А?! Не просто красоту, саму энергию солнца умудряется запечатлеть. Я тепло от картины чувствую. Просыпаюсь и тянусь к ней.
– Вы и вправду видите одну лишь красоту? – спросил Мармеладов.
– А что же? – опешил помещик. – Что увидели вы?
– Страдания. Мальчик недавно потерял близкого человека – мать умерла от чахотки…
– Но от-ткуда вы знаете?
– Вы упомянули его семью – отца и братьев. Ни слова о матери. Стало быть, ее уже нет. Отец, вероятно, страдает от той же хвори, но поскольку мужчины покрепче, пока держится. Художник старательно выписывает солнечные лучи, заряжает особой силой, чтобы они не погасли. Это реакция на смерть его любимой женщины, угасавшей долго и безнадежно. Наличие жены или невесты в столь юном возрасте сомнительно. Остается мама.
– Про чахотку как догадались?
– Это единственная болезнь, которую лечат солнцем. Но у семьи нет денег уехать на юг Италии из нашего губительного климата. В нужде живут, вы сами подчеркнули.
– Вы, друг мой, не только наблюдательны, но и весьма чувствительны, – восхитился Городницкий. – Пойдемте, я покажу еще одну коллекцию.
Обеденная зала раскрыла истинное пристрастие хозяина дома. Охотничьи трофеи выставили напоказ, чтобы пирующие могли в полной мере оценить вкус блюд и кулинарные изыски, а заодно провозгласить тост за меткий глаз и верную руку. И по сотому кругу послушать байки.
– Медведя с черным ухом удалось подстрелить, когда он полез в дупло, к диким пчелам. Представьте, топтыгин достался мне фаршированный медом!
Шутка эта явно повторялась здесь часто.
– А этого травили собаками, – помещик щелкнул кабанью морду по острым клыкам. – Загнали в узкий овраг, но… Как подойти?! Зверь матерый, загривок в седине. Вспорет брюхо одним ударом – и псу, и человеку. Послали мужика с попоной, чтобы на ровное место его выманил. Там подстрелить удобнее. Ждем за деревьями, целимся. Мужик возвращается: «Все, барин, сдох!» С чего бы? Повар позже заметил, что сердце у кабана было порвано напополам – он потешался над ужимками нашего горе-тореадора и помер от смеха!
Волк с оскаленной пастью. Лиса с зайчишкой в зубах. Фазан с золотисто-черными перьями и белым ожерельем на шее, взлетающий над спинкой кресла-качалки в углу. Чучельник постарался на славу, сохраняя добычу на долгие годы. Уже и байки забудутся, а лосиная голова над дверью по-прежнему будет потрясать исполинскими рогами.
Возле экспонатов на расписных подставках стояли ружья.
– Содержу в отменном качестве, хоть сейчас на плечо и в лес! – Городницкий погладил приклад ближайшей двустволки горделиво и вместе с тем бережно. – Охотничьи новинки из Европы и Америки выписываю. В полгода раз. Выйдет свежая модель и тут уж никаких денег не жалко.
– Неужто прежние ружья успевают устареть за столь короткий срок? – спросил сыщик. – Ломаются, может быть? Осечки дают?
– Бог с вами! Вот эта старушка стреляет безотказно. Дед мой с ней за дичью хаживал, а я первого селезня добыл. Но господа Зауэр, Бердан и Браунинг постоянно улучшают дальность стрельбы, а вес оружия облегчают. Или ремень соорудили, который не натирает плечо и шею. Фильдеперсы всякие. Дерут, правда, по сто рублей, но это с доставкой из дальних стран.
– На зверя ходить теперь приятнее?
– Какое там. Пристреляешься, палец привыкнет к курку, а щека – к ложе… Бац! И заново привыкай, с нуля. Охотники при встрече не шкурами хвастают, а стволами меряются. Навязали нам эту моду, как барышням – шляпки. Не важно, завалишь ли ты косолапого с одного выстрела. Важно, чтоб берданка была фанфаронистей, чем у соседей.
Он немного поворчал, но Мармеладов не слушал. При упоминании соседей в голове его стали вспыхивать гирлянды обжигающе-ярких мыслей о погибшем бароне, темной башне и украденном доспехе.
– А с чего тот пожар начался? Узнали в итоге?
Оборвал помещика на полуслове, довольно бестактно. Тот не рассердился, а посмотрел на гостя с неуемным почтением.
– Вы по особому делу прибыли, угадал? С праздным любопытством в здешнюю дебрь никто не сунется. Вы, однозначно, следователь. Не качайте головой, понимаю – секрет, но иначе быть не может. Эта достойная восхищения догадливость ваша. Цилиндр. Такие статские советники носят. А касаемо того пожара… Начался он в кабинете у фон Даниха, это надежно установили. Вроде и тело там нашли. Но странно: быть при сем, видеть огонь или дым, а тревогу не прокричать. Обсуждаем мы с соседями, меж собой, что барон к тому времени, поди, уже умер. Удар хватил. А может некто в черном плаще прискакал и того…
– Второе более вероятно, – произнес сыщик. – Убийца и вернулся, чтобы следы замести. Кирасу забрал. Эта улика прояснила бы…
– Но что? Что?
– Рассудим логически. Сам по себе кусок железа вряд ли важен. Искореженный до крайней степени, даже чеканку не разобрать.
Он замолчал, вибрируя и сверкая, как левитановский луч солнца.
– Чеканка! В ней вся соль. Рисунок – это подсказка. Герб или геральдическая фигура, которая укажет на виновника.
– Жаль потерять столь вескую улику.
– Жальче, чем вы можете представить. Есть у меня знакомый кузнец, он бы вмиг доспех выпрямил. Контуры я успел зарисовать, правда, коряво, но тут уж…
Сунулся в карман за газетным листом и застыл на месте. Ничего нет. В другом тоже пусто. Испуг скрутил каждый сустав, но оторопь быстро прошла.
– Фу-у-ух, да ведь это ваш халат, Михаил Андреевич! А я чуть было… У меня в сюртуке осталась важная бумага. Как ее найти не подскажете?
– Кликнем прислугу, она принесет.
Городницкий позвонил в колокольчик, стоявший на серебряном подносе в самом центре обеденного стола. Дворецкий вошел, распахнув двери без единого скрипа.
– Осип, пора уж к обеду накрывать. И поторопи Марфу, пусть одежду г-на Мармеладова сюда предоставит!
Величественный слуга бесшумно удалился. А через минуту прибежала суетливая баба с крысиным лицом и запричитала:
– Ой, не успела, ба-а-атюшка-а! Щетиной прошлась, скребла и терла. А отпарить-отутюжить не успе-е-ела-а! Уж прости, не серчай на дуру грешна-а-аю! К обеду кончу, истинный крест…
