Тряхнув головой, чтоб прояснилось зрение, Эраст Петрович увидел перед собой принца. Тот прижимал к себе и гладил по волосам горько плачущую Беллинду. А Фандорину подмигнул:
– Становится похоже на ярмарочную комедию, да? Капитан Фракасс получает очередную плюху. Только на сей раз ультрасовременную – разрядом тока. – Он держал в руке какой-то черный брусок – точно такой же был у Финча. – Одно из полезных изобретений моей лаборатории. Называется «электрический шокер».
– Простите меня, Пит, простите! – всхлипнула Беллинда, умоляюще глядя на Эраста Петровича. – Но вы бы всё здесь уничтожили, и он бы умер. Он не смог бы жить без своего морского королевства! Я не могла его предать!
«Здесь есть телефон или какая-то иная система внутренней связи, по которой девочка вызвала Наполеона, – сказал себе Фандорин, на миг прикрыв глаза. – Худшее из поражений то, которое было без пяти минут победой. Вывод на будущее: когда есть два дела, большое и маленькое, начинать нужно с главного дела, а второстепенное оставлять на потом».
Он посмотрел на Беллинду.
– Что ж, ты сделала свой выбор. Он будет жить, а умру я.
– Нет, нет! – закричала она. – Вы не умрете, он пообещал! Пусти меня, Наполеон!
Она высвободилась, подбежала к Эрасту Петровичу, опустилась на колени и снизу вверх заглянула в глаза.
– Я хочу вам объяснить… Хочу, чтобы вы поняли и не смотрели на меня так… Он – чудовище. Но он не настоящее чудовище. Он на самом деле принц. Просто его заколдовали и превратили в чудовище. И вот он жил в своем заколдованном дворце, делал всякие страшные вещи. И наделал бы еще больше ужасов. Он ведь заколдован! Но появилась я, и я его расколдую. Только я одна могу это сделать! Я одна могу снова превратить чудовище в прекрасного принца! Вы мне нравитесь, вы мне очень-очень нравитесь. Но я вам не нужна. Вас никто не заколдовывал и не заколдует. Вы можете жить и без меня. А он не может. Он без меня пропадет. Он совершит много зла, погубит много людей и погибнет сам. Простите меня за то, что я вас предала. Пожалуйста!
– Ты меня не п-предавала, и прощать тебя не за что, – устало сказал Эраст Петрович. – Ты ведь мне ничего не обещала.
– Она обещала, что вы останетесь жить. – Наполеон взял девочку за руку, поднял с пола и обхватил за плечо. – Так и будет. Я помещу вас в изолятор. Убежать оттуда невозможно. После победы я вас отпущу. Вы увидите, как преобразится мир, когда им будут управлять единый разум и единая воля. И, может быть, мы еще подружимся.
Эраст Петрович скрипнул зубами. Он только что сделал новое открытие в науке о поражении, которую постигал сегодня этап за этапом. Оказывается, поражение легче переносить, если знаешь, что сейчас умрешь. Гораздо тяжелее, если выясняется, что с поражением придется жить…
– Вы считаете, что вам есть за что меня ненавидеть, – продолжал принц. – Но это не так. История с мистером Кранком, насколько я понимаю, закончена. Честно говоря, я испытываю по этому поводу двойственное чувство. С одной стороны, безумно жалко гениального ученого. С другой… – Он дернул плечом. – Ладно. Эта неприятная страница перевернута. Но есть еще одно обстоятельство, благодаря которому ваше отношение ко мне переменится. Я не стал вам говорить про это, когда намеревался вас убить. Но раз принцессе угодно, чтобы вы жили, скажу. У меня есть известие, которое вас обрадует.
– Это н-навряд ли, – хмуро сказал Фандорин. На этом свете не оставалось ничего такого, что могло бы его обрадовать. А значит, нечего терзаться из-за поражения. В конце концов всякая жизнь обречена закончиться поражением и победой смер…
– Оооо!!! – раздался вдруг за дверью вопль. – Масака?!
Благородный муж и победа
28 октября 1903 года. Атлантис
Последнее, что увидел Маса в момент взрыва – разлетающийся на мелкие осколки иллюминатор. Соленая вода ударила в лицо, будто из брандспойта, отшвырнула к борту, после чего карада и рэйкон на время разлучились.
