— А всё из-за вас, дорогой Андрей Данилович. Не хотел же идти. Как чувствовал. Бренчал бы себе сейчас на рояле или лежал бы с книгой у камина. А уж глупость-то ваша и вовсе непростительна: я же просил вас Ростоцкого найти, а не сестрицам убитой всё выкладывать. В итоге — у меня от криков до сих пор в ушах звенит. Это вы нарочно, что ли? — Дибич заметил, что Нальянов вовсе не рассержен, скорее благодушен.
— Вы вроде бы называли меня Андрэ, — не обращая внимания на упрёки, напомнил Дибич, — А где Анна и Лиза?
— Не люблю фамильярности, Андрэ, но если не возражаете… — Нальянов улыбнулся ему теперь почти дружески, — а барышень к доктору увели, в больницу, что при церкви.
К ним подошёл что-то изучавший у тела полицейский. Дибич отметил скуластое, умное и очень тонкое лицо, чем-то удивительно напоминавшее борзую. Сходство довершал взгляд быстрых и внимательных глаз странного серо-карего цвета.
— А время вы не запомнили, Юлиан Витольдович? — голос незнакомца был подобострастен и мягок. Дибич понял, что тот знает, что говорит с сыном тайного советника полиции.
Нальянов отозвался спокойно, кивком подтвердив предположение полицейского.
— На берег я вынес труп в шесть двадцать восемь, доплыл до тела минут за пять, обратно плыл медленнее, прикинем минут семь-восемь, итого, с моста она упала около шести с четвертью. — Он напрягся, — да, шесть на церкви пробило, Вениамин Осипович, когда мы с господином Дибичем с моста спускались. Дождь как раз только начался. Чтобы до берёз дойти, нужно минут пять, но мы шли медленно. Ещё минут пять мы дождь пережидали. Стало быть, да, время — пятнадцать минут седьмого. — Нальянов сел на бревно и снова хлебнул коньяку.
— Но ведь это не время убийства, — Дибич теперь размышлял почти спокойно. — Убийца, а это любой случайный прохожий, мог задушить жертву и раньше. Я вообще не понимаю, зачем он её в воду сбросил, тело куда проще было в кустах спрятать, — он закусил губу.
Юлиан хмыкнул. Вельчевский резко повернул к нему голову.
— Это не так?
— Увы. Это сделал тот, кто был на пикнике. — Нальянов не интриговал полицейского, тут же пояснив, — Ростоцкий был с собакой. Та могла учуять покойницу и привести к убийце. Случайный убийца точно под куст бы сунул, а этот знал о собаке. А на воде след не возьмёшь.
Взгляд полицейского просветлел: искать среди узкого круга людей было проще. Нальянов походя представил Дибичу Вениамина Вельчевского, и последний обратился к Андрею Даниловичу с вопросом, как всё произошло? Тот не затруднился с рассказом, но поправил Нальянова.
— Мне показалось, что Юлиан Витольдович до тела доплыл быстрее, минуты за три…
В эту минуту появился бледный Ростоцкий. Он на глазах постарел и ссутулился, около тела Анастасии замер, было заметно, что его знобит. Нальянов предложил ему остатки коньяка, но старик, похоже, даже не услышал его.
— Когда это случилось?
Вельчевский ответил, что тело сбросили с моста около шести с четвертью. Ростоцкий уставился невидящими глазами на тело девушки и странно двигал губами, словно что-то пережёвывал.
— Шесть с четвертью? А сейчас сколько?
Дибич вынул часы. Время приближалось к восьми.
— Кто, после того, как мы с Андреем Даниловичем ушли, оставался в Сильвии? — поинтересовался Нальянов.
— Анюта, служанка моя, с корзиной суетилась, да Аннушка всё гитару рассматривала. Павлик ушёл на реку, Аристарх — за хворостом, Серёжа в лавку побежал, Леонид с невестой гуляли где-то, Лариошу я не видел, девочки тоже погулять пошли. А Настенька… Она же первая ушла… — старик горестно развёл руками. — Потом Лизанька подошла.
— Соберите там всех, кто был, — попросил Вельчевский, и старик потрусил к ставшему заметным меж деревьев костру.
Темнота, усугублённая ненастьем, сгущалась. Тело сфотографировали, сверкнув магниевыми вспышками, и, уложив на носилки, прикрыли простыней и унесли.
— Вы уверены, что убийца там, на пикнике? — Дибич внимательно вгляделся в безмятежного Нальянова. Тот не проявлял ни малейшего интереса к убийству, не спуская глаз с речной глади.
Нальянов пожал плечами.
— В случайного бродягу верится с трудом, публика тут чистая, за отребьем следят, людей немного, каждый дачник на виду. Это не Питер, здесь не затеряешься.
