– Значит, ее кто-то там закрыл, – легкомысленно предположила Николь.
– Кто, привидение? – не без сарказма отозвался журналист. – Непохоже, что это дело рук того рабочего.
– Привидение, призрак – кто угодно, – Николь оставила бокал в покое и уютно устроилась на плече у Себастьена, прикрыв глаза. – Налейте мне еще, а?
Журналист махнул рукой.
– Нет, я все-таки вернусь туда и поговорю с этим мужчиной. Может, он уже пришел в себя.
– Брось, не ходи, – протянула Жюли. – Я бы даже за деньги не согласилась снова спуститься в тот подвал.
– В подвал мне и не нужно. Я ненадолго, – он чмокнул ее в висок. – А ты обязательно поешь, – и он погрозил ей пальцем.
– Лучше выпью еще абсента, – состроила гримаску Жюли.
* * *
Несмотря на холодный ветер, который задувал сквозь рассохшиеся окна заведения «Зеленый стакан», Жан-Луи Морель то и дело оттягивал удушающе плотный ворот рубашки, а затем, не выдержав, расстегнул верхнюю пуговицу. Часы на противоположной стене отставали, но даже они давно пробили полдень, и финансовый управляющий заметно нервничал. Он поковырял остатки запеченной картошки с луком – невероятно, как такое простое блюдо здесь умудрились превратить в отвратительного вида холодное бесформенное месиво, – и с раздражением отодвинул тарелку. Никогда не жаловавшийся на отсутствие аппетита, он вот уже несколько дней не мог смотреть на еду без тошноты, и даже наполовину опустошенный стакан вермута не успокоил его нервы.
Входная дверь со скрипом открылась, и на пороге появился человек неопределенного возраста и столь же неопределенной внешности: среднего роста, немного сутулый, в коротком сером плаще и длинном шарфе болотного цвета. Он быстро огляделся по сторонам, потом приблизился к Морелю стремительной походкой и уселся напротив. Шляпу и шарф он кинул рядом с собой на стул и, не успев еще ничего сказать, зажег сигарету. Морель никогда не видел Кера без сигареты в углу рта: говорил ли он, ел или пил, она была его неизменным спутником. Его тонкий рот был изогнут в вечной ухмылке, но зеленые глаза смотрели серьезно и пристально, проникали в душу и выворачивали ее наизнанку – после такого взгляда хотелось поскорее вымыться.
– Морель, рад тебя видеть! – Он энергично пожал протянутую Жаном-Луи руку. Вежливое обращение было у Кера не в почете, и он перешел на «ты» еще во время их первой сделки, разом отбросив вежливые манеры и перейдя к панибратскому тону.
Тот коротко кивнул.
– Необычное место, – заметил Кер, аккуратно смахнув со стола крошки, которые остались там, видимо, еще со вчерашнего вечера, как и липкие следы вина, и небольшая горка пепла. – И время.
– Дело не терпит отлагательств, – Морель еще раз огляделся, хоть прекрасно знал, что они здесь одни.
«Зеленый стакан» давно уже перестал быть местом сборища богемы и иностранцев. Кафе находилось на окраине района Монпарнас, где по вечерам кипела жизнь, художники создавали и предавали забвению новые течения, вино лилось рекой, а эмигранты из Англии, России и Польши могли почувствовать себя как дома. Но до «Зеленого стакана» докатывались лишь отголоски бурной жизни с улиц Тэте и Эдгар, и не в последнюю очередь поэтому Морель решил назначить встречу именно здесь. По крайней мере вероятность встретить знакомые лица была невысока.
– Именно поэтому ты позвонил мне посреди ночи? – Кер усмехнулся.
– Документы готовы?
Собеседник финансиста молча достал запечатанный белый конверт без каких-либо надписей.
– Здесь оба паспорта, – Кер осекся. – Но тебе понадобится только один.
Морель снова поправил воротник, чувствуя, как дрожат руки.
– Итак, тебя теперь будут звать Шарль Непье, – он разорвал конверт и протянул ему книжечку в зеленой обложке.
Морель поспешно пролистал ее. Надписи на трех языках гласили, что Шарль Непье родился в Пети-Ланси под Женевой в тысяча восемьсот семьдесят восьмом году и является гражданином Швейцарии. Он поспешно убрал паспорт во внутренний карман и с некоторым облегчением выдохнул.
– Когда поезд?
– Когда мы закончим, – Кер отбросил окурок щелчком пальца и тут же достал из позолоченного портсигара новую сигарету. – Я еще не перевел все деньги, и к тому же если ты хочешь тот особняк на Женевском озере из каталога, то на него объявлен аукцион, а это, знаешь ли…
– К черту аукцион, я поживу в отеле. Мы дождемся премьеры и после нее переведем остатки средств на мой счет, – Морель задумчиво пробарабанил пальцами по столу. – Я бы поехал и сейчас…
– Куда так спешить?
– У меня нехорошее предчувствие.
Кер фыркнул.
