Оттуда отрок что-то очень уж безбоязненно направился к заколоченной двери, подёргал. Когда дверь хоть и со скрипом, но довольно легко отворилась, внимательно рассмотрел торчащие из створки гвозди. Сам себе кивнул.
Вошёл внутрь. В полумраке было видно грубый стол, на нём — раскрытый гроб, крышка которого валялась на полу. Послушник пощупал домовину так и этак, зачем-то водрузил крышку на место и легонько прихлопнул сверху. Гроб закрылся наплотно, с хрустом.
Юнец подошёл к окну, где лежали два мешка с соломой. Зачем-то поставил их один на другой. Потом, озабоченно поглядывая на быстро тускнеющий свет в окне, встал на лавку и повёл ладонью по гладко обтёсанным брёвнам стены. Начал сверху, под потолком, затем прошёл следующий ряд, ниже, ещё ниже. Закончив таинственные манипуляции у одной стены, перешёл к следующей и занимался этим странным делом долго.
Когда стекло зарозовело последними отблесками заката, Пелагий в третий раз произнёс своё «ага!» — теперь ещё радостней и громче, чем прежде.
Вынул из-за пазухи вязальную спицу, поковырял ею в бревне, извлёк пальцами нечто совсем уже крошечное, размером не более вишенки.
Долее этого в избушке задерживаться не стал.
Быстро зашагал по пустынной дорожке к Новому Арарату и полчаса спустя уже был на набережной, близ автоматов со святой водой.
Сначала прошёлся мимо (людновато было), потом улучил момент и — шасть в щель меж павильоном и забором.
А ещё минут через десять на променад вышла скромная молодая дама в чёрном богомольном платочке, завязанном прямо по глаза — предосторожность, пожалуй, излишняя, ибо по вечернему времени синяка всё равно было бы не видно.
Вечером у себя в комнате Полина Андреевна написала письмо.
Владыке Митрофанию света, радости, силы.
Если Вы, отче, читаете это моё письмо, значит, меня постигла беда и я не получила возможности рассказать вам всё на словах. Хотя что такое «беда»? Может, то, что у людей принято называть «бедой», на самом деле есть радость, потому что когда Господь призывает к Себе одного из нас, то что же в этом дурного? Даже если и не призывает, а подвергает какому-нибудь тяжкому испытанию, то и этому тоже печалиться нечего, ведь для того мы и рождены на свет — испытание пройти.
Ах, да что же это я Вам, пастырю, про очевидное проповедую! Простите меня, глупую.
А пуще того простите за мой обман, за своеволие и бегство. За то, что похитила все Ваши деньги, и за то, что часто раздражала Вас своим упрямством.
Ну вот, а теперь, когда Вы меня простили (да и как вам меня не простить, если со мной приключилась беда?), перехожу прямо к сути, ибо записать надо многое, а нынче ночью у меня ещё дело. Но про дело — в самом конце. Сначала изложу всё по порядку, как Вы любите (то есть не «по-бабьи», а «по-мужски»): что слышала от других; что видела собственными глазами; какие из всего этого делаю выводы.
Что слышала.
Чёрного Монаха на Ханаане по ночам видели уже многие. Одних Василиск пугает внезапным появлением, другие пугаются сами, завидев его издали, куда-то крадущегося или спешащего. Подобных историй я подслушала в городе и монастыре, наверное, с дюжину. Общее мнение среди монахов и местных жителей такое: с Василисковым скитом нечисто, ибо кто-то из схимников продал душу Врагу Человеков, отчего место это сделалось проклятым, так что надобно старцев оттуда вывезти, а Окольний остров объявить гиблым и выморочным, запретить там высаживаться и даже подплывать близко.
Скажу сразу, что всё сие — полнейшая чушь. Святой Василиск с небес не сходил, а безмятежно пребывает близ Престола Господня, где ему и надлежит. Ничего мистического в этой истории нет, а есть одно лишь злонамеренное надувательство. Ныне, к исходу второго дня пребывания на Ханаане, я совершенно убедилась, что явления Чёрного Монаха — не более чем ловкий, изобретательный спектакль.
Что видела.
