напугал. И сам, небось, струхнул – чуть не словил пулю в лоб.
– Я? Ни за что! Меня ведун отшептал. В Коломне дед-шишкоед живет. Отваром из еловых шишек гостей потчует, в угоду здоровью, за то и прозвище дали. Не слыхал? Ну, как же, знаменитый целитель. Ворожит маленько, не без этого. Прочел заклятие, чтобы меня не сгубили ружье, нож и дубина. Тебе, барин, тоже не помешает съездить к нему. Хочешь, чичас свезу? Нет? Эй, эй! А лампион тебе на кой?
Мармеладов снял фонарь с крючка на задке коляски, проверил уровень масла и поджег фитилек.
– В башне темно, – пояснил он.
Извозчик робко пошел следом, отставая на пару шагов. Мало ли кто из темной арки может выскочить.
Догадка подтвердилась на первой же ступеньке: поверх следов сыщика красовалась отметина чужого сапога. Сапожища! На каблуке уместились аж девять гвоздиков, набитых крестом.
– Пока я осматривал подвал, стрелок проскользнул наверх. Пару минут раньше или позже – встретились бы на этом самом месте. А так разминулись.
– Оно и к лучшему, – Ефим поставил свою ногу в отпечаток гигантской подошвы, сравнил и вздрогнул. – А с чего этот черный человек в тебя пулял? Неужто ты отыскал нечто ценное?
– Глаза разбегаются, не могу выбрать, что ценнее, – Мармеладов обвел рукой оружейную каморку, в которую они поднялись, – разбитое ружье или помятая…
Он осекся.
Кирасы нигде не было. Сыщик обошел по периметру, освещая углы. Высунулся из пролома по пояс, сбежал по лестнице вниз, нырнул в пожухлые заросли – не туда ли выбросили загадочный доспех? – но ничего не нашел.
– Унес! Забрал из-под носа. Я глупец, Ефимка. Мое расследование напоминает тот мост, – он указал рукой в сторону холмов. – Есть улики, я их как бревна связал мысленно и засыпал сверху догадками. В основание вбил гвоздь. Вроде крепко держится, можно перейти реку сомнений. Но открываются дополнительные факты, течение приносит новые бревна, а я их не замечаю. Ищу доказательства того, что старая конструкция идеальна…
– Не надо больше про мост, – поморщился извозчик. – Меня еще та, утрешняя баба притомила – мост, мост. Нет у тебя никаких бревен. По соломинке ходишь тонюсенькой. Прежде следствием занимался из досужего интереса, головоломки разгадывал. А чичас на кону твоя жизнь. Проиграть нельзя…
Многозначительную паузу вспороли выстрелы. Первый хрустнул, словно орех в дверном косяке, коротко и хрипло. Через пару секунд раздался второй – помощнее, с долгим сердитым эхом.
– Это за рощей. Туда убийца побежал! – Мармеладов запрыгнул в коляску. – Поехали!
Быстряков насупился.
– Сам разорялся, что глупо гоняться за вооруженным бандитом с голой…
– Не вовремя ты струхнул, заговоренный.
– Я-то да, а про тебя не уверен. Вот что, барин. Пойми меня правильно и давай-ка наперед рассчитаемся, а то не ровен час…
Он постучал по кнутовищу, трижды сплюнул за плечо, но деньги забрал с заметным облегчением. Причмокнул губами и скомандовал: «Но-о-о, мертвы-ы-ыя!»
Обогнули рощу – частый осинник, в котором нет-нет, мелькнет притягательная белизна березки, – и выехали на широкий луг. Зеленый простор будто плыл. Молодой и игривый ветер гнал волны по некошеным травам, но вскоре утыкался в отвесную стену леса. Качнувшись от огорчения, устремлялся в другую сторону, и уже на противоположном краю застывал у реки. А над этой чудной картиной покачивались облака – легкие, ажурные, пропитанные лазоревой громадой неба. Ветер-дедушка чинно и медленно, как мажордом на подносе, уносил их к западу, слегка покачивая верхушками дубов на озорство внука.
Из леса вышел старик. Борода окладистая, белая. Одет в незамысловатый кафтан, но по осанке, по властному взгляд вмиг установишь: хозяин здешних мест. С охоты возвращается. Три бекаса привязаны к патронташу, а на плече сумка, плотно набитая дупелями. У ног нервно мечется собака с крапчатыми боками, английский сеттер. А в руках у помещика двустволка.
– Не ваш ли сотоварищ меня убить пытался? – грозно спросил он.
– Убить? – переспросил сыщик.
– Здоровенный бугай навстречу выскочил – глаза бешеные, ружьем размахивает. Вопрошаю: «Ты откуда такой взялся?» А он молча палит в меня. С десяти шагов! Промазал, не иначе Господь уберег. У меня последние два патрона с дробью заряжены были, выстрелил дуплетом…
Бородач сообразил, что сболтнул лишнего, опустил бесполезное ружье и потянулся к рукоятке ножа, заткнутого за пояс. Извозчик углядел движение и поспешил успокоить.
– Полноте, добрый человек! Он чичас и в барина моего стрелял, – Быстряков достал из-под сиденья цилиндр и высунул палец в дырку. – Чуть не угробил!
Мармеладов подивился – успел ведь пострел шляпу с земли подобрать. Охотник заметно расслабился.
– Значит, мы оба сегодня были на волосок от смерти, но уцелели. Сдается мне, это прекрасный повод… Постойте-ка, если этот олух дважды промазал, то кто же он? Я полагал, из браконьеров. У нас в округе такие водятся. Да только среди них негодных стрелков не бывает.
– А позвольте и нам взглянуть на тело? – сыщик нарочито зевнул, стараясь скрыть заинтересованность. – Может, заметим какую деталь, по ней личность и установим.
– Пойдемте!
Помещик свернул на незаметную тропинку. Собака рванулась вперед, вглубь леса, азартно лая. Мармеладов готов был бежать за ней, но приходилось подстраиваться к шагу провожатого.
– Хочу вас заранее предупредить: зрелище не для слабых желудков. Два заряда дроби лицо покойника разворотили в кровавую кашу. Я накрыл… Да вот, собственно…
Из-под черного плаща торчали сапоги с крестами на каблуках. Сомнений нет, тот самый убийца. Но как понять – кто он, откуда взялся и по чьему наущению действовал? Сыщик сделал глубокий вдох и приподнял тяжелую, пропитавшуюся кровью, ткань. Это как пытаться опознать Йорика по голому черепу. Без подсказок могильщика не узнаешь. В карманах тоже пусто. Горсть патронов и пара монет не в счет: в них нет ни капли индивидуальности. Опознанию эти вещи не помогут. Единственная зацепка – обувь. Модная, явно пошита на заказ. Не удивительно, с такой огромной лапой готовых башмаков не достать. Но, поди угадай, он шил сапоги в Москве или в Петербурге? А может, в Твери, Бердянске, Кракове…
