Он и так уже кое-что выяснил. Это какие-то военные, раз у них мундиры и начальник генерал. Господина они не нашли, иначе не спрашивали бы, один Маса или не один. То, что господина не нашли, могло означать две вещи: что господин погиб или что он жив и свободен. Про первую вероятность Маса себе думать запретил. Конечно, господин жив и обязательно придет на помощь. А она нужна, потому что, когда ты пристегнут к железкам, сделать что-либо трудно.
– Ты кто? Китаец? Японец? Может, ты русский азиат? – спросил еще генерал. – Будешь говорить или нет?
И сам себе ответил:
– Не будешь. Ну сиди тут. Когда начнешь сходить с ума от тишины и серого цвета, позовешь. Расстегните, его парни.
Маса приготовился, как только его расстегнут, немножко подраться, но синие оказались хитрыми. Один из них, рыжий, с интересным маленьким шрамом под глазом, коротко врезал узнику в солнечное сплетение, так что в течение следующих нескольких минут Маса был очень занят: восстанавливал дыхание. А когда восстановил, в камере никого уже не было. Пощупал пальцами дверь – она была намертво утоплена в стене.
Сел на пол, стал размышлять.
Пытать, кажется, не будут. Самурай или правильный якудза вообще-то в плен не попадает, потому что всегда ведь можно умереть. Но если уж попал, выносит истязания без единого стона.
К сожалению, на истязания рассчитывать не приходится. А неплохо было бы испытать крепость своего духа и проверить, чего ты на самом деле стоишь.
Кончать с собой нельзя, пока неясно, жив ли господин. Если мертв – тогда конечно. Но не раньше, чем найдешь убийцу и свершишь катакиути.
Допустим (все-таки пришлось про это подумать) господина убило взрывом. Тогда придется искать того, кто выпустил торпеду. Убить, и только потом с чистой совестью сделать дзюнси – умереть вослед. Что ж, есть о чем помечтать.
Серый цвет и тишина – это ничего. Очень по-буддийски. Великая Пустота.
Только вот хара начинала бурчать, требовала насыщения. Интересно, будут синие люди морить пленника голодом и жаждой?
Довольно скоро ответ на этот вопрос был получен.
В круге, который на стене, снова прорезалась дырка. Затем открылось и все круглое окошко.
Выехала полочка. На ней что-то дымилось.
Маса потянул носом, встал.
На картонной тарелке лежал кусок мяса и ломоть хлеба. В картонном стакане был кофе.
– Гадить будешь в дыру, – сипло сказала голова с синим воротником. Она была бритая наголо, как у буддийского монаха. Только глаза не добрые, а злые. – Повернешь ободок, она откроется. Туда же кинешь грязную посуду. Понял? Созреешь для разговора – стучи.
Окошко захлопнулось, полочка осталась.
Маса сел на корточки, повернул обод люка. Крышка отодвинулась. Внизу, в полуметре, плескалась черная вода. Японец, не раздумывая, вытянул руки, протиснул в дыру голову и плечи. Ухнул вниз.
Там была труба, раза в два шире отверстия. Он стал отталкиваться от ее стенок ногами, загребал ладонями. Плыл. Без воздуха Маса мог оставаться минуту. Поэтому сосчитал до тридцати и, поскольку труба не кончилась, а вода оставалась всё такой же черной, с трудом перевернулся и поплыл обратно. Еле-еле дотянул до поверхности. Подышал, подтянулся на руках. С трудом протиснулся обратно, в серую камеру.
Все равно колодец – это хорошо. Убежать через него нельзя, но, если надо будет умереть, утопиться намного приятней, чем разбивать себе голову об стену или откусывать язык.
Медленно, задумчиво Маса съел мясо и хлеб. Еды было достаточно, кофе – тоже.
Поделал рэнсю: раз десять взбежал на стену, поподтягивался на скобах, постоял на голове.
Больше занять себя было нечем, поэтому улегся спать и спал долго.
Несколько раз просыпался, приоткрывал глаз, видел всё то же серое, пустое. Снова засыпал.
Но когда раздался знакомый щелчок, предшествующий открытию окошка, японец мягко и быстро поднялся с пола, подкатился к двери.
Сиплый голос спросил:
– Говорить будешь? Эй, ты где?