— Но приезжие…
— Здесь нет дешёвых комнат по пятнадцать рублей за сезон, — лениво растолковал Нальянов, — тут и за сотню дачу не снимешь. Цены от восьмисот до тысячи. Мне знакомый адвокат жаловался, что с его окладом пятьсот рублей в Павловске и Петергофе делать нечего.
— Значит, вы уверены…
— Да нет, случайный человек не исключён, но если мышь пропала в гадюшнике, глупо подозревать кошек с соседнего двора, — он смолк, потом зевнул. — Я не думаю, что Вельчевский задержит нас, мы, благодаря друг другу, вне подозрений, а в сговоре нас не заподозришь. Завтра он навестит меня, а сейчас я хотел бы принять горячую ванну. На девять мучеников Кизических я ещё никогда не купался. — Нальянов поёжился, потом неожиданно рассмеялся, — кстати, через пару дней, по древним поверьям, Вальпургиева ночь.
Дибич почувствовал, как в душе закипает раздражение. Нальянов даже не трудился изображать нечто приличное случаю, и это откровенное безразличие заставило Андрея Даниловича снова сыграть ва-банк.
— Хочется надеяться, что в результате разбирательства не всплывут некоторые «случайные» обстоятельства, — с улыбкой проговорил он. — Например, не выяснится, что вы были раньше знакомы с мадемуазель Шевандиной.
— А если и выяснится? — рассмеялся Нальянов, — что с того? Я её не убивал, дорогой Андрэ, и вы тому — первый и надежнейший свидетель.
Дибич скрипнул зубами от злости: Нальянова было не пронять.
— Свидетель чему? — тонко улыбнулся он. — Вы вытащили на моих глазах упавшее в воду тело. Но девица могла ненароком упасть в реку, а вот вы, когда плыли с ней к берегу, могли сцепить руки у неё на шее, — Дибич ни на минуту не верил этой гипотезе, она казалась ему бредовой, просто желание сбить спесь с Нальянова пересиливало всё остальное.
Нальянов блеснул глазами и расхохотался.
— А неплохая версия, между прочим, — он несколько секунд трясся от смеха, чуть не давясь им. — Да только есть одно обстоятельство, дорогой Андрэ, которое сводит это дивное предположение к нелепости.
К ним торопливо подошёл Вельчевский.
— Девушек можно исключить. Над жертвой, похоже, надругались, значит, это мужчина.
Нальянов кивнул так, словно ни минуты в этом не сомневался.
— Вениамин Осипович, если понадоблюсь — я буду у тёти. Господин Дибич живёт у меня.
Тот кивнул головой и снова исчез. Дибич в задумчивости закусил губу. Нальянов же издевательски сощурился.
— Как видите, дорогой Андрэ, ваша сказочная версия треснула и расползлась по швам. Как всякий мужчина, я ношу при себе орудие насилия, но если вы не готовы предположить, что я за время, обозначенное вами как «три минуты», успел на плаву осквернить девицу, или, что ещё остроумнее, — он снова расхохотался, — что я обесчестил уже остывший труп на берегу, то придётся предположить, что нужно искать кого-то другого. — Он поднялся, всё ещё смеясь, — ладно, я к тёте.
— Вы действительно собираетесь домой? — Дибич не верил ушам.
Нальянов кивнул.
— Говорю же, мне нужна ванна. Посмотрите, что с волосами… — Волосы Нальянова были взъерошены, но ничего особенного Дибич не заметил. — Вельчевский меня там найдёт.
— Вы… вы не хотите помочь? Ведь девушка погибла. Вы даже не хотите расспросить их?
— И что я узнаю из расспросов? — поднял брови Нальянов. — Убийца прибежит и покается мне, рыдая в жилетку? Я вообще редко прибегаю к этому крайне сомнительному способу узнать истину. А сейчас мне нужна ванна.
— Это цинично.
Нальянов утомлённо вздохнул.
— Андрэ, мы с вами не расставались ни на минуту, и благодаря этой счастливой случайности оба вне подозрений. Кто это сделал — мне неведомо. А желание после ледяного купания принять горячую ванну — естественно. Я замёрз и устал. На вашем месте я бы сделал то же самое. У тёти на даче — пять ванных комнат. Пойдёмте.
Дибич не обиделся насмешливому тону Нальянова, но тут в голове его медленно проступило недоумение: почему Нальянов назвал компанию на пикнике — гадюшником? Он был раньше знаком с Деветилевичем и Левашовым, знал Харитонова и Лаврентия Гейзенберга, с Осоргиными его познакомил он сам: с Леонидом — в поезде, а с Сергеем — уже здесь, у Ростоцкого. Девиц же, кроме Климентьевой, Нальянов, видимо, не знал вовсе. Почему же?
— А почему вы сказали про «гадюшник», Юлиан?
Нальянов посмотрел на Дибича взглядом сумрачным и высокомерным. Потом усмехнулся.
— А как же, Андрэ, логика? Взгляните на факты, затем порассуждайте. Чего же вы?
