Ознакомительная версия.
— Так, как?
— Вот, Парабеллум я бы взял. Можно?
— А почему нет? — пожал Кошко могучими плечами, — Парабеллум, так Парабеллум. Ну, и переодеться, конечно, нужно. В эдаком-то виде, вас, Бог знает, за кого примут. При вашей новой должности невместно, знаете ли.
— Да, кто спорит? — удивился Стас, — Только, вот, наши деньги тут не в ходу, а ваших у меня, сами понимаете, нет.
— Позвольте полюбопытствовать.
Он взял протянутую двадцатипятирублёвку, внимательно её осмотрел, потёр лоб, — вот этот профиль мне, воля ваша, кого-то напоминает.
— Ну, да, — ухмыльнулся Стас, — сейчас-то он, пожалуй, что, в розыске. Владимир Ильич Ульянов — Ленин, основатель первого в мире государства рабочих и крестьян.
— Основатель государства? — брезгливо покривил губы Кошко, — Адвокатишка этот, социалист?
— Вот, потому они вас и сожрали, — безжалостно сказал опер, — что не принимали вы их всерьёз. Они с вами либеральничать не будут. Ладно, не ко времени эта тема, потом расскажу со всеми подробностями. Про сон дня на три забудете, ручаюсь.
Через два часа старший лейтенант милиции Сизов, а ныне чиновник для особых поручений при главе Российского сыска, входил в кабинет Кошко. На сей раз он был одет в серый двубортный костюм из шерстяной ткани. Одежда, в принципе, не слишком-то отличалась от той, к которой он привык. За исключением, разве, что, котелка. Но в эти годы появляться на улице без головного убора было, решительно, не принято.
В кармане лежала солидная пачка денег и документ, удостоверяющий, что Сизов Станислав Юрьевич вам не абы кто, а о-го-го. И, как завершающий штрих его нового положения, новенький Парабеллум, привычно засунутый за ремень брюк.
— Проходите, Аркадий Францевич вас ожидает, — сообщил адъютант.
— Благодарю вас, Сергей Иванович, — вежливо отозвался Стас, открывая двери.
Уже на самом пороге он быстро глянул через плечо и поймал взгляд, полный неприязни. Да, не любит его адъютант, это, и к бабке не ходи. Хотя, с чего бы, кажется. Или он всех не любит, кто к шефу его слишком близко приближается?
— Ну, вот, совсем другое дело, — приветствовал его статский советник, — сейчас подадут машину. Поужинаем в поезде, время дорого.
Привокзальная площадь встретила их звонкими воплями мальчишек продающих газеты, что лихо лавировали меж публики, криками бойких лоточников предлагавших горячие, с пылу, с жару пирожки да бублики.
На перроне всё было чинно — звонок колокола, отметившего прибытие состава, пыхтение паровоза, окутанного шипящим паром. И, никакой тебе суеты и нервозности при посадке в вагоны. Носильщики в фартуках таскали чемоданы, баулы и саквояжи отбывающих пассажиров под ленивым взглядом дежурного.
А перрон жил своей жизнью — грудной смех дамы в длинной накидке и галантный поклон провожавшего её офицера. Весёлый щебет малышей, что, под присмотром тощей maman и дородной няньки проследовали в соседний вагон. Чопорный немец важен и невозмутим, а следом семенит «колобок» в котелке и при монокле. На него насмешливо поглядывают молодые офицеры и весёло смеются, полные молодости и юношеской бесшабашности. Ага! Сделали стойку на миловидную девицу. М-да, ничто не ново в этом мире!
Звякнул первый удар в колокол и провожающие покинули вагоны. На второй удар, паровоз ответил свистком и запыхтел, выбрасывая в небо клубы дыма. Поезд вздрогнул, дёрнулся и, сдвинувшись с места, стал набирать ход. Стас, думая о своём, провожал взглядом уплывающий перрон. Заглянувший в дверь кондуктор вежливо поинтересовался: не изволят ли господа откушать чаю или предпочитают пройти в ресторан? Однозначно, здесь обслуживание пассажиров на должном уровне — это вам не брезгливо — хамский сервис из его времени.
Он постепенно вникал в жизнь этой России и ловил себя на мысли, что ему искренне жаль её терять — такую. За окном вагона проплывала чёрная, как чернила, ночь с редкими огоньками полустанков.
— Поверьте, Станислав, — вздохнул Кошко, добавляя по чуть-чуть коньяка в стаканы с чаем, — я, ведь, старый сыщик, битый-перебитый. То, что вы мне правду говорите, я и так вижу.
— Не могу понять — продолжал он, — как так случиться могло, что Государь, вообще, с этой, прости, Господи, швалью, в переговоры вступал? В девятьсот пятом всех этих робеспьеров один Семёновский полк разогнал, как ветер осенние листья. Где же лейб-гвардия была? Только не говорите, что и они измене предались.
