Он кивнул Фабрициусу, и тот успокаивающе потрепал девочку по плечу.
– Мы из полиции. Не бойся, мы просто хотим с тобой поговорить. Пойдем, малышка.
Лена последовала за ним, покорная, как овечка. Она уже съела бутерброд и теперь время от времени облизывала губы, как будто с грустью.
Втроем они направились к воротам. Под ногами хрустел щебень, а над головой низко висели серые тучи. Иногда сквозь дыру в этой плотной пелене пробивались редкие лучики солнца, похожие на молнии. Разрушенные стены бывшей мастерской, напоминающие обломки зубов, устрашающе тянулись к небу.
– Неподалеку есть трактир, где подают завтрак, – тихо прошептал Карл, наклонившись к Фабрициусу. Тот кивнул, и они повели молчащую Лену в маленький трактир, внутри которого теснились три деревянных столика.
Воздух здесь был тяжелый, пропитанный застоявшимся сигаретным дымом, а на столешницах чернела годами въевшаяся грязь. Повернувшись к угрюмой хозяйке, Карл заказал три кофе и булочку с яичницей – для Лены.
Им не пришлось долго ждать.
Девочка ела сосредоточено, не отрывая взгляда от еды. Казалось, она даже забывала дышать. Только когда тарелка опустела, она огляделась по сторонам, так, словно очнулась ото сна и наконец поняла, где находится.
Впервые за все время Карл спросил себя: а в своем ли девочка уме?
Она снова втянула голову между острыми плечиками, будто пытаясь скрыть синяки на шее, и обеими руками вцепилась в чашку с кофе, как в спасательный якорь.
Все в этой Лене – сгорбленность, страх, исхудавшие конечности – до того напомнили Карлу детей, с которыми он рос, что у него сжалось горло. Он тоже раньше так выглядел, тоже испускал страх и недоверие к миру. Он заставил себя глубоко вздохнуть, обменялся взглядом с Фабрициусом и снова незаметно кивнул.
Тот начал допрос:
– Тебя зовут Лена? А дальше?
– Шиллинг, – едва слышно пробормотала девочка.
– Ты живешь в заброшенной столярной мастерской?
– М-м.
– Как давно?
– Не помню. Неделю, две.
– А раньше ты где жила?
– То тут, то там.
На лице Фабрициуса промелькнуло легкое нетерпение, но Карл жестом показал, чтобы он не торопился.
Тогда Фабрициус подчеркнуто дружелюбно спросил:
– Ты знала Риту Шенбрунн, верно?
Лена кивнула, и Карл заметил, что в ее глазах появилась настороженность, которой раньше не было.
– Госпожа Шенбрунн умерла при подозрительных обстоятельствах. Мы хотим узнать, что случилось. У тебя есть какие-нибудь предположения о том, что произошло?
Лена поджала губы, покачала головой и принялась царапать ногтем покрытую корочкой ранку на ладони, пока не пошла кровь.
Фабрициус продолжил:
– Свидетели утверждают, что ты приходила к Рите домой. О чем вы говорили?
«Свидетели – это громко сказано», – подумал Карл. Он получил эти сведения от Хульды, но своему помощнику сказал, что от соседки убитой.
Лена заерзала на стуле.
– Не знаю. Давно это было.
– Пожалуйста, постарайся вспомнить.
– Так, болтали о том о сем. О разных женских штучках. Семьи у нее не было. Она приготовила мне поесть. Вот и все.
– Где вы были вечером двадцать четвертого мая, когда исчезла Рита?
– Какой был день?
– Среда.
Лена восприняла этот ответ с облегчением.
– По средам я всегда «У Рике». Помогаю мыть стаканы.
– Кто такой Рике?
– Это кабак на Бюловштрассе, – встрял Карл. – Гордо именует себя «варьете».
Проигнорировав объяснение, Фабрициус снова повернулся к Лене.
– Значит, в среду двадцать четвертого мая вы были в этом заведении?
– Я там каждую среду. Любого спросите.
Карл верил этой девочке. К тому же она все равно не могла столкнуть Риту с моста. Он посмотрел на ее торчащие косточки, на плоскую, как у облезлого птенца, грудь… Нет, Лена слишком маленькая. И у нее не было мотива, по крайней мере на первый взгляд. Похоже, Рита Шенбрунн хорошо к ней относилась. Нет, Карл точно знал: девочка ни при чем.
