Борис Акунин - Алмазная колесница. Том 2

Ознакомительная версия.

Он встал рядом, плечом к плечу, и стало ясно, зачем понадобилось раздевание.

Мало того, что вице-консул возвышался над соседом на целую голову, так ещё и его кожа сияла явно неяпонской белизной.

– Крестьяне почти голые, – сказал Суга. – Вы будете торчать над полем и сверкать, как заснеженная гора Фудзи.

– Всё равно, – твёрдо заявил титулярный советник. – Я должен быть в ударной г-группе.

Больше его убеждать не стали. Полицейские сгрудились вокруг своего начальника, переговариваясь вполголоса. Потом седоусый громко выкрикнул: «Кусо! Умано кусо!»

Расхохотавшись, вице-интендант хлопнул его по плечу.

– Что он с-сказал?

Сирота пожал плечами:

– Комиссар Иваока сказал: «Навоз. Конский навоз».

– Это он про меня? – вспыхнул Эраст Петрович. – Скажите ему, что в таком с-случае он…

– Нет-нет, как вы могли подумать! – перебил письмоводитель, прислушиваясь к разговору. – Тут другое… Инспектор Асагава спрашивает, как быть с вашим ростом. Крестьяне не бывают такими дырдами. Я правильно сказал это слово?

– Правильно, правильно.

Фандорин с подозрением следил за действиями комиссара Иваоки. Тот отделился от группы, снял белую перчатку и зачерпнул пригоршню навоза.

– Господин Сасаки из отдела особо важных преступлений говорит, что вы настоящий кирин, но это ничего, потому что крестьяне все равно никогда не распрямляются.

– Кто-кто я?

– Кирин – это такой мифический зверь. Как жирафа.

– А-а…

Седоусый подошёл, слегка поклонился и шлёпнул кусок навоза прямо на белую грудь российского дипломата. Тот так и обомлел.

– Ну вот, – перевёл Сирота. – Теперь вы уже непохожи на заснеженную вершину Фудзи.

Комиссар Иваока разамазывал по животу Эраста Петровича жёлто-коричневую дурно пахнущую массу.

Фандорин морщился, но терпел.

Оказывается, к зловонию привыкнуть можно. Запах навоза перестал терзать обоняние титулярного советника довольно скоро. Гораздо хуже были мухи. Привлечённые аппетитным ароматом, они слетелись на бедного Фандорина со всего японского архипелага или, по меньшей мере, со всей префектуры Канагава. Сначала он пробовал их отгонять, потом перестал, потому что машущий руками крестьянин мог привлечь к себе внимание. Стиснув зубы, молча сносил тошнотворное щекотание множества зелёных тварей, деловито ползавших по спине, груди, лицу.

Скрюченный дипломат медленно двигался по колено в воде, выдёргивая какую-то растительность. Никто не удосужился объяснить ему, как выглядят сорняки, поэтому, скорее всего, он расправлялся с ростками риса, однако обливающегося потом чиновника это тревожило меньше всего. Он ненавидел и рис, и заливное земледелие, и собственное упрямство, обеспечившее ему участие в ударной группе.

Вторым членом группы был инициатор навозного помазания седоусый Иваока. Правда, пышных, браво подкрученных усов у комиссара уже не было – сбрил перед началом операции, чтобы больше походить на крестьянина. Эрасту Петровичу свои отстоять удалось, но их размочили и спустили по углам рта двумя сосульками. Это было единственное, что сейчас утешало титулярного советника, – во всех прочих отношениях Иваока устроился куда лучше.

Во-первых, им совершенно не интересовались мухи, которым вполне хватало пахучего Эраста Петровича. Во-вторых, по чавкающей грязи комиссар передвигался без видимых усилий, да и прополка ему, похоже, была не в тягость – он то и дело останавливался и отдыхал, поджидая отставшего напарника. А самую большую зависть у Фандорина вызывал большой белый веер, которым запасся предусмотрительный японец. Дорого бы сейчас заплатил титулярный советник, чтобы хоть изредка обдать лицо движением воздуха, сдуть с него проклятых насекомых.

В соломенной шляпе, опущенной чуть не до подбородка, были проделаны две дырки, чтобы наблюдать за храмом, не поднимая головы. Двести шагов, отделявших холм от края поля, оба «крестьянина» преодолели часа за полтора. Теперь топтались в нескольких саженях от суши, но ближе ни-ни, чтобы не переполошился дозорный. И так, поди, глаз с них не спускает. Повернулись и так, и сяк – пусть убедится, что люди они мирные, безобидные, оружие им прятать негде.

Группа поддержки, из шести переодетых (а вернее, раздетых) полицейских, держалась на отдалении. Ещё одна работала с другой стороны, отсюда не видно.

Вице-интендант всё не появлялся, и Фандорин забеспокоился – сумеет ли разогнуться, когда наконец наступит время действовать? Осторожно помял рукой поясницу – та отозвалась ломотой.