Маса прикинул, получится ли стукнуть лысого через дыру. Стукнуть было можно. Но что потом? А, все равно. Имеет же право человек доставить себе немножко удовольствия.
Подпрыгнул. Нанес короткий, быстрый удар кулаком, но лысый, оказывается, был наготове и отскочил, упругий, словно мяч. Донесся смешок.
– Завтра придумай что-нибудь поумнее. – И отверстие закрылось. На полочке опять стоял поднос с едой.
Маса расстроился, что охранник такой опытный и ловкий. Ему, наверное, тоже скучно, и пленник его только позабавил. Если нельзя застать его врасплох, то хорошо бы как-нибудь уязвить. Но как?
Раздумья на эту интересную тему помогли скоротать следующие сутки.
Когда окошко открылось снова и неприятный голос спросил: «Говорить будешь?», Маса встал над открытым люком, в знак презрения повернулся к лысому тинтином и стал мочиться. Он долго терпел, поэтому получилось очень хорошо.
Окошко ответило оскорблением:
– Спрячь свою маленькую китайскую штучку. И не забывай спускать воду, свинья. Просмердишь тут всё.
Оскорбить лысого оказалось тоже непросто. Маса немного посопел, но потом сказал себе, что тратить Ки на ничтожного сёдзина не следует. Это одна из ловушек, которые расставляет человеку дьявол мелочной суеты. Очень просто сконцентрировать всю ненависть к Злу на одном маленьком человечке, особенно если он единственный, кто с тобой общается. Но это неправильно и вредоносно для кармы. Лысого впредь нужно игнорировать, а заточение рассматривать как медитационную практику. Тишина, покой, блаженная бездеятельность – разве не таков рай праведников?
Но поскольку все время спать и медитировать невозможно, пришлось разработать и систему радостей, ибо лишь они накапливают в душе запас позитивной энергии.
Во-первых, обнаружилось, что на ободе напольного люка есть кнопочка, при нажатии на которую вода в колодце начинает бурлить, завинчивается водоворотом и с ревом уносится куда-то вниз. Если делалось скучно, Маса включал механизм, закрывал глаза и воображал, будто сидит возле живописного водопада или на морском берегу, где шумит прибой.
Во-вторых, дважды в день он купался. Нырнешь – вынырнешь. Освежает.
А еще придумалось отличное развлечение, которого могло хватить надолго. Маса стал неторопливо и обстоятельно, по очереди, вспоминать всех женщин, которые когда-либо дарили ему ласку. Кого-то наверняка и запамятовал, но вспомнил много.
Идея была очень хорошая. Мало того, что дни проходили в приятности, так еще и во сне теперь виделось разное интересное – иногда такое, чего наяву и не бывает.
Например, приснилась очень красивая женщина по имени Груша, по-русски это означало 梨. Она действительно фигурой напоминала грушу. Груша была молочница. Груди – как два вечерних коровьих вымени, кожа белая-белая, а пальцы сильные и ловкие. Очень хорошая, очень страстная. Такой большой женщины у Масы ни раньше, ни позже не бывало. Когда обнимала своими толстыми руками и ногами, он чувствовал себя жемчужиной внутри раковины.
И вот она приснилась. Приблизила свое круглое прекрасное лицо, раздвинула сочные губы, чтобы поцеловать, но вместо этого шумно втянула воздух и всосала Масу внутрь. Всего, с головой, туловищем, харой и прочими частями тела.
Внутри Груши было еще лучше, чем в ее объятьях. Горячо и нежно. Маса заворочался, устраиваясь поудобнее, но тут щелкнуло окошко, и пришлось проснуться.
– Говорить будешь? – скучливо спросил лысый. – Ну и черт с тобой.
Попробовал Маса вернуть чудесный сон, но тот не вернулся.
Сел завтракать у открытого люка. Включил водопад. До чего же хорошо и уютно было утянуться внутрь Груши. Как умереть. Или родиться обратно.
Маса отложил тарелку и уставился в дыру.
Интересно, куда это вода уносится с таким шумом и бурлением? Что на той стороне трубы? Сам по себе через нее не выплывешь, воздуха не хватит. Ну а если попробовать вместе с потоком? Скорее всего, конечно, потонешь, но это пускай. Зато вдруг не потонешь?