— Не предались, — грустно покачал головой Стас, — сгинули в Пинских болотах. Он их сам туда направил. Вот так-то, Аркадий Францевич.
Этому диалогу предшествовал долгий рассказ. Стас, щадя сыщика, провёл экскурс в отечественную историю. Правда, про самые крайние моменты — про сажание священников на кол и прочее средневековье — он, пожалев нервы собеседника, слишком-то не распространялся. Кошко за глаза хватило и того, что он услышал. Про разгул терроризма он и так был в курсе. Про русско-германскую войну тоже слушал спокойно. Рассказ про расстрел царской семьи заставил статского советника стиснуть зубы, только желваки заходили на скулах.
Опер, глядя на неподдельное замешательство статского советника, уже стал задумываться — во зло или во благо его появление здесь? Юношеским максимализмом он, давно уже, не страдал. И про бабочку Рея Бредбери помнил хорошо. А, также, куда ведёт дорога, вымощенная благими намерениями. Одно он понимал прекрасно — полного понимания ситуации от здешних он не добьётся. Монархисты будут верны царю, вне зависимости от того, во зло или во благо это обернётся России. Революционерам, также, вынь да положь свержение самодержавия, и никаких гвоздей. А потом друг за друга примутся, как пауки в банке.
Интересно, чиновник для особых поручений — достаточно большая «шишка» для того, чтобы начать свою игру? Да, нет, — мысленно одёрнул он сам себя, — с ума сошёл, что ли? Дешевле между Сциллой и Харибдой втиснуться. Там, и то, шансов больше. Да, что там, если, уж, говорить о шансах, их у него, как у мышки меж двух жерновов.
— Ладно, коллега, — зевнул Кошко, — давайте спать, пожалуй. В Киев только завтра вечером прибудем. Государь через пять-шесть дней, только, приедет. Так, что, время, я думаю, у нас есть. Да, как вам здешние удобства? У вас-то, поди, прогресс шагнул так далеко, что нам, тёмным, и не снилось.
— Как вам сказать, — уклончиво ответил Стас, — я же в генеральских вагонах не ездил. В простых, само собой, такой роскоши нет. Но поезда, конечно, быстрее ходят. Спокойной ночи, Ваше Высокопревосходительство.
_Он, понемногу, начал врастать в эту новую старую жизнь._
1 Стас не оговорился, именно так написано в материалах уголовного дела. Дело в том, что примерно до 30-х готов XX века слова «пистолет» и «револьвер» были полноправными синонимами.
Поезд прибыл в Киев, когда уже начало смеркаться. Путешественники вышли на перрон. Правда, было ещё достаточно светло, и фонари не горели.
Когда они вышли на привокзальную площадь, к ним лихо подкатила пролётка.
— Куда изволите, господа?
Стас оглянулся на Аркадия Францевича — он и в прежней жизни в Киеве никогда не был.
— На Фундуклеевскую, в «Эрмитаж», — небрежно бросил тот, усаживаясь на сиденье.
— А что, извозчик не знает, на какой улице гостиница? — тихонько хмыкнул Стас.
— Чтобы кругами не катал, как приезжих, — отмахнулся Кошко, думая о чём-то своём.
Оказывается, трюки таксистов родились до появления собственно такси, как такового. Вот уж, воистину, ничто не ново под Луной.
Поняв, что статскому советнику не до него, Сизов откинулся на мягкое сиденье, с интересом разглядывая улицы, по которым их вёз извозчик. Они не слишком-то напоминали те старые хроники, которые ему приходилось видеть. Может, дело в том, что чёрно-белые фильмы с неестественно спешащими персонажами, мало напоминали вот эти улицы с живыми и спокойно идущими по своим делам людьми. Скорее, это походило на изображение из художественного фильма. Строго говоря, эти улицы, что называется, глаз не цепляли — всё обыденно, разве что, прохожие одеты чуть иначе, да разные там пролётки и кареты вместо автомашин.
Они вышли возле гостиницы «Эрмитаж», никем не встречаемые, и прошли внутрь. В огромном холле, за стойкой скучал портье. При их появлении он мгновенно сбросил с себя сонную одурь и уставился на вошедших с величайшим вниманием.
— Номер на двоих, — бросил Кошко, небрежным жестом подавая паспорт.
Стас подал свой, мельком отметив, что паспорт сыщика выписан на имя мещанина Фадеева Ивана Петровича. По-видимому, и здесь хватало интриг между службами. Если так, задача их усложняется на порядок — вряд ли глава здешней жандармерии примет их с распростёртыми объятиями и будет обсуждать с ними свою агентуру.
Ознакомительная версия.
