стратег всех тайных операций НКВД. Вот теперь можете проявить ваши визуально-диагностические способности…
Мистер Фитцрой достал два новых снимка.
— Фриновский у нас есть только в профиль, неважного качества, и то удача. Русские помешаны на секретности… Ну, кто из этих красавцев вам больше нравится? — осведомился мистер Фитцрой, тоже глядя на фигурантов. — Советский бульдог или японский лис?
— Оба нравятся, — медленно сказала мисс Ларр, задумчиво потирая лоб. Там, ровно посередине, была родинка, похожая на индийский бинди, «третий глаз». — Это очень разные люди, но у них есть общая черта: они не признают правил и ни перед чем не останавливаются. И русская, и японская версии должны быть расследованы.
— Вы, естественно, будете вести какую-то одну. Вторую мы поручим агентству «Пинкертон». Оцените, что в первую очередь мы обратились к вашей фирме. Уверен, впрочем, что вы выберете Москву, раз у вас контакт с кем-то из руководителей НКВД. Как я уже сказал, сенатор Торнтон не запомнил имени, лишь что это какой-то высокий чин. Пожалуйста, мисс Ларр, расскажите про вашего русского как можно подробнее. Всё, до мельчайших деталей. Я знаю по опыту нашего сотрудничества, что у вас феноменальная память.
— Своей фамилии он не назвал. То, что это высокий чин, — мое предположение, но я в подобных вещах не ошибаюсь. Человека, который привык отдавать приказы, всегда видно.
Мэри подумала: например, вы, мистер Селдом, — из отдающих приказы, а Фитцрой — из выполняющих, даже если не знать, кто из вас на какой должности.
— Тем более прошу не упускать мелочей, — сдвинул брови младший из ее собеседников, кажется недовольный, что заместитель министра вмешивается в дела не его компетенции. — Я два года, с тридцать третьего до тридцать пятого, проработал в нашем московском посольстве. В моей картотеке — весь высший состав НКВД. Я опознаю ваш контакт по приметам.
«В моей картотеке»? Теперь понятно, где именно работает Фитцрой. Управление информации Госдепа — дипломатическая разведка. Они собирают данные, иногда вербуют агентов влияния, но для проведения активных операций непригодны. Однако главную причину, по которой вы, господа, обратились со своей проблемой в частное агентство, не названа, сказала себе Мэри. Если исполнитель наломает дров или попадется, скандал тоже будет частным. Не межгосударственным. Вам не придется оправдываться перед президентом и устраивать пресс-конференции. И писать ноты протеста по поводу гибели государственного служащего. Потому что ни русские, ни японцы того, кто к ним попался, живым не выпустят.
Лицо мисс Ларр при этом оставалось неподвижным, но взгляд сделался рассеянным, даже несколько сонным.
— Если вы хотите, чтобы я вспомнила всё до мельчайших подробностей, придется минуту подождать, — сказала она, коснувшись пальцем родинки на лбу и, будто в задумчивости, делая легкие вращательные движения.
Эта практика позволяла вызывать из глубинной памяти визуальные картины. Мэри не вспоминала, а видела, даже заново проживала сцены из прошлого, со всеми звуками и запахами. Индийское наименование медитации было длинным и квохтающим. Сама Мэри называла это «включить кино».
Согласно Учению, в каждом человеке есть энергетическая сердцевина — некая физическая точка, через которую можно получить доступ к потаенным ресурсам духа. Китайцы называют ее «Дантянь». Трудность в том, что находиться эта замочная скважина может где угодно и обнаруживать ее, а также добывать ключ умеют очень немногие — те, у кого есть дар и опыт. В свое время Мэри провела три месяца в ашраме на священной горе Кайлас и многому там научилась. Например — «включать кино». Искать заветную точку, правда, не понадобилось — она была прямо на виду, посреди лба. Всегда, с самого раннего детства, Мэри ощущала, что это место — особенное. Да и Е.Б. сказала: «Девочка, у которой на лбу всё написано».
Проблема, однако, была в том, что при массировании родинки по часовой стрелке иногда включалось не то «кино», которое заказываешь. Что-то может сбить, и в проектор попадает не та пленка.
Так произошло и сейчас. Воспоминание о Е.Б. вытянуло из глубинной памяти совсем другой эпизод. На сорок лет раньше, чем нужно.
Мэри не вспоминала, она просто переместилась в Лондон.
Май 1891 года. Ей шестнадцатый год. Она служит в цирке. Номер называется «Малютка-арифмометр». Любой человек из публики может попросить девочку в детском платьице, с трогательными косичками, перемножить трехзначные числа. Дитя немедленно отвечает хрустальным голоском, клоун подсчитывает столбиком на большой черной доске. Ответ правильный, все хлопают.
Беда в том, что Мэри долго отставала по физическому развитию от своего возраста, но за последние полгода вымахала на четыре дюйма и продолжает расти. Пропадает вся изюминка. Кого может поразить подросток, умеющий делать калькуляции в уме? Директор мистер Доггерти сказал: еще один дюйм, и я перевожу тебя в уборщицы.
Нью-йоркский «Гранд-сёркус» приехал на гастроли в Англию. Поставил шатер в Риджент-парке, на территории зоопарка. Лондонцы приходят в зверинец поглазеть на жирафа, похохотать над обезьянами, а в цирк — поглазеть на ковбоев с индейцами и на «Малютку-арифмометр».
Всё очень плохо, но у Мэри есть План. У нее всегда есть План, в любой ситуации.
Ее единственный друг, индеец Ревущий Бык (вообще-то еврей из Бруклина), обучает девочку новому амплуа. «У тебя твердая рука, крепкие нервы и ледяной глаз, — сказал Ревущий Бык. — Научись метко стрелять, и я возьму тебя в шоу».
Мэри купила духовой револьвер и каждую свободную минуту тренируется. Сегодня она запаслась грецкими орехами, любимым лакомством. Условие себе поставила такое: нужно подбросить орех и расколоть его пулькой. Тогда можно съесть. Промазала — стреляй снова.
Мэри упражнялась до глубокой ночи. Слопала два фунта — аж подташнивает.
Решила прогуляться, подышать воздухом. А заодно отработать стрельбу в темноте.
Она всегда любила ночь. Все спят, никто не докучает.
Первые пять лет жизни, когда Мэри еще была Марусей и жила в России, она провела в полусне. Ничего из той поры не помнила, совсем. Будто действительно проспала. А потом вдруг проснулась. И первое, что увидела — одутловатое пучеглазое лицо с яростным взглядом, всверливавшимся прямо в душу. Мать рассказывала, что пятилетней ее водили к знаменитому медиуму госпоже Блаватской, и та пробудила сознание странного ребенка. Маруся заговорила, стала обычной девочкой. Ну, может быть, не вполне обычной, но по крайней мере не сомнамбулой.
Должно быть, за те пять лет Мэри выспалась на всю последующую жизнь. Во всяком случае, никогда потом не спала ночь напролет, как другие. Засыпала — глухо, без сновидений — несколько раз в день, максимум на четверть часа, и всё, для отдыха
