между прочим, тоже… девчонку, как ты говоришь, убили.
Не обращая внимания на истерику фотографа, сыщик взял первую попавшуюся подушку и принялся ее осматривать. Через какое-то время то же самое повторил со второй.
Едва они с Антоном оказались в коридоре, тот взял Стаса за локоть и развернул к себе:
– На фига тебе сдались эти подушки?! Что ты из себя корчишь? И так человек еле держится, а ты…
Стас легко перехватил его руку и заломил назад так, что бородатый заскрипел зубами.
– Зато теперь я точно знаю, что ее придушили не подушкой, а руками. На подушках нет следов губной помады. А помада, возможно, на руках убийцы. На твоих нет, случайно?
В этот момент снизу, из гостиной, раздался истошный крик Милы:
– Отпусти его, гад! Ему же больно!
Стасу ничего не оставалось, как повиноваться, легонько пнув хозяина дачи под зад:
– Жену благодари! Борец за справедливость, блин! У тебя жену пока не убили, слава богу.
Поглаживая плечо, Антон выпрямился:
– Вместо того чтоб руки заламывать, лучше бы сходил за носилками в подвал, я пока Милке накапаю что-нибудь, она не в себе.
Стиснув зубы, сыщик кивнул:
– Хорошо. Это дельная мысль. Мы отнесем тело Жанны в сарай.
Стас даже обрадовался поручению – требовалось чем-то физически себя занять, чтоб не находиться один на один со своими невеселыми мыслями.
На новогодней даче третий труп!!! Подумать только, с какой изощренностью беззащитную женщину лишили жизни! Сначала задушили… Потом вздернули на шведской стенке. Неслыханно!
В одном Антон был прав – чтобы так повесить полную Жанну, надо обладать недюжинной силой. У пьяного Макса ее точно не было.
А у трезвого? А у двойника? Каким же надо быть садистом, чтобы такое провернуть?! Ему бы в концлагере работать, выдумывать разные изощренные способы убийства – цены бы не было!
Взглянув на дверь, из которой они только что вышли с Антоном, Стас подумал, что самостоятельно труп из петли вынимать они не имели никакого права. Следовало хотя бы сфотографировать сначала его на шведской стенке. Но Лёвик был в шоковом состоянии, да и пленки в фотоаппарате, насколько помнил Стас, не было.
Замерев на пороге подвала, он вспомнил, что и труп Валентины они не сфотографировали по причине шокового состояния самого сыщика.
Стас махнул в сердцах рукой: ему что, больше всех надо?!
Самым странным было то, что все убитые – женщины! Это не укладывалось в голове.
Три мертвые бывшие одноклассницы
Часы показывали без четверти пять, когда Стас кое-как выбрался с носилками из подвального мрака на свет и услышал разговор хозяев дачи, доносившийся с кухни. Дверь была прикрыта неплотно.
– Стас ее и повесил, точно, я чувствую, – выговаривала Мила мужу. – Это ведь удобно, сыщик вне подозрения! Кто на него подумает? Может ходить где угодно, совать нос во что угодно. Я забыла спрятать телефонную книгу, он ее пролистал… Вычитал всё, что ему надо. В чужом грязном белье ковыряется.
– На фига это ему Жанку убивать? Никак в толк не возьму.
– Уж не знаю зачем, – Мила сделала ударение на последнем слове, – а только он последний, кто поднимался наверх, если пьяного Макса не считать. Он журналиста довел до кровати, уложил, потом зашел к Жанке и… Там двери-то рядом. У него силенок хватит ее вздернуть, он спортсмен.
– Как он успел за две минуты и задушить, и повесить на стенку?!
– А когда вы в шахматы играли, – продолжала скороговоркой Мила, – он то и дело на второй этаж пялился, я видела. Как бы контролируя, чтобы в комнату покойницы никто не зашел. Теперь-то я понимаю, почему он туда посматривал!
Стас решил прервать поток ненужной информации, распахнув дверь в кухню.
– Если бы мне надо было, я бы выбрал для убийства другой способ, – громко сообщил он, глядя в округлившиеся от испуга глаза хозяйки дачи. – Вырубил бы ударом ребра ладони по сонной артерии, а потом бы легко придушил подушкой. Кстати, подушки у вас большие, мягкие, такими удобно убивать.
Антон подхватил жену, которая от услышанного закачалась.
– Не слушай ее, Стас. Она не в себе. От увиденного у кого угодно может быть… смятение чувств. Сам понимаешь.
– Не волнуйся, я всё понимаю, тем более что Мила осталась единственной женщиной среди нас, четырех мужиков. От такого у кого угодно психика поедет. – С этими словами сыщик придвинул табурет, чтобы хозяин дачи посадил на него свою супругу. – Мила, я знаю, не может мне простить телефонной книги, которую я без спроса взял полистать. Но это было необходимо для расследования. Я почерпнул оттуда массу ценной информации. О которой вы, кстати, молчите.
– И правда, нашей амбарной книги нет. – Антон бросил взгляд на журнальный столик. – А я и не заметил. Какая досада!
Увидев носилки, Лёвик замахал руками, загораживая свою мертвую жену:
– Не трогайте ее! Кто вы такие, чтобы ее трогать? Я запрещаю!
– Да, мы никто, – согласился с ним Антон. – Но есть такое слово – надо. Ибо живым – живое, а усопшим, сам понимаешь…
Пока перекладывали Жанну с кровати на носилки, фотограф не находил себе места, курсируя по комнате из угла в угол. При этом он что-то неразборчивое шептал себе под нос. Продвигаясь кое-как с носилками в проем двери, Стас увидел, как Лёвик ничком упал на кровать, где только что лежала убитая, и зашелся в рыданиях.
В сарае, увидев трех мертвых одноклассниц рядом, Стас на короткое время потерял способность мыслить и принимать какие-то решения. Словно ненадолго перенесся в другое измерение. В голове зазвучали голоса школьниц, перед глазами поплыли неповторимые моменты школьной жизни.
Вот тоненькая, как тростиночка, Лена в белом фартуке стоит у доски, выводит мелом одну строчку за другой, периодически стирает тряпкой написанное и снова пишет. Вот Жанна на колхозном поле вываливает из ведра картошку в огромный мешок. И мешок, и Жанна чем-то похожи друг на друга. Вот Валентина на выпускном балу идет через весь зал, чтобы пригласить его на белый танец. Вся такая легкая, воздушная, в потрясающем розовом платье с огромным бантом на плече. Было ли всё это в жизни? Теперь уж точно не повторится. Никогда!
Отчего-то вспомнились слова Жанны о том, какой ужасный класс был показан в фильме «Чучело». Не то, что наш 10-й «Б».
Да уж, дружный, дальше некуда.
«Жанночка, милая, там хотя бы все остались живы к концу фильма! А в нашем дружном 10-м «Б» – тихий ужас вперемешку с кошмаром. Одно убийство за другим, и одно изощреннее другого.
