку вы отсутствовали…
– Вы взяли руководство на себя.
– Точно. Надеюсь, вы не против.
Боттандо вздохнул.
– Поэтому я сказал ему, что предположение, будто управление работает неэффективно, в корне неверно. И еще сказал, что как раз в эту минуту генерал занимается очень важным делом, которое принесет необыкновенные плоды. Я рассказал им немного о Форстере – просто чтобы они получили представление, как много времени и сил вы потратили на поиски этого человека.
– Вы рассказали им?
– Да, после чего они попросили меня организовать встречу на высшем уровне с вашим участием. Как насчет завтра? Часа в четыре?
– Даже так?
– Да, они просто жаждут услышать, как вы выслеживали этого человека; сам министр намерен разделить ваш триумф.
– Буду с нетерпением ждать нашей встречи.
– Я тоже, – сказал Арган. – Мне будет полезно послушать, как работают настоящие профессионалы. Я думаю, это всем будет интересно.
От доктора Джонсона Флавия направилась в полицию, где снова и снова проверяла и перепроверяла все факты, а Джонатан тем временем пытался восстановить душевное равновесие под целительными лучами солнца. Ему нужно было многое обдумать, и, как поступают все люди в таком состоянии, он бесцельно бродил, погрузившись в свои мысли.
Его голова была занята Леонардо. Как подступиться к Мэри Верней? У него даже возникла мысль ничего не рассказывать ей, а просто выкупить рисунок фунтов за пятьдесят под тем предлогом, что он ему страшно понравился. Конечно, пятьдесят фунтов – это ничто, но…
Аргайл уныло отбросил этот вариант. Все равно он так не сделает и будет всю жизнь презирать себя, если хотя бы попытается сделать Мэри подобное предложение. Ничего не оставалось, кроме как сказать ей правду и надеяться, что она выплатит ему комиссионные от продажи. Вырученных денег ей хватит, чтобы полностью расплатиться с долгами и отремонтировать дом. Еще он, конечно, расскажет Флавии. По крайней мере им будет что отпраздновать, когда они вернутся в Италию, с треском провалив возложенную на них миссию.
Придя к этому решению, он, однако, не повернул обратно, а пошел дальше в направлении церкви. Аргайл подумал, что длительная прогулка на холодном ветру поможет ему избавиться от мучительных сожалений по поводу своей чрезмерной щепетильности. Посещение церкви как ничто другое утешает в подобных обстоятельствах, поэтому он решительно открыл калитку и вошел во двор. У доски объявлений он ненадолго задержался. Там висели список дежурств церковных старост – «Джордж Бартон – первое воскресенье месяца, Генри Джонс – второе, молодой Уизерспун – третье и старый Уизерспун – четвертое»; объявление пятимесячной давности о собрании паствы, напоминание о ежегодном празднике, который по традиции должен был состояться во вторую субботу июля (строчку, где было написано, что праздник откроет миссис Мэри Верней, кто-то зачеркнул и вместо нее вписал имя викария), а также рекомендация не пользоваться шлангами из-за продолжительной засухи.
