– Присмотрелся и вижу: не из наших мест этот буруган, – белобрысый присел на корточки возле трупа. – Руки слишком нежные. У деревенских мужиков таких сызмальства не бывает. Городской хлыщ, потому и стреляет плохо. У нас любой птицу на лету…
Мармеладов изучил брюки покойника, пощупал его колени и ответил:
– Согласен. Убийца приехал сюда издалека.
– Приехал?
– На коне. Снаружи сапоги и штаны заляпаны грязью, а внутренняя часть чистая – так бывает, если скачешь верхом. Убийца выехал позже нас из Москвы и торопился догнать.
– Откуда знаешь, что торопился? – встрял лихач.
– Когда едешь медленно, грязь попадает на плащ, а этот забрызгался чуть не до пояса. Спешил, нахлестывал, плащ от быстрой скачки высоко развевался.
– Но где же конь? – спросил помещик.
– Недалеко. Этот тип к нему и спешил, когда вы повстречались на узкой тропинке.
– Чичас найдем, – хитро подмигнул Быстряков. – Надо к коляске вернуться.
Идею поддержали с воодушевлением: всем хотелось уйти подальше от мертвеца. Свою мрачную тайну он уже не откроет, а на солнечном лугу и дышится, и думается легче.
Кучер подошел к своим лошадкам и внезапно укусил одну из них за ухо. Она вскинула голову и громко, возмущенно, запричитала. Через секунду из-за дальних кустов донеслось тихое ржание.
– Вот и конь. Мигом приведу!
Скрылся в зарослях и вскоре вернулся, ведя в поводу невысокого гнедого жеребца. Тот упирался, тряс горбоносой башкой и норовил скакнуть в сторону. Ефим умело пресекал попытки к бегству. Нашептывал ласковым голосом: «ну-ну-ну, тише, дурашка» и прочие извозчичьи заклинания.
– Вот и конь, – повторил он восхищенно. – Резвый, наверное, зар-р-раза.
– Забирай себе в упряжку.
– Окстись, барин! Он норовистый, в пару ни с кем не пойдет. Да и жалко красавца на извозе укатывать. Это как графа в кружевном наряде заставить снопы вязать, наравне с мужиками.
Скакун и вправду выглядел настоящим аристократом: изящно-выгнутая шея, стройные ноги, длинный хвост. Пока кучер привязывал его поводья к задку пролетки, помещик подошел поближе и гладил пышную гриву.
– Нельзя ему тащить карету или борону. Такой красавец должен под седлом ходить!
– Вишь, зыркает алчно, – шепнул Быстряков, отводя сыщика в сторонку. – Оставим коня этому дядьке, а то он и нас, не ровен час, угробит, да браконьерами объявит. Знаю я их, дворянчиков из глубинки. На любую пакость способны, ироды.
И недоверчиво покосился на охотника. Тот тоже разглядывал, но больше Мармеладова, а точнее его испоганенную одежду.
– Приезжали на пепелище, – догадался он. – Да, знатный пожар бушевал. Насилу потушили, чуть три деревни не выгорели. С той стороны, за холмами – Красное село. Дурасовым принадлежит, родне вице-губернатора. А за этим лесом – река Городня петлю делает. Я прямо на берегу проживаю. Усадьба наша с давних лет в честь реки именуется. Отсюда и фамилия – Городницкий, а зовут меня Михаил Андреевич. Будем знакомы, господа!
Отрекомендовался и сыщик, представив заодно своего спутника. Потом спохватился:
– Чуть не забыл! Может, помните – у того типа была с собой железка смятая? Доспех старинный?
Помещик задумался.
– Вроде не было… Да, несомненно! Он ружье держал двумя руками. Видно, раньше успел спрятать в лесу или в реку бросил.
– Разыскать надо.
– Бесполезно, только время потеряете. Лучше поедем ко мне в имение, – оживился Городницкий. – Обещаю обед, каких вы и в моднейших ресторациях Москвы не найдете. Угощу знатно. Моя кухарка дупелей готовит отменно! Головы птицам не отрубает, спрячет под крыло, обернет листьями смородины, да и жарит на свином сальце. Едемте! Сами убедитесь, какие умопомрачительные вкусы раскроются в обыкновенной болотной птице.
Голодное урчание в животе и набежавшая слюна окончательно убедили Мармеладова.
– А тело оставим в лесу? – спросил извозчик.
– Что ему станется. Пожрут муравьи или дикий зверь обглодает чуток. Все одно в общей яме хоронить, с другими безымянными лиходеями. Пошлю егерей, живо управятся.
Сели в коляску. Пес улегся в ногах, положив морду на хозяйский сапог.
– Набегался, – помещик почесал сеттера и тот довольно засопел. – Мы уж с ним сегодня засветло вышли. Бекас – птица трепетная, вспархивает внезапно. Я их на взлете бью, а Яго приносит и прямо в руки отдает.
– Яго? – удивился сыщик.
– Собака англицкая, вот ихним именем и величаю. Из пьесы Шекспира.
– Персонаж этот, скорее, из гишпанцев. На наш манер – Яшка. Но меня поразило, что вы назвали доброго пса именем подлеца.
– Подлеца? – теперь изумился Городницкий. – Да как же? Яго был вернейшим другом своему полководцу.
– А-а-а, вы, наверное, не дочитали книгу даже до середины…
– В самую точку! Завяз после пятой страницы. Не люблю я эти интриги, весьма надуманные. Уважаю книги, писанные на трех языках – греческом, латинском и нашенском. А мысли французиков, британишек и прочей мошкары мне, извините, прямо выражусь, до calvus culum [95]!
– Чем же они вам не угодили?
– Воевал против них под Севастополем, с тех пор… Ты поезжай пока прямо, любезный, я скажу куда свернуть.
XXVII
Проехали пять верст, а может и семь, не угадаешь. Дорога извивается, словно змея в падучей. Но вот она, распрямив последний завиток, привела в имение. Белый дом в два этажа. Портик греческого стиля, на четырех колоннах. Аккуратные флигели по бокам. У входа большая клумба с красными цветами. Деревья в саду растут ровными рядами, вдоль широких аллей. Хозяйственные постройки также выстроились по линеечке – овин [96], ледник, конюшня, псарня. Очевидно, хозяин обожает четкие линии, а за малейший беспорядок устраивает разнос прислуге. Оттого и ходят они в светлых сарафанах и льняных рубахах, чтобы легче было заметить малейшее пятнышко или другую несуразность.
«Его, должно быть, раздражает мой грязный сюртук!» – ухмыльнулся про себя Мармеладов. Вслух ничего не сказал, но с радостью переоделся в халат с барского плеча –
