– Да, – опять сунулся в бумаги Лебедев. – Отставной ефрейтор мучает исключительно военно-врачебную лечебницу в Мыльном переулке. Верит лишь военным докторам!
– Вот молодец! – одобрил Алексей. – Суньте его в Петровский военный госпиталь в Лефортово. Пусть подлечат дедушку.
– Сделаем, – кивнул коллежский советник. – А второе что?
– Надо подобрать Юрию Ильичу квартиру. Чтобы соседи были от вашей конторы, приглядывать за незваными гостями. Возможно, его станут проверять… Чтобы был второй ход – я буду тайно туда наведываться.
– Найдем.
– И чтобы жилье соответствовало образу нашего героя. Дешевое, но с претензией. Господин Валевачев вообще у нас с претензией, отхожие места мыть не хочет! Ишь, распустил я кадр…
Лыков натаскивал своего помощника четыре дня. Особенно трудно тому давалась речь. Говорить «благодарствуйте» вместо «спасибо» и вставлять к месту словоерсы – не пустяк. Тут надо переделать себя. Еще тяжело было отучить столбового дворянина мыть руки после посещения уборной.
Парочка обошла пивные, и Валевачев освоил все необходимые навыки пьяницы. В банях Карбышева на Пустой улице он помылся за пятачок. И, под давлением начальства, посетил пансион без древних языков[59] на Большой Бронной. Хорошо, холостой человек…
Кроме того, Лыков встретился с вице-председателем правления Московского промышленно-купеческого банка Поляковым. Высокий, плечистый, с ясными, умными глазами, деловик принял сыщика на дому. Алексей оставил помощника в гостиной, а в кабинет покамест прошел один.
– Помню, помню, – сказал хозяин, протягивая крепкую руку. – Арсений Иваныч Морозов очень вас хвалил. Что стряслось? Люди вашего занятия с добром не приходят.
– В банке Кречетова идет обмен старых банкнотов на новые.
– Эдак сейчас во всех банках.
– Да. Но в одном мешке билеты оказались фальшивые. На сто пятьдесят тысяч.
Поляков так и сел.
– Эх-ма…
Подумав, он спросил:
– Моментом пользуются?
– Конечно! Билеты обменивают уже второй год. Но сначала шли мелкие номиналы: три, пять и десять рублей. А в декабре прошлого года в оборот пустили сторублевый банкнот. Тут, видимо, мошенники и вбросили свои бумажки. Соблазн большой: под шумок обменять фальшивки на настоящие деньги! В Экспедиции заготовления государственных бумаг сенокос: работают без праздников двадцать четыре часа в сутки. Не успевают печатать новые билеты и утилизировать старые. Сунь им сейчас газетную бумагу – не заметят. А в марте выйдет купюра в пятьсот рублей. Представляете, что будет? Сразу в дамки можно попасть!
– И кто заправляет?
– Мы думаем, сам Кречетов, – рубанул сплеча надворный советник. – А де Лятур – организатор.
– Это точно? Про Кречетова.
– Нет, пока лишь предположение. Но разве не похоже на Ивана Пименовича?
– Еще как похоже, – с горечью констатировал Поляков. – Вот выжига! И меня под монастырь подведет! Скажут: и Поляков в доле, раз он там вице-председатель!
– Кто вас знает, Иван Кондратьевич, тот так не скажет. Но пятно на репутацию ляжет.
– Что мне делать, Алексей Николаич?
Сыщик понизил голос:
– Недавно по этому вопросу Витте встречался с Горемыкиным. Уже доложено государю…
Поляков схватился за абсолютно лысую голову:
– Стыд-то какой!
– Я приехал сюда по поручению министра внутренних дел. Приказано провести секретную операцию и накрыть мошенников.
– Хорошо, что именно вас назначили! – вскричал деловик. – Вы Москве не посторонний. Я ведь вас еще по коронации восемьдесят третьего года помню. Вместе царя охраняли!
– Да, вы были сотским и стояли на выезде из Петровского путевого дворца.
– И вы помните, Алексей Николаич?! Поляков всегда был властям верный слуга!
– Я, Иван Кондратьевич, ничего не забываю. Ни плохого, ни хорошего. Служба такая.
В словах сыщика москвичу почудилась угроза.
– В чем же я провинился?
– Ни в чем, Иван Кондратьевич. Я пришел сюда за помощью. Правительство может на вас рассчитывать?
– Целиком и полностью. Что я должен сделать?
– Как я уже сказал, полиция готовит секретную операцию. Для этого в банк будет помещен под чужим именем агент. Просто так человека туда ввести нельзя, сами понимаете.
– Понимаю! Жулики настороже, чужого не пустят.
– Именно. После размышлений мы решили подсадить агента на место артельщика второго этажа.
– Там какой-то чудак ходит, с медалью.
– Его фамилия Избышов.
– Он!
– Сегодня-завтра его положат в больницу, и появится вакансия. Тут-то вы и предложите взять на его место своего родственника. На время, пока Избышов болеет.