– Я плачу тебе достаточно, чтобы ты делал то, что тебе говорю! – вдруг выкрикнул Морель, и его голос приумножился, отразившись от пустых стен «Зеленого стакана». – Ты получишь десять тысяч франков, когда все завершится, этого достаточно, чтобы молча выполнять мои распоряжения.
Его собеседник пожал плечами и широко улыбнулся.
– Будет сделано! Я просто не думал, что Париж так тебе опостылел.
– Я должен вырваться отсюда, иначе… – Он плотно сжал губы.
– Ты едешь один?
– А кого мне следовало бы взять с собой? Жену?
– Да, прости. Они ничего не узнают до самого отъезда. И… я сочувствую по поводу Марианны, это было неожиданно.
Финансист пристально посмотрел на Кера своими острыми, как булавки, глазами, и тот отметил, что у Мореля на лбу проступили капельки пота.
– Да, неожиданно. Я не могу думать о том, что произошло и каким образом. Потому что стоит только задуматься, как в голову лезет чертова куча невозможных деталей… – Он нахмурил брови и потряс головой. – Бред!
– Уверен, что Марианну быстро затмят швейцарские красотки… хотя я слышал, что все их бабы страшны как смерть. Придется утешаться воспоминаниями, – Кер выпустил струйку дыма и подмигнул.
– Никаких воспоминаний. Я не могу смотреть на ее вещи, духи, драгоценности…
– Марианна смогла добиться от тебя бриллиантов?
– Вот еще, – Морель криво усмехнулся. – Бриллианты я дарил только жене.
– Зато теперь ей будет чем оплатить твои долги перед театром, – его собеседник усмехнулся. – Неплохо ты почистил театр и обдурил этого вашего… как там его?
– Тиссеран. – Имя директора театра прозвучало неожиданно громко в повисшей тишине. Театр Семи Муз находился за много километров отсюда, но Морелю почему-то показалось, что его услышали. – Нет, он ничего не знает. Он не лезет в управление финансами, иначе бы давно заметил расхождения.
– Артисты! – Кер повел бровью. – Они все такие. Не будешь скучать по театру?
– Театр давно устарел, туда ходят одни старики. И он меня порядком измотал, – вздохнул Морель. – Но хватит об этом, – добавил он строго. – Синематограф более выгоден в плане инвестиций, и я уже нашел одну подходящую студию в Женеве, куда я мог бы вложиться и не прогореть.
– Будет сделано в лучшем виде, – Кер подцепил шляпу и ловким движением надвинул ее на брови.
Еще долго после того, как за Кером закрылась дверь кафе, Морель сидел за своим столом, уставившись в одну точку. А потом заказал еще вермута.
Ювелир низко склонился над стойкой магазина, глядя сквозь лупу, в которой причудливо преломлялись продолговатые перламутрово-розовые опалы. Ни одной царапины – Марианна носила их предельно аккуратно, хранила в бархатной коробочке и даже протирала, – но ювелир пытался найти любые мелочи, к которым можно было бы придраться и снизить цену. Вслед за опалами на прилавок легло еще несколько комплектов драгоценностей, не слишком изысканных, но дорогих хотя бы из-за веса золота. Мужчина, который так легко расставался с ними, выглядел взволнованно, а серый цвет лица и круги под глазами говорили о нескольких бессонных ночах.
– Вы уверены, что хотите их продать, а не заложить?
Мужчина нетерпеливо постучал костяшками пальцев по стеклу:
– Продать.
Ювелир за тридцать лет работы повидал всякое, и этот посетитель, явившийся к нему в магазин сразу после открытия, удивления не вызвал. Скорее всего, проигрался за ночь – такое случалось нередко. Видно, что не бедный, оттого и сумму, должно быть, прогулял не маленькую. Торговец хмыкнул себе в усы и отсчитал хрустящие купюры с несколькими нулями. Все равно он продаст эти драгоценности куда дороже – они совсем новые, пару раз надеванные. Мужчина не глядя сунул деньги в портмоне и скрылся за дверью.
Морель полагал, что отлично знает Шестнадцатый округ. Он переехал сюда со своей молодой женой более пятнадцати лет назад: тогда она казалась ему прекраснейшей из смертных, он сам еще был полон сил и идей, работал в администрации Комеди Франсэз и понятия не имел, как сложится его жизнь. Но сейчас, блуждая по пустым улицам между спокойными, сонными особняками, он новым взглядом смотрел на привычный ему мирок. Было утро. В это время он обычно брал такси и ехал в Театр Семи Муз, но в последнее время ему не хотелось там появляться. Нет, он вовсе не собирался отказываться от исполнения своих прямых обязанностей – особенно сейчас, когда до премьеры оставались считаные дни, вся труппа стояла на ушах, а Кер готовился перевести финальную сумму с активов. Однако, сам того не замечая, он откладывал свое появление на пороге театра, где его ждали бессмысленные совещания, сбивчивые доклады Пьера, насмешливые комментарии Дежардена и холодный, оценивающий взгляд Тиссерана. Морель передернул плечами: на улице было сыро и промозгло, и его до самого позвоночника пронимал холод.
