— Я лично прослежу за этим, мой фюрер.
— Вам вашего нынешнего звания бригаденфюрера СС будет достаточно для этого или вас повысить?
— Вполне достаточно.
— Хорошо. Когда вы хотите провести ваш обряд?
— Как только мне удастся убедить всех участников и как только будет ясно, что война Германией проиграна.
— Значит, вы еще не потеряли веры в нашу победу? — оживился Гитлер, с надеждой глянув на собеседника.
— Нет, мой фюрер! — придав голосу как можно больше убедительности, отозвался Сахиб.
Гитлер встал. Глаза его разгорелись фанатичным огнем.
— Мы остановим красную заразу на наших границах! — запальчиво выкрикнул он. Однако тут же, потемнев лицом, добавил: — Каким образом вы намерены переправить Еву… эту новую Еву в Антарктиду? Вы собираетесь наладить коридоры на границах с Советами?
— В далекой Сибири, куда мы планируем к нужному времени переселить Еву, есть подобный коридор, прямиком связанный с Новой Швабией…
— Поясните, я пока что не верю в сказки, — перебил Сахиба Гитлер.
— Извините, это вовсе не сказки, мой фюрер. Есть такие места на земле, их всего несколько, в том числе в Антарктиде, на Бермудах и в Арктике, когда из одной точки пространства можно мгновенно попасть в другую. Такая же есть и в Сибири. Некоторые знающие люди называют такие коридоры мгновенных переходов иначе — червячными переходами.
— Да, Гиммлер мне уже говорил что-то об этом.
Гитлер, сцепив руки перед собой внизу живота, некоторое время покачивался с пятки на носок, потом смято бросил:
— Хорошо, действуйте по обстоятельства.
Сахиб принялся за еду.
Январь 1945 года. Берлин.
В темноте позднего вечера, «BMW» ехал медленно, лишь с одними габаритными огнями, объезжая воронки от первых бомбежек среди мертвого безмолвия безлюдного, с зашторенными окнами, заколдованного страхом города. Полицейские патрули, подсвечивающие себе фонариками, беспрепятственно пропустили автомобиль с номером, говорившем о том, что его хозяин не последний человек в служебной иерархии Третьего Рейха.
Служебная машина обергруппенфюрера СС Германа Фогеляйна, офицера связи между ставками Гитлера и Гиммлера, приближалась к району Шарлоттенбург, где находилась квартира генерала. Автомобиль вез двух пассажиров, одним из которых был Сахиб-лама, за которым, собственно, Герман и выслал свою машину. Именно в квартире Фогеляйна в 21–00, было решено Сахибом провести церемонию кармического обряда перерождения Евы и Германа. Такое решение было принято вскоре после Рождества, когда Сахибу стало окончательно ясно неизбежность поражения Гитлера во Второй Мировой войне.
Кроме главных персонажей — фройляйн Браун и Фогеляйна, являвшегося учеником Сахиба по мистической школе в Бургах, на церемонию были приглашены и еще два человека. Ими были друг Фогеляйна — Курт Цильке — один из совладельцев Швейцарского банка «Goldenen StandardBank», отделение которого имелось в Берлине, и лама-астролог Соднам Джамцхо — племянник Сахиба, который и был вторым пассажиром «BMW».
Оба они — и Сахиб и Соднам — были обряжены в черную эсэсовскую форме, без погон и знаков различий, и оба настолько похожи друг на друга, что различить их можно было, разве что, по возрасту: Сахиб выглядел на шестьдесят, Соднаму было трудно дать более тридцати — тридцати пяти лет.
— Дорогой племянник, — обратился Сахиб к своему визави, — надеюсь, наша церемония пройдет удачно.
— Да, дядя, — почтительно отозвался Соднам.
— Ты хорошо усвоил цель обряда?
— Да, дядя. Мне надлежит стать проводником возрожденной фройляйн Браун и довести ее путь до Новой Швабии.
— Главное, ты должен обеспечить в нужный момент ее вход в пространственно-временной переход в Новосибирске. Тебе придется подробно ознакомиться с этим сибирским городом и хорошо знать это место, — сказал Сахиб, проникновенно пытаясь в ночи заглянуть в глаза собеседнику. — Запомни, ты в этой миссии главный! Цильке лишь второе лицо, его задача проще — присмотреть за возрожденным Германом, помочь ему в трудные моменты в жизни. А новый Герман возродится именно в Новосибирске. Чуешь?
Соднам изумленно глянул на Сахиба и кивнул.
— Но Цильке никогда не будет знать о главной нашей цели — об истинной миссии возрожденной Евы, да и, вообще, о ней ничего, — добавил Сахиб-лама. — Фогеляйн, по моему настоянию, объяснил Курту только вторую часть предстоящей инициации. Впрочем, и сам Фогеляйн не знает полной истины.
