жалобы на портовые болезни. Ну, вы понимаете.
Маршал кивнул.
– И все осмотры похожи на сегодняшний?
Капитан улыбнулся:
– Мы – не военный корабль, а обычный торговец. Далеко и надолго не ходим. От рейса к рейсу команда может вообще полностью поменяться. Так что да, отбраковывать людей у фельдшера задачи нет. Смотрит, чтоб на ногах стоял и кожной заразы никакой не было. А что, Радкевич жалуется на условия службы?
– Да я, собственно говоря, хотел с вами обсудить не Радкевича, а его товарища. Вы говорили, что он дружил с юнгой?
– Дружил. Жили вместе в одной каюте.
– Посмотрите, не узнаете его на этой фотокарточке?
Маршал положил перед капитаном фото. Тот взял листок, развернул к свету, сощурился, вглядываясь в черты лица, сперва хмыкнул. И вдруг глаза расширились от удивления, посмотрели вопросительно на Маршала:
– Что за шутки?!
* * *
Часы тикали, телефон молчал, в дверь уже часа два никто не входил. Владимир Гаврилович откинулся в кресле, закрыл глаза, помассировал пальцами опухшие из-за недостатка сна веки. Горло саднило уже от табака, но не курить не получалось. Расследование вышло на тот этап, когда от начальника уже ничего не зависело – велась рутинная сыскная работа на улицах, а Филиппову оставалось только ждать. А этим навыком он владел скверно. Он снова раскрыл портсигар, размял папиросу, передумал – достал из ящика жестянку с мятными леденцами, сунул конфету в рот и снова закрыл глаза.
– Владимир Гаврилович?
Чья-то рука осторожно потрясла его за плечо, и он с неохотой поднял веки. Над ним склонился Константин Павлович Маршал.
– Простите. Видно, задремал. Не сидится вам в отпуске?
– Владимир Гаврилович, мне нужно на пару дней уехать. В Нижний. Усильте охрану у моей квартиры, пожалуйста, пока меня не будет.
– В Нижний? По делу Радкевича? Есть какие-то догадки?
– Есть. Мне нужен адрес родителей Радкевича. И адрес его бывшей любовницы.
– Догадками поделитесь? Или не станете?
– Не стану. Простите. Я уже дважды ошибся с версией и теперь хочу прежде все проверить. Но думаю, что до конца недели мы поймаем нашего маньяка.
Владимир Гаврилович недоверчиво нахмурился, но ничего больше не спросил, достал из ящика стола папку, пошуршал страницами, выбрал нужную, протянул помощнику. Тот переписал адреса, попрощался и вышел. Но направился не к лестнице, а зашел в свой кабинет, запер дверь, вызвал по телефону Охранное отделение:
– Александр Павлович, добрый день. Это Маршал. Да, спасибо. У меня к вам просьба, конфиденциальная. Нет, лучше лично и сегодня – у меня вечером поезд. Хорошо, через полчаса у входа.
* * *
Спустя два дня напротив арки дома номер один по Симеоновской улице остановился крытый экипаж. Через минуту чистильщик обуви, получив пятак от клиента, резво покидал в свой фанерный чемоданчик щетки и банки с ваксой и вазелином, свернул складной парусиновый стул и, оставив на бывшем рабочем месте только деревянный ящик, на котором сам сидел, нырнул под брезентовый верх коляски.
– Приходил? – вместо приветствия спросил Маршал.
– Никак нет. Одна из дома, одна домой. Провожали до ресторана и обратно, по дороге тоже ни с кем не разговаривала. В ресторане говорила только с администратором.
– Ждите. Сегодня-завтра он точно появится. Или пришлет кого-нибудь.
Чистильщик кивнул и спустился на тротуар. Коляска тронулась, а он вернулся к ящику, разложил опять свой инструмент и загорланил:
– А вот кому сапоги-штиблеты начистить! За левый ботинок пятак, а правый за так! А доплатишь грошик – начищу и калоши!
Глава 27. Последняя улыбка
День прошел в обычной суете: приходили какие-то телеграммы, прибегали с пакетами курьеры, звонил телефон. Владимир Гаврилович несколько раз заглядывал к помощнику – тот сидел в кресле, курил и пускал в потолок кольца. Формально Константин Павлович находился еще в отпуске и хоть по приезде из Нижнего явился на службу, Филиппов его не дергал: видел, что тот ведет какую-то собственную линию, с расспросами не приставал, ждал. И ясно было, что Маршал тоже чего-то ждет – он не убирал в карман часы, чистил револьвер и курил. В очередной раз открыв дверь кабинета, Филиппов не выдержал, сел напротив Константина Павловича, тоже закурил и уставился на помощника. Но тот спокойно смотрел на начальника и так и не раскрыл рта. Владимир Гаврилович молча докурил, погасил папиросу в набитой окурками пепельнице, сказал: «Да уж, дела» – и вышел.
Около девяти вечера, уже по пути домой, Филиппов дернул ручку кабинета Маршала, и та поддалась, открылась. Константин Павлович с папиросой в зубах, щурясь от попадающего в левый глаз табачного дыма, в очередной раз разбирал револьвер.
– Вы что же, ночевать здесь останетесь?
Маршал отложил оружие, вытащил папиросу:
– Я чувствую, что сегодня все разрешится.
Обрадовавшись, что коллега заговорил, Владимир Гаврилович вошел, снова уселся напротив.
– Чего вы ждете? Зачем ездили в Нижний? Хватит уже скрытничать, голубчик, я ведь все-таки ваш начальник.
– Я в отпуске, – улыбнулся Маршал. – Филиппов фыркнул, изготовился задать наглому мальчишке перцу, но тот вдруг продолжил: – Я знаю, где найти убийцу.
– Так чего же мы ждем?!
– Мне нужен еще один свидетель. Тот, кто гарантированно его изобличит. И для этого нужно, чтобы они встретились в одном месте. И встреча эта произойдет сегодня.
Филиппов стукнул ладонью по столу:
– Да откуда в вас эта уверенность, молодой человек?
То, что вместо «голубчика» Маршал вдруг стал «молодым человеком», означало, что начальник вот-вот взорвется. Константин Павлович, предвосхищая это, вытащил из кармана сложенный листок и протянул Филиппову. Карандашом не очень ровно, местами с надрывами бумаги, будто писали на чем-то мягком, было нацарапано: «Весь день дома. В 7:35 кликнула мальчишку с улицы. Через 5 минут вышел. Проследили до Кузн. пер. 14. Там 10 минут и обратно. Задерживать не стали. На Кузн. оставили аг. Штейна».
– Они сегодня встретятся. Мальчишка относил записку. И, судя по проведенному в Кузнечном переулке времени, вернулся с ответом. Теперь, как только Радкевич явится в место встречи, мы их возьмем вместе.
– А если он этого свидетеля убьет? Если для того он и назначил встречу.
– Не убьет. Он – не убьет.
И снова взял в руки револьвер.
Вернувшись к себе в кабинет, Владимир Гаврилович открыл окно, впустив в комнату слегка пахнущий болотом воздух, расстегнул воротничок и закурил. Уже почти стемнело – сентябрь не июнь, солнце намаялось за лето и по ночам исправно уходило на отдых. Но было еще тепло и сухо, вдоль канала прогуливались пары, сонно шлепали о берега невысокие, неторопливые волны. Протарахтел катер, выплеснул в тишину радостные голоса катающихся и
