Ого, парень-то, похоже, учился на математическом факультете. Тетради с неизвестными мне формулами, цифирь, снова цифирь. Еще тут учебники по арифметике, справочники. И на русском, и на немецком. Иван Чернавский изучал алгебру с геометрией на иностранном языке? Да мне и на русском-то не осилить. Умный парнишка-то был.
Так, тут еще несколько книг в мягкой обложке — это уже беллетристика, но не на русском языке. Везде стоит автор Émile Gaboriau, а книги… «L’Affaire Lerouge», «Le Crime d’Orcival». Язык я определил — французский, но по-французски я ни бум-бум. Ле крими, скорее всего, что-то связанное с криминалом, то есть, с преступлениями. А автор? Что за Габория? А, так это Габорио. Читать я его не читал, но слышал. Один из основоположников бульварного чтива, как раз в жанре детектива.
Любопытная подборка у парня. Серьезные научные книги и детективы. Может, и правильно. Мозг от серьезных вещей должен хоть иногда отдыхать.
И почему я попал в такого умника? Как выкручиваться-то стану? Основной язык, что я учил — английский. Немецкий знаю через пень-колоду, французский — никак. А ведь выпускнику гимназии положено знать, как минимум два живых языка, одним из которых был именно французский.
А что мне делать с латынью и древнегреческим? Латынь, допустим, знаю в цитатах, а язык Сократа и Аристотеля?
Французский я когда-то учил. В классе, кажется, во втором или в третьем, когда отца перевели в Кяхту, где у нас иностранным языком был именно французский. А вот потом, когда переехали на Камчатку, изучал английский, а второй язык был немецкий. Английским я более-менее владею. Жизнь заставила. Ну, про немецкий я уже говорил.
Но есть книжки и на нашем. Вот, дешевое (без переплета) издание под названием «Разсказы судебнаго слѣдователя» некого А. Шкляревского. А почему «разсказы»? Это слово рассказ так писали? Разсказ? Забавно. Так и вспомнишь покойного Задорного и его фраза о том, что если «бесплатно, значит, бес платит». Но не удосужился Михаил Николаевич уточнить, что в прошлом писали не бесплатно, а безплатно. А ведь я на этом могу влипнуть. В девятнадцатом веке некоторые слова писались иначе, нежели в мое время. А эти все «яти» и еры'?
Книги из чемодана я убрал на полку, белье уже утаскивает одна из женщин в фартуке. Прислуга, что ли? Бесцеремонная тетенька. Или — безцеремонная? Вишь, даже разрешения не спросила — вошла и ухватила.
Неделю уже привыкаю к новым реалиям. Для начала изматерил всех писателей-фантастов, писавших про попаданцев. Вот почему ни одна зараза не написала, что читать со свечой очень трудно? Да что там — почти невозможно.
Еще вдруг вспомнилась старая-престарая картинка, на которой изображена семья, занимающаяся какими-то делами: папа читает газету, мама вяжет, дочь-гимназистка читает толстую книгу, а сын — «гимназенок» что-то записывает в тетрадь. И все освещение — одна-единственная свеча, стоящая посередине стола! Художник так все видел или он просто решил поиздеваться над своими зрителями? Проснешься ночью, захочешь узнать который час, приходится зажигать спичку. Хорошо, что спички уже изобрели, а то не знаю, как бы я мучился с огнивом.
Оценить достижения современности можно только тогда, когда ты остаешься без них. Молния на штанах — куда уж проще. А вот пуговки… Не страшно, привыкнуть можно, но неудобно. Или нательное белье. Лето же на дворе, конец июня, а я в подштанниках и нательной рубахе! Понимаю, трусы еще не изобрели, но хоть бы кальсоны покороче делали.
Про освещение я уже говорил, а вот еще один крошечный эпизод. Люблю я иной раз попить чаю или сообразить кофейку. В той жизни я попросту шел к газовой плите, ставил на конфорку чайник или турку. А теперь? Чтобы испить чайку, требовалось поставить самовар. Ладно, что в доме оказался «кабинетный» самоварчик, на пару чашек, но ведь и его приходилось ждать минут двадцать, не меньше. А чтобы что-то поджарить, вроде яичницы на скорую руку, следовало растапливать печь.
И решил я-таки сбрить свою бороденку. И тут-то оказалась еще одна засада. Спрашивается — как побриться бедному попаданцу? Безопасных бритв еще нет. Не то их пока не изобрели, не то изобрели, но до России они не дошли. Опасная бритва — страшное оружие в умелых руках, а в неумелых — инструмент для суицида. Пришлось звать на выручку отцовского камердинера Степана и тот мне битый час показывал — как точить бритву на специальном бруске, а потом ее править на ремне. Ремень, кстати, лучше на гвоздик прицепить — удобнее будет. Ну, а потом самое страшное — сам процесс бритья.
