души! Вместе с американцем в салон вошла неприметная молодая женщина в платочке. Автобус был наполовину пуст. Беллингтон рассчитался за проезд советскими дензнаками, пристроился у окна недалеко от водителя, уставился в окно. По губам шпиона скользила невнятная улыбка.
Женщина в платочке села сзади, через ряд. Достала книжку из простенькой сумки. У водителя работало радио «Маяк», автобус монотонно подбрасывало на ухабах. Это усыпляло. Беллингтон задремал, не стирая с губ загадочной улыбки.
В Речице водитель сделал еще несколько остановок. Люди выходили и заходили. Беллингтон вышел на автостанции, на конечной. Посмотрел по сторонам и направился к кассе. Купил билет до Гомеля – рейс уходил через тридцать минут. Затем посетил привокзальный буфет, отстоял небольшую очередь. Дородная продавщица смерила подозрительным взглядом странную фигуру, осталась недовольна. Но нацедила из конусовидной емкости стакан сока, выдала покупателю два беляша. Беллингтон пристроился за дальним столиком, ел жадно, глотал нежеваное. Насытился, срыгнул, допил остатки сока. На всякий случай осмотрелся, покинул буфет.
Прошелся по примыкающей к автостанции улочке, снова проверился, зашел в телефонную будку. В куче мелочи нашлась двухкопеечная монета. Он набрал по памяти номер, дождался, пока ответят. Невзрачная женщина в платочке, оказалась рядом и случайно слышала часть разговора. Внешность барышни была настолько неприметной, что все, в том числе Беллингтон, не обратили на нее никакого внимания.
Он говорил по-английски, но девушка понимала, потому что окончила филологический факультет МГУ и заочное отделение иняза.
– Меня отпустили, – сказал Беллингтон. – У нашего друга проблемы, но он готов в ближайшие два дня сделать очередную пересылку. С вами свяжутся. Лично я уезжаю, передаю эстафету.
Когда он повесил трубку, девушка уже отошла на приличное расстояние.
Американец посмотрел на часы – еще оставалось время. Он медленно пошел к автостанции. Девушка воспользовалась тем же автоматом, набрала номер и лаконично отчиталась.
– Вас понял, Екатерина Матвеевна, – отозвались на другом конце. – Купите билет и сопровождайте объект до Гомеля. Нужно убедиться, что он действительно выходит из игры.
– Принято, – девушка повесила трубку и направилась к кассам.
Майор Кольцов пребывал в ступоре. Что означали слова американца «наш друг готов в ближайшие два дня сделать очередную пересылку»? Понятно, что они означали, двусмысленности в этом вопросе не было, но как? «Крот» загнан в угол, должен сидеть, как мышонок, а не осложнять себе жизнь передачей новой порции материалов. Однако он намерен это сделать! Каким образом?
Голова пухла, майор метался по пустому кабинету. Выезд из части перекрыт (а если кто и выезжает, то подвергается досмотру – пусть унизительному, но необходимому), периметр под наблюдением. Обученные люди следят за четверкой подозреваемых. Каждый их нехарактерный шаг будет зафиксирован. Командировок в ближайшие дни не будет – вагоны и караул можно не досматривать. Лазейку из батальона в сторону Володарки заделали – возмущенные старослужащие готовы писать петицию в Международный суд по правам человека. Хрен им, а не дешевый деревенский портвейн…
Что же задумал «крот»?!
Дельные мысли в голову не приходили. Согласно поступившим данным, четверо подозреваемых находились на технической территории и выполняли свои прямые служебные обязанности. Понедельник – день тяжелый и ответственный. Следовало усилить наблюдение в свободное от службы время.
А если «крот» не из этой четверки? Ведь убедительных доказательств этого нет – одна только интуиция. Но все равно все лазейки перекрыты, мышь не проскочит. Караул на КПП усилен, солдаты бдят, вряд ли допустят инцидент, подобный позавчерашнему, – когда преступник пытался вырваться из части…
Коллективный разум в этот день не работал. Мозги отказали у всех сразу. Швец и Вишневский пожимали плечами, высказывали банальные версии, от которых майор давно отказался. Их «некомпетентные» физиономии уже бесили! В мире столько профессий, но нет, эти люди пошли работать в КГБ!
День прошел в пустых хлопотах и черных мыслях. Ничего не происходило. Невозможность достичь результата приводила в бешенство.
Фигуранты вернулись домой после работы, весь вечер просидели в своих квартирах. Ночью тоже их не покидали, утром встали, поехали на службу. Поступали доклады: ведут себя штатно, подозрительных телодвижений не совершают. И если «крот» не передал свои сведения вчера, то сделает это сегодня…
Подчиненные перебирали личные дела фигурантов, надеясь отыскать что-то новое (ну да, между строк напишут). Игнатов вспомнил, что, кроме ублажения группы из Москвы, у него есть и другие дела – и пропал. От бесцельных хождений по коридорам штаба уже тошнило.