Вдруг Иваока, не поднимая головы, тихонько зацыкал.

Началось!

По дорожке к храму шли двое: впереди степенно шествовал синтоистский жрец-каннуси в чёрном одеянии и колпаке, за ним семенила храмовая прислужница-мико в белом кимоно и алых шароварах, по сторонам её набелённого лица свисали длинные прямые волосы. Она споткнулась, уронила какую-то миску, грациозно опустилась на корточки. Потом побежала догонять жреца, по-девичьи нескладно вихляя бёдрами. Фандорин поневоле улыбнулся – ай да Асагава, какие актёрские способности!

Перед лестницей каннуси остановился, окунул в миску веничек, стал махать им во все стороны, что-то напевая – это Суга приступил к обряду очищения. Усы у вице-интенданта, как и у Фандорина, свисали книзу, а кроме того, к подбородку его превосходительства ещё и приклеили длинную седую бородёнку.

Комиссар шепнул:

– Go!

Дозорный наверняка смотрит только на нежданного гостя, ему сейчас не до крестьян.

Стараясь не шлёпать по воде, Эраст Петрович двинулся к холму. Четверть минуты спустя оба уже были в зарослях бамбука. По лодыжкам титулярного советника стекала жидкая грязь.

Иваока поднимался по склону первым. Сделает несколько бесшумных шагов, прислушается, потом машет напарнику – давай, мол, можно.

Так, глядя в широкую, мускулистую спину комиссара, Фандорин и добрался до вершины.

Залегли под кустом, стали осматриваться.

Точку Иваока рассчитал идеально – отсюда было видно и святилище, и каменную лестницу, по которой медленно поднимались две фигуры, чёрная и бело-красная. На каждой ступеньке Суга останавливался, махал своим веничком. Его гнусавый напев постепенно приближался.

Наверху, под священными воротами, дожидался Сэмуси. Он был в одной набедренной повязке – надо полагать, чтоб продемонстрировать своё уродство – и униженно кланялся до земли.

Изображает убогого калеку, нашедшего пристанище в заброшенном храме, догадался Фандорин. Хочет разжалобить священника.

А что остальные?

Вот они, голубчики.

Сацумцы спрятались за святилищем – Суге и Асагаве с лестницы не разглядеть, а отсюда, из кустов было отлично видно.

В какой-нибудь дюжине шагов от комиссара и титулярного советника стояли, вжавшись в стену, трое мужчин в лёгких кимоно. Один, с подвязанной левой рукой, осторожно выглядывал за угол, двое остальных не спускали глаз с сухорукого.

У всех троих мечи, отметил Фандорин. Где-то раздобыли новые. А огнестрельного оружия не видно.

Сухорукому на вид было хорошо за сорок – в приклеенной к темени косичке просвечивала седина. Двое других – совсем молодые парни.

Вот «жрец» заметил бродягу. Перестал распевать заклинания, прокричал что-то сердитое, стал быстро подниматься. «Мико» поспевала за ним.

Горбун плюхнулся на коленки, уткнулся лбом в землю. Отлично – легче будет взять.

Комиссар, похоже, был того же мнения. Тронул Фандорина за плечо: пора!

Сунув руку под набедренную повязку, Эраст Петрович потянул тонкую верёвку, обмотанную вокруг пояса. Быстро намотал её с кисти на локоть, большую петлю оставил висеть.

Иваока понимающе кивнул, показал пальцами: сухорукий – твой, остальные двое мои. Это было разумно. Если уж брать живьём, то, конечно, главного.

«А где твоё-то оружие?» – тоже жестом спросил Фандорин.

Комиссар сначала не понял. Потом, коротко улыбнувшись, протянул веер. Оказалось, что веер не бумажный и не картонный, а стальной, с остро наточенными краями.

«Подожди, я первый», – велел Иваока.

Беззвучно переместился вдоль кустов, обходя сацумцев сзади.

Вот он появился у них за спиной: лицо сосредоточено, колени полусогнуты, ноги бесшумно переступают по земле.

Самураи его не видели и не слышали – смотрели только в затылок своему старшему, а тот наблюдал за происходящим на лестнице.

Суга лицедействовал вовсю: орал, размахивал руками, даже пару раз стукнул «бродягу» веничком по загривку. «Мико» стояла чуть сбоку от Горбуна, скромно потупив взор.

Эраст Петрович приподнялся, начал раскачивать аркан.

Ещё секунда – и начнётся.

Иваока свалит одного, схватится со вторым. Услышав шум, Суга с Асагавой скрутят горбатого. Дело титулярного советника – метко набросить петлю да потуже затянуть. Фокус при известной сноровке нехитрый, а сноровка у Эраста Петровича имелась: за многомесячное сидение в турецком плену от скуки и безделья напрактиковался. Сработано будет чисто.

Ознакомительная версия.