— Да, дядя, — смиренно отозвался Соднам. — И, все-таки, меня берут сомнения…
— Какие, сын мой?
— Этот Курт Цильке… Обергруппенфюрер ведь не знает, что Цильке русский шпион?
— Да, сын мой, это так. Никто в Германии этого не знает, даже РСХА. Курт Цильке, Курт Цильке… Его настоящее имя Сергей Вершинин, на самом деле он резидент советской разведки и пребывает в Берлине, прежде всего, по роду своей этой скрытой деятельности. Причем, сам «Goldenen StandardBank» был основан в Швейцарии еще в 1933-ем году, как и его берлинское отделение. Другое дело, что никому неведомо, что банк этот был создан по указанию Москвы на деньги ОГПУ. А Цильке занимает в этом отделении должность начальника отдела внешних операций еще с весны 1941-го года. То есть, еще до того, как немцы начали войну с Россией. Так что Курт здесь вполне легален и пребывает вне всяких подозрений на тот случай, если бы им вдруг заинтересовалось РСХА. Такое легальное положение позволяло ему встречаться со многими высокопоставленными чинами Рейха, многих из которых банк снабжал льготными кредитами, делал представительские подарки и прочее, разумеется, с определенными целями, которые касалась интересующей русских информации.
Соднам повернул голову к окну. Встречный ветер бросал на него брызги дождя вперемежку с мокрым снегом, голые деревья и кусты трепал мокрый ветер.
— Как Цильке оказался вблизи Фогеляйна? — помолчав, спросил он Сахиба.
— Цильке завербовал Фогеляйна еще в сорок третьем, используя его страсть к роскоши и лошадям. Он подарил ему редкой стати и красоты коня — ахателкинца, и они даже сдружились. А однажды Герман представил его самому рейхсфюреру Гиммлеру, знакомство с которым хоть и стоило банку приличных денег, но зато придало Цильке солидный вес в определенных кругах Третьего Рейха. Таким образом, несмотря на тайную связь, Курт с Германом мог встречаться открыто, никто ничего заподозрить не мог. А многие данные, которые он передал русским в обмен на безопасность для себя и Евы после завершения войны, существенно приблизили ее конец. С другой стороны, пойти на сближение с Цильке Фогеляйна подвигло беспокойство, что они с Евой могут погибнуть в этой войне, ибо Ева колебалась — остаться ли ей до конца с фюрером или использовать возможность бежать с Германом в СССР.
— Но можно ли ему доверять, дядя?
— Сын мой, нам без разницы на кого работает Цильке. Он просто необходим нам для дела… нашего дела, — сделал ударение на последних словах Сахиб-лама. — И он очень удобно живет, его семья в Новосибирске, куда он вернется после войны. Ты понимаешь, о чем я?
— Теперь — да, дядя, — смиренно ответил молодой лама.
— Кстати, именно я рекомендовал Фогеляйну включить Цильке в церемонию кармического обряда.
Соднам повернулся и посмотрел на своего патрона с преклонением. Тот не заметил взгляда племянника и открыл лежащий у него на коленях, корф. Порывшись там, он убедился, что некий прибор, напоминающий короткую подзорную трубу, не забыт им. Именно через него Высшие Учителя из Тибета, чью волю он исполнял, будут наблюдать за предстоящей церемонией.
ГЛАВА 19
КАРМИЧЕСКИЙ ОБРЯД ВОЗРОЖДЕНИЯ
Первым, минут за пятнадцать до начала церемонии, в гости к обергруппенфюреру СС Герману Фогеляйну явился Курт Цильке. Фогеляйн был один, в черном фраке и белой рубашке, повязанной бабочкой, чисто выбритый и напомаженный, словно собрался на мероприятие рангом не ниже собственной свадьбы. Русые его волосы были зачесаны гладко назад и блестели бриолином, а, обычно, холодные, серые глаза источали тепло.
— Заходи и располагайся, как дома, — радушно встретил его Герман в прихожей. — Кофе? У меня натуральный, бразильский, не эрзац. Или, может быть, пунш?
Курт снял черную велюровую шляпу и кожаный плащ, оставшись в сером, в жилочку, добротном, шерстяном английском костюме, и задержался у зеркала. Он слегка поправил рукой темные, густые волосы на голове, провел рукой по чисто выбритому лицу, коснувшись тяжелого подбородка и тонко очерченных бледных губ. С неудовольствием отметил недавно появившиеся морщинки на краешках темно-синих, усталых глаз.
— Пожалуй, от бокальчика с холодрыги не откажусь, — пожав Герману руку, отозвался он.