Секрет «водохождения» раскрывается просто. Между четвёртым и пятым камнями, что торчат из воды за концом Постной косы, я нащупала под водой обычную деревянную скамью. Она спрятана на мелководье, положенная боком. Если установить её на окованные железом ножки, то доска приходится на дюйм ниже поверхности воды. Ночью, даже с малого расстояния, непременно покажется, что расхаживающий по этой скамье запросто гуляет по водам. Про «неземное сияние», якобы окутывающее Василиска, достоверно ничего утверждать не могу, однако полагаю, что сильный электрический фонарь, если держать его за спиной и внезапно включить, даст примерно тот самый эффект: чётко обрисует силуэт и разольётся в темноте ярким рассеянным светом. На монахов, которые до смерти перепуганы «водохождением» и вряд ли когда-нибудь видели электрическое освещение, этот нехитрый трюк должен производить изрядное впечатление. Да, возможно, и не только на монахов, а на всякого человека с воображением либо склонностью к мистике. Представьте: ночь, луна, неестественно яркий свет, чёрная фигура без лица, парящая над водами. Я на суше-то её встретила, и то вся поледенела! Нет, это я уже перескакиваю и получается «по-бабьи». О своей встрече с «Василиском» я лучше потом напишу.
Теперь про известную вам из Алёшиного письма избушку бакенщика, где погиб Феликс Станиславович и где лишились рассудка Алексей Степанович и Матвей Бенционович.
Там злоумышленник проделал трюк похитрей, чем на косе, но тоже обошлось без мистики.
Крест на стекле нацарапан обыкновенным железным гвоздём — я нашла его в траве под окном. Когда преступник среди ночи показал в окне схимнический колпак с дырками да заскрипел железом по стеклу, немудрено, что у бедной жены бакенщика с перепугу случился выкидыш.
А с Вашими посланцами злодей поступал так.
Прятался в тёмной комнате. Возможно, для отвлечения внимания ставил у окна чучело в остроконечном куколе — во всяком случае, я обнаружила там два мешка соломы, которым в избе быть незачем. Когда вошедший, заметив неподвижный силуэт, поворачивался в ту сторону всем телом, разбойник бил его сзади тяжёлым по голове. Отсюда и «шишка на дюйм правее макушки», про которую я вычитала в протоколе осмотра останков Феликса Станиславовича. И дело тут вовсе не в конвульсивных ударах об пол, как предположил делавший описание Матвей Бенционович. Сам Бердичевский, а ранее того несомненно и Ленточкин, прибежав в лечебницу, тоже имели на голове следы ушибов, чему доктор Коровин не придал особенного значения, ибо у обоих имелось на теле и множество иных повреждений: ссадины, царапины, синяки. Рассказывая о Бердичевском, доктор упомянул ободранные пальцы и сломанные ногти. Это и помогло мне восстановить картину злодейства.
Оглушив свою жертву, злоумышленник клал её в гроб (там на столе гроб, сколоченный бакенщиком для себя, но оставшийся невостребованным, поскольку утопленника так и не нашли) и закрывал сверху крышкой. Я приложила её на место и увидела, что гвоздевые отверстия расшатаны — кто-то уже выбивал крышку сильными ударами снизу. Полагаю, что это происходило дважды: сначала в гробу бился погребённый заживо Алёша, потом — Матвей Бенционович.
Любой, даже самый крепкий рассудок не выдержит подобного испытания — тут расчёт преступника был верен. Да он ещё и не удовлетворился сделанным, о чём скажу ниже.
Сначала про Лагранжа. С Феликсом Станиславовичем у нападавшего, видимо, вышла осечка. То ли голова у полицмейстера оказалась слишком крепкая, то ли ещё что, но только сознания полковник не потерял и, очевидно, вступил со злодеем в единоборство. Тогда преступник убил его выстрелом в упор.
Да-да, Лагранж — не самоубийца, а невинно убиенный, что должно Вас порадовать. Вот чем объясняется странное расположение пулевого канала — снизу вверх и слева направо. Именно так прошла бы пуля, если бы кто-то, кого полковник, предположим, сжимал руками за плечи или за горло, выстрелил с правой руки, снизу.
Памятуя о том, что пули в трупе не обнаружено и, стало быть, она прошла навылет, я осмотрела верхушки стен и нашла то, что искала. Теперь у нас есть неопровержимое доказательство убийства.
Пуля, которую я извлекла из бревна, не 45-го калибра, как в «смит-вессоне» полицмейстера, а 38-го и выпущена из револьвера системы «кольт», что я сверила по своему баллистическому учебнику. После убийства преступник выпалил из оружия своей жертвы на воздух и вложил «смит-вессон» в руку полковника, имитируя самоубийство.
Теперь возвращаюсь к нашим друзьям, которых злодей не убил, а свёл с ума, что, пожалуй, ещё ужасней. Если б Вы только видели, в какую насмешку над человеком превратился насмешливый Алексей Степанович; как мало ума осталось в умнейшем Матвее Бенционовиче! Грех такое говорить, но мне, наверное, менее мучительно было бы видеть их бездыханными…