– Понимаю!
– Кречетов не откажет вам в такой мелкой просьбе, так ведь?
– Не откажет, – уверенно подтвердил Поляков. – Он знает, что я из деревенских. А там принято хлопотать за своих. Я частенько то одного крестника устраиваю, то другого. Ванька не удивится.
– Отлично. Осталось вам познакомиться со своим новым крестником.
Алексей открыл дверь в гостиную и сказал:
– Юрий Ильич, заходите!
Вошел Валевачев, одетый в готовую пару, с напомаженными волосами и нелепыми претенциозными бачками.
– Здравствуйте, крёсненький! – сказал он подобострастно.
Поляков внимательно его рассмотрел и заявил Лыкову:
– Больно смазливый! И лицо чересчур чистое. Сразу видать, что землю не пахал.
– Смазливый – это хорошо. Все девки наши будут! А наружность не изменить. Поэтому легенда такая, что он из дворовых. Отец его или дед родились от барина, потому и лицо такое. Землю действительно не пахали, весь их род не пахал. Дворовые же! Бездельники и барские прихлебалы. Вот и он такой. Приехал в Москву будто бы на заработки, а сам только и думает, как бы ему купеческую дочку окрутить! Взять с большим приданым и зажить богачом.
– Ну, таких много по Москве шляется, – авторитетно сообщил промышленник. – Даже ко мне один ходит, Насте моей надеется голову задурить.
– Вы уж Настасье Ивановне Юрия Ильича не показывайте, а то не устоит, – съязвил Лыков.
Коллежский секретарь все это время стоял как племенной бык на выставке. А два собеседника внимательно его разглядывали. Наконец Лыков сказал:
– Как он вам на самом деле, Иван Кондратьевич? Ошибиться нам нельзя. Эти люди и зарезать могут, ежели что почувствуют.
– Понимаю.
– Давайте мы посидим у вас долго-долго, поговорим, отобедаем, деревню вашу переберем. Легенду выверим. А вы будете присматриваться и делать замечания. Хорошо?
– Давайте. А как хоть зовут Юрия Ильича?
– Фамилия ему Валевачев. Чиновник особых поручений Департамента полиции. Потомственный дворянин. Окончил юридический факультет Петербургского университета. И ему действительно нелегко будет разносить чай и убираться в мусорных корзинах. Но придется.
Сыщики просидели у Полякова почти весь день. Первым делом придумали агенту имя и родословную. Теперь это был Парамон Кошкин, уроженец деревни Миндово Кинешемского уезда. Миндово – имение баронов Нольде, поэтому на них и повесили грех с крестьянскими девками… Парамоша – так сразу стал называть агента Поляков – запомнил несколько ходовых вичугских словечек. Когда сели чаевничать, выяснилось, что молодой человек не умеет прихлебывать из блюдечка. Иван Кондратьевич научил его пить чай вприкуску, вытирать рот ладонью и почтительно говорить со старшими. Он очень ответственно подошел к просьбе Лыкова: внимательно наблюдал за манерами «крестного» и разбирал их. Хозяин сделал множество ценных замечаний.
Гости остались на обед. К столу вышли жена и дочка Ивана Кондратьевича. Тот представил мужчин. Лыков сошел за делового партнера, а Валевачев впервые попробовал себя в роли Парамоши. Самое удивительное, что дочке он понравился! Настасья Ивановна любезничала с ним, как ни с кем другим доселе, рассказал потом за сигарами промышленник. И шутя погрозил «крестному» кулаком:
– Смотри, Парамон, в зятья не возьму!
Через сутки Лыков получил ответ на свой запрос, причем не из Петербурга, а из Варшавы. Лятур оказался известен тамошнему сыскному отделению. Он был врачом Института нравственного исправления детей в селе Мокотов. И разрешил наказать провинившегося воспитанника, не заметив у того порока сердца. Подросток умер под розгами, и эскулапу пришлось оставить должность. Сколько же жизней на совести этого человека?
Шишка, или Никифор Бардыгин, тоже имел отношение к исправительному заведению. Он служил там экзекутором и был уволен вместе с Лятуром. Видимо, эта парочка шла по жизни вместе.
Лятура однажды допрашивала Варшавская сыскная полиция по подозрению в реализации поддельных банковских билетов! Но он сумел выкрутиться. Горячо, горячо… И конечно, Альфред Осипович происходил от приказчика галантерейного магазина, полуфранцуза-полуполяка. И аристократическую приставку «де» присвоил себе незаконно, уже в Москве. Здесь он не сразу вышел в люди. Несколько лет Лятур вел врачебную практику и одновременно подрабатывал биржевым зайцем[60]. На бирже попался на глаза Ивану Пименовичу, услужил ему в каком-то деле и через это стал банкиром. Возможно, оформление акта о естественной смерти старшего Кречетова и есть та услуга… А теперь полуграмотный докторишка сделался О-Бэ-Пэ.