И, никаких тебе кремов для бритья. Мыло, помазок и стаканчик. Мочишь, взбиваешь пену. И все сам. Степан предлагал свои услуги, но я отказался. Надо учиться.
Поросль на подбородке и на щеках я сбрил, но чего мне это стоило! Штуки три пореза, да еще царапины. Щеки пришлось «украшать» кусочками, оторванными от газеты.
Дом господина Чернавского располагался за Волховом, посреди огромного сада. И сам дом был шикарным. А если выглянуть из окна, то можно было полюбоваться куполами святой Софии. Дом батюшки, правда, был поплоше, нежели особняк Александра Николаевич Мосолова, но ведь и чин отец имеет пониже, да и должность. Мосолов-то — губернатор и камергер, а мой отец всего-навсего вице-губернатор и действительный статский советник.
Кроме «барского» дома имелись еще два каменных флигеля. В одном жили слуги, а второй предназначен для гостей. Была конюшня, каретный сарай, еще какие-то строения. Определенно — мой батюшка был далеко не беден.
Еще меня удивляли люди, постоянно попадавшиеся в доме и во дворе. Потихонечку стал осознавать, что из мужской прислуги у нас имеется конюх, два кучера (на кой два-то?), садовник, сторож и дворник-истопник. Еще в доме обитает Степан, исполняющий обязанности отцовского камердинера, кухарка, посудомойка и две горничные. И куда нам столько? А горничные — это не хрупкие юные красавицы, как показывают в фильмах, а две дебелые тетки, не стесняющиеся заходить в мою комнату с утра пораньше. Я пытался повозражать, но одна — Ксения, вытаращила глаза и заявила — мол, она меня в детстве купала, поэтому вряд ли увидит что-то новое для себя. Вот если у Ванечки появится жена, тогда конечно, она в комнату не зайдет. Пожаловаться маменьке? Но это как-то неловко.
М-да, никак бы не подумал, что когда-нибудь стану «мажором». Конечно, и в том мире, что я покинул, мой родной отец был не самым маленьким чином, но поверьте на слово — полковник российской армии, пусть и в статусе заместителя командира дивизии, это совсем другое, нежели вице-губернатор и действительный статский советник. В Российской империи генералов — и военных, и гражданских, было гораздо меньше, чем в РФ.
Но это я так, к слову.
Тот, кто в этом мире является моим батюшкой — ну, отцом хозяина моего тела (тьфу, как громоздко, но вы меня поняли), уехал в Санкт-Петербург. Как я понимаю — решать мою дальнейшую судьбу. Отец со мной уже провел короткий разговор — мол, коли я математике учен, не хочу ли я в канцелярию губернатора? Или в губернское земство, в статистический комитет? Потом сам же и передумал — дескать, подальше надо законопатить, не в губернский центр.
Возражать против уезда я не стал. Какая разница? А вот заниматься цифрами категорически отказался. Попросил, чтобы службу мне отыскали не связанную с математикой. Нет, мне бы что-то такое, гуманитарное.
Отец похмыкал и пообещал — дескать, какое место будет вакантным, туда и отправят.
А я был оставлен дома, почти что под домашним арестом. Почти — потому что выходить в город мне все-таки разрешали, но не дальше Торговой площади и Софийского собора. Да я пока и сам не рвался куда-то бежать. Вон, вчера наткнулся на пожилого чиновника (судя по мундиру) который долго тряс мою руку, интересовался успехами в университете, и поведал, как он гордится тем, что его ученик показывает такие выдающиеся способности в арифметике!
Я догадался, что встретился с кем-то из своих бывших преподавателей. И что сказать-то? Поэтому только беспомощно улыбался и отвечал односложно. Мямлил, говорил, что без его наставничества я бы не стал студентом. Это у меня-то способности к математике? Да их у меня отродясь не было! Самое большое достижение — таблица умножения, и то путаюсь, когда требуется умножить семь на девять. Не то пятьдесят четыре, не то еще как-то. В школе было чуть-чуть получше, но там деваться некуда. Когда сдавал ЕГЭ, то с грехом пополам вытянул на минимальный балл. Теперь же, по истечении десяти с половиной лет, прошедших от выдачи мне аттестата, со знаниями вообще беда. Чем отличается синус от косинуса, а тангенс от котангенса не вспомню, равно как не пойму — а на кой-они вообще нужны?