Фабрициус продолжал допрос, но Карл перестал слушать. Он чувствовал: так они ничего не добьются. И все же ему было интересно – до дрожи, в чем он втайне себе признавался – что связывало эту девочку с Ритой Шенбрунн.
Настало время задать более личные вопросы.
– Откуда у тебя синяки? – перебил он Фабрициуса, который посмотрел на него удивленно и даже несколько раздраженно.
Лена схватилась за шею и глупо спросила:
– Какие синяки?
– Тебя кто-то душил. Кто?
Она отмахнулась, словно это не стоило упоминания.
– Я повздорила с Эдди. Ерунда.
– Кто такой Эдди?
– Мой младший братишка.
– Младший, говоришь? А лапищи у него будь здоров!
На лице Лены снова промелькнул страх, даже ужас, и Карл уверился: дело здесь нечисто.
– Где сейчас твой брат?
– Ходит где-то.
– Где?
– Понятия не имею. Мне пора.
Лена встала, но Фабрициус схватил ее за руку.
– Стоять. Из-за чего вы повздорили?
– Какое ваше дело? – огрызнулась Лена с непонятно откуда взявшейся уверенностью и вырвалась из хватки. – Я ничего не сделала. Спросите в «У Рике».
Фабрициус посмотрел на Карла в поиске поддержки, но тот устало махнул рукой. Он подозревал, что Лена больше ничего полезного не скажет. К тому же полицейские ничего не могли ей предъявить – Карл не сомневался, что ее алиби подтвердится.
Лена выбежала из трактира на моросящий дождь, и Фабрициус с разочарованным фырканьем откинулся на спинку стула.
– Разговор с ней ничего нам не дал, шеф. Мы продолжаем топтаться на месте.
– Не совсем так, Фабрициус, – сказал Карл, закуривая сигарету. Он глубоко втянул дым в легкие и добавил: – Нужно найти этого Эдди. У меня предчувствие, что Лена чего-то боится. И не только побоев своего брата.
– Снова вы со своими предчувствиями! – вздохнул Фабрициус и, когда Карл лишь молча улыбнулся, щелчком пальцев подозвал хозяйку. Потом небрежно добавил: – Это предчувствие подсказало вам избавиться от тетради госпожи Шенбрунн?
Карлу показалось, словно его ударили ниже пояса, как на нечестном бою. Он ошарашенно заморгал, уставившись на своего помощника.
– Во всяком случае, в отчетах о тетради ни слова, – продолжил Фабрициус, спокойно чистя ногти зубочисткой, и только выступивший на залысинах пот выдавал, что он тоже взволнован.
– Как давно вам об этом известно? – спросил Карл. Отрицать свою вину казалось бессмысленным.
– С тех пор, как увидел выражение вашего лица, когда мы вышли из квартиры, – отозвался Фабрициус. – Вы были ужасно смущены. Но не волнуйтесь, я никому не выдам ваш маленький секрет. Мне просто любопытно. Неужто шустрая Рита записывала в тетрадь имена своих клиентов, и ваше было в их числе?
Карл ударил кулаком по столу. Хозяйка трактира, которая подошла за расчетом, пискнула и оставила мужчин одних.
– Конечно нет!
– Не горячитесь вы так, я просто спросил, – сказал Фабрициус, которого этот разговор явно забавлял.
Карл, напротив, чувствовал себя мошенником, которого вывели на чистую воду.
– Это… личное, – промямлил он, умоляюще глядя на Фабрициуса и одновременно презирая себя за слабость. Почему он не может сказать правду? Почему так стыдится своего происхождения, словно это его, Карла, вина, что в младенчестве его оставили на милость жестоким сестрам?
– Личное?
– Дело касается моей семьи.
Фабрициус рассмеялся.
– Странно, я всегда думал, что у вас нет семьи. Я почти завидовал: ни родителей, которых можно разочаровать, ни сестер, которые высасывают из тебя последние деньги… Вот так: думаешь, что знаешь человека, а он… – Фабрициус встал из-за стола. – Это ваше дело, – добавил он. – Я буду нем как могила. Как общая могила, в которой похоронили нашу бедную старушку.
Карл вздрогнул, но выдавил из себя благодарную улыбку и расплатился. Они вышли из трактира. Фабрициус радостно насвистывал всю дорогу до полицейского автомобиля, на котором они приехали, и Карл подозревал, что только что выписал своему помощнику долговую расписку на неизвестную сумму.