Вновь они соединились в очень странном месте. Оно было сплошь серое.
Маса похлопал ресницами, повел одеревеневшей шеей и ничегошеньки не понял. Только что жив, потому что карада ныла, рэйкон же был спокоен. На том свете – хоть по-буддийски, хоть по-христиански – полагалось бы наоборот.
Сел, пощупал себя. Кости вроде целы. Шумит в ушах, но не сильно.
Тогда стал осматриваться: почему всё серое?
Скоро уяснил, что находиться в замкнутом, довольно тесном пространстве. Пол, стены, потолок тусклого серого, то есть вообще никакого цвета. Двери не видно. На полу кружок, диаметром примерно в два сяку. Другой кружок поменьше на стене. Судя по швам, это были отверстия или какие-то окошки, но открыть их не получилось.
Еще на одной стене были металлические скобы, числом четыре: две наверху, две внизу.
Что-то это всё напоминало. Из далекого-предалекого прошлого.
Маса энергично потер себе уши, чтобы лучше заработала голова (она была пустая и гулкая, как барабан).
Вспомнил.
Таким же мир был в раннем-раннем детстве, когда еще не умеешь ходить и ничего не знаешь. Мир был никакой, серый. Его еще требовалось наполнить предметами и смыслом.
Здесь тоже не было ни предметов, ни смысла. Хоть бы пятнышко цвета или просто черная точка, а то взгляду не на чем остановиться.
Желание почти сразу же исполнилось.
Посередине серого кружка – того, что на стене – открылась круглая черная дырка, а в ней появился глаз. Похоже что человеческий, но Маса за это не поручился бы. Если здесь все же какой-то загробный перевалочный пункт, глаз мог принадлежать и неземному существу.
– Очухался, – сказал кто-то по-английски.
Рядом с кружком отъехал внутрь и потом вбок большой прямоугольник – дверь. Ее швов Маса раньше не разглядел, очень уж плотно дверь закрывалась.
Вошел человек в синей куртке с красивыми золотыми пуговицами и маленьким, тоже золотым, танто на боку.
Маса обрадовался, что это не черт, и поклонился.
– Очнулся, китаеза? – грозно спросил вошедший. – Будешь отвечать на вопросы? Их много.
– У меня тоже, – воскликнул Маса.
Раз человек невежливый, церемониться с ним было необязательно. От первого удара – Маса удивился такой прыти – синий ловко увернулся, но левый маваси-гэри сшиб его на пол.
Сев лежащему на грудь, японец немного похлопал его по щекам, чтобы привести в чувство.
– Просыпайся скорей, синий человек! У меня очень много вопросов.
Но задать их не удалось.
В серую комнату вбежал сначала один синий, потом второй, третий, четвертый.
А за ними вошел пятый, старый, с большими усами. Поглядел на отпрянувшего к противоположной стене Масу и рявкнул:
– Что встали? Захват номер шесть!
И четверо синих быстро и слаженно кинулись на Масу.
Очень трудно и даже совсем невозможно отбиться от четырех искусных противников, если они действуют как единый механизм. Каждый схватил Масу за одну из конечностей. Оторвали от пола – лишили опоры. Японец немного поизвивался в крепких руках и перестал, потому что было бесполезно. И недостойно.
– Обездвижить, – коротко приказал седой.
Подтащили к стене, пристегнули к скобам. По крайней мере стало понятно, зачем они.
Седой помог жертве левого мавасигири подняться, обозвал растяпой.
– Ты кто такой? – спросил он Масу, пуча водянистые глаза. – Чья субмарина? Ты был один? Другие субмарины есть? А ну отвечай! Он что, не понимает? Или немой?
– Нет, генерал, он говорит по-английски, только подсюсюкивает, – сказал ушибленный, с гримасой потирая скулу. На ней наливался синяк цвета мурасаки.
Маса молчал. Во-первых, он обиделся, потому что английский у него был превосходный – почти такой же, как русский. Во-вторых, когда не говоришь, а молчишь, больше узнаешь. В-третьих, на вопросы врага не отвечают.