Михаил вышел на улицу, сделал пеший кружок по жилому городку, зашел в магазин за сигаретами. Полезные мысли отсутствовали. Михаил вернулся к штабу, сел в «уазик». Предстояло сделать круг почета… и ни с чем вернуться на исходную.
Через пять минут он подъехал к КПП, вышел. «Народ и армия едины!» – гласил выцветший плакат на караулке. К его физиономии здесь стали привыкать, документы не спрашивали. Солдаты с автоматами скучали, их было непривычно много.
Майор поднялся в караулку, поговорил с начкаром. Тот недавно проснулся (использовал свои законные четыре часа), пил чай из алюминиевой кружки. За прошедшие двадцать четыре часа граждане и товарищи часть не покидали. Исключение – подъехала извне машина «скорой помощи», забрали в городскую больницу прапорщика Комиссарова, у которого критически подскочило давление. Местные врачи оказались бессильны. Вещей у прапорщика не было, да и не до того ему было, чтобы везти какие-то шпионские материалы.
Задержанные Гнатюк и Вакулович до дальнейших распоряжений сидели на гауптвахте. Распоряжения не поступали, начкар нервничал. Кольцов «успокоил»: все в порядке, ситуация неуставная, чрезвычайная.
Он медленно ехал по дороге в направлении технической территории. Посетил места, где уже бывал: автобазу, склад ГСМ. Ж/д площадка сегодня не работала, ворота на замке, «бронепоезд» – на запасном пути. Постоял напротив узла связи, покурил. Интуиция не просыпалась. Двинулся дальше.
В тупике, у ворот технической территории, стояли пустые автобусы. Время неурочное – никто между работой и городком не мотался.
В ворота батальона въехали друг за дружкой два «УАЗа», окрашенные в защитные цвета. Вытянулся дежурный с красной повязкой на рукаве, лихо отдал честь. Машины въехали внутрь, закрылись ворота. Видимо, прибыло важное начальство.
Внезапно потянуло в батальон – с чего бы это? Везде уже побывал, а вот в батальоне давно не отмечался.
Кольцов вышел из машины, пересек дорогу и оказался на проходной с документами в развернутом виде. Физиономия у сержанта за стеклом была постной. Он просмотрел документы, нерешительно кивнул, потом замялся.
– А вам точно туда надо, товарищ майор? – он сделал странное лицо. – Может, подумаете?
– Не понял, – нахмурился Михаил.
– Ладно, я вас предупредил, – дежурный по КПП небрежно отдал честь.
Все прояснилось через несколько шагов. По подъездной дорожке у штаба батальона метался какой-то колобок в мундире полковника – с широкой физиономией и маленькими свирепыми глазками. Перед ним навытяжку стоял дежурный по части с перепуганным лицом – мускулистый, на голову выше полковника, способный вбить его в асфальт одним ударом кулака.
– Это безобразие! – ревел начальник штаба части полковник Колпаков. – Обленились, страх потеряли! А ну, чтобы через пять минут все эти долбаные офицеры и прапорщики стояли перед гребаным деревом под названием каштан! – полковник выстрелил коротким пальцем в роскошное дерево у входа.
Дежурный побледнел, умчался оповещать личный состав.
Михаил попятился обратно на КПП. Лучше переждать стихийное бедствие. Заметут под общую гребенку – доказывай потом, что ты не верблюд…
Дежурный по КПП криво ухмыльнулся:
– А я вас предупреждал.
– Да, ты прав, сержант, посижу пока у тебя, не возражаешь? – Михаил вошел в будку, присел на крытую армейским одеялом кушетку.
– Конечно, товарищ майор, будьте как дома. – Дежурный, явно старослужащий, спрятал в кулак смешок, выглянул на улицу. Его товарищ мялся снаружи, не испытывая желания оказаться в замкнутом помещении.
– И часто у вас такое, сержант?
– Случается, товарищ майор, – военный вздохнул. – Чтобы служба медом не казалась. Полковник Колпаков снова встал не с той ноги. Угодить ему невозможно, всегда найдет, к чему придраться. Нас, солдат срочной службы, практически не трогает, а вот офицерский состав просто обожает. Ловит всех, кто попадется. Может нарядом вне очереди наградить, на офицерскую гауптвахту отправить. В прошлом месяце так наорал на майора Жарова, что у человека сердечный приступ случился. В принципе, откачали, но до сих пор лечится. А товарища полковника это даже и не тронуло, только проворчал, мол, что за дохлый народ пошел…
Снаружи что-то происходило. Ревел громкоговоритель, доносились истеричные выкрики. Потом громкость убавили, но выходить все равно не хотелось.
– Распекает офицерский состав, – сержант прислушался. – Накрутит наших командиров, те из себя выйдут – и на нас, простых людях,
