— Но вы ведь не случайно вдруг возникли в Слепухине, свели знакомство с Марией Терской и стали крутиться возле ее дома?
— Я бы сказал — не совсем случайно, но без всякой задней мысли…
— Варсонофий, простите, вы сами-то понимаете, что говорите?
— Просто мой брат, на денежную помощь которого я очень рассчитывал, попросил меня поехать в Слепухин и присмотреть там за его квазикузиной. Фаня тогда был Михаилом Хорватовым со всеми имущественными правами Хорватова и боялся, что Мари как-нибудь догадается, что он не совсем Хорватов, то есть, я хочу сказать, совсем не Хорватов…
— И вы все это знали — что он выдает себя за другого человека, что он обобрал бедную девушку-сироту, что жизни этой девушки грозит опасность, что погублено столько людей, включая несчастную старуху Терскую…
— Елена Сергеевна, клянусь, я ничего не знал про убийства… И потом, я полюбил Марию. Полюбил безумной поэтической любовью… Я не пережил бы, если бы с ней что-то случилось! Я наложил бы на себя руки…
— Какой практический смысл в вашем накладывании рук, если бы с Марией случилось несчастье?
— Когда я только представлял себе, что ее убили, меня охватывало такое горе… Оно выливалось в поэтические строки, и тогда рождались самые лучшие мои стихи. Помните?
В гробу ты лежала тиха и безгрешна,
Юна, пред людьми невиновна…
— Я помню, помню. Благодарю вас, читать стихи не нужно. Давайте вернемся к суровой прозе. Боюсь, судебный следователь расценит ваше поведение как соучастие в преступлениях из корыстных соображений. Судебные следователи вообще люди черствые и не склонные разбираться в сложных поэтических эмоциях.
— Из корыстных соображений? Вы говорите о корысти? Да ни я, ни матушка почти ничего не получили от Нафанаила! Во всяком случае, ничего из того, на что мы рассчитывали…
— Кстати, вы уже знаете, что ваш брат позавчера вечером погиб, сорвавшись с крыши?
— Да, мне на вчерашнем допросе об этом рассказали. Я посвятил Нафанаилу стихи:
Смерть укрыла тебя крылом,
Унесла в далекие дали…
— Варсонофий, ради Бога, увольте меня от прослушивания реквиема по Нафанаилу. Хотя не сомневаюсь, что это — поэтический шедевр, ибо тема смерти для вашей трагической музы близка. Но я снова прошу — давайте придерживаться практических вопросов, у нас мало времени. Ваша мать, похоже, еще не знает о смерти Нафанаила. Ее сейчас к вам пропустят…
— Маму? Она придет сюда? О, как я вам благодарен! Это ведь вы помогли ей добиться свидания?
— Вы сами скажете ей о смерти Нафанаила?
— О нет, я прошу вас! Эти жалкие, краткие мгновения свидания потратить на разговоры о Нафанаиле? Мир его праху, но ведь он предал свою семью, не оказал ей помощи, а все его деньги захапала эта наглая Дуська, которая в вашем доме выдавала себя за Женю.
— Так вы знали, что под именем Жени рядом с нами проживает убийца? Варсонофий, вы, конечно, далеки от жизненных реалий и не можете адекватно воспринимать действительность, но всему должны быть пределы. Вы что, хотели нашей смерти?
— Вашей смерти? Вы говорите о вашей смерти? Что ж, валяйте, делайте из меня бесчеловечное чудовище, жаждущее погубить всех вокруг! Вы всегда меня недолюбливали…
— Вы так ничего и не поняли! Мне остается только молиться, чтобы приговор суда в отношении вас не был бы слишком суровым.
— А вы считаете, что я все-таки пойду под суд? За что?!
Свидание матери с сыном было долгим, но я терпеливо дожидалась миссис Десни у входа. Сейчас мне придется рассказать ей о смерти старшего сына… Как она отнесется к этому известию?
С одной стороны, мать, отдавшая сына чужим людям в обмен на лавку, не должна быть слишком эмоциональной. Но с другой стороны, откуда мне знать, что чувствует женщина с двумя детьми на руках, задыхаясь в тисках бедности? Вправе ли я кого бы то ни было осуждать?
Миссис Десни, выпорхнув из ворот Бутырского замка, выглядела почти жизнерадостной. Ее шаль трепетала, как крылья мотылька, если бы, конечно, мотыльки тоже испытывали пристрастие к ярко-красному цвету.
— Ах, Елена Сергеевна, я все-таки была к вам не совсем справедлива. Милосердие не чуждо и вашему сердцу. Вы так помогли мне, устроив это свидание с сыном. Мой сыночек, мой Соня был так рад меня видеть! Спасибо, Елена Сергеевна, что вы не бросили несчастную мать!
— А как ваш второй сын, миссис Десни? Вы о нем что-нибудь знаете? — осторожно стала спрашивать я, пытаясь потихоньку подвести разговор к печальной теме. Нельзя о смерти близких объявлять человеку без всякой подготовки!
— Этот мерзавец скрылся, бросив своих родных на произвол судьбы! Мы и раньше не видели от него никакой помощи, а теперь-то он совсем забудет, что у него есть мать и брат…
— И вы не имеете о нем никаких сведений? Вы давно не встречались с ним?
— А вы что, голубушка, хотите через меня выйти на его след? Ну тут я вам не помощница!
— Нет, напротив, я сама имею кое-какие известия о Нафанаиле и могла бы поделиться с вами. Думаю, вам это было бы интересно…
— Ну так не тяните, говорите! Что за манера крутить вокруг да около? Какие такие сведения вы можете мне сообщить? Нафанаил еще в Москве или удрал из города?
— Он был в Москве. По крайней мере, позавчера.
— Он что, связался с вами?
— Скорее я с ним. И у него не все благополучно…
— Еще бы, он сам устроил себе неприятности, да к тому же и младшего брата втянул! То, что он использовал наивного Соню в своих делишках, я ему никогда не прощу! И не говорите мне о его неприятностях!
— У него страшные неприятности, миссис Десни! Просто страшные!
Самая главная неприятность Нафанаила в том, что он умер. Сейчас, сейчас его мать это поймет. Господи, какую трудную миссию я на себя взяла!
— О да, неприятности страшные, — продолжала несчастная мать крайне сварливым голосом. — Его же разыскивает полиция. И, кстати, все это произошло не без вашей помощи, мадам Ростовцева! Я, конечно, не хочу никого упрекать…
Бедняжка не понимает, что с убийцами это может произойти и без чьей-то помощи — каждый из них в любой момент может оказаться в полицейском розыске только в результате собственной криминальной деятельности… Впрочем, я тоже не хочу никого упрекать, речь сейчас не об этом.
— Полиция его уже нашла, миссис Десни.
— Он что, арестован? Да говорите же наконец по делу, что вы морочите мне голову? Он арестован?
— Хуже.
— Что может быть хуже?
— Мужайтесь, дорогая миссис Десни! Во время ареста он погиб.
Миссис Десни не закричала, не заплакала. Она просто на глазах стала сжиматься, словно из нее вытекал воздух, и превращаться в сморщенную, нелепо разодетую и размалеванную старуху. Наконец ей удалось разлепить мгновенно пересохшие губы и прошептать:
— Прошу вас, не оставляйте меня! Проводите меня в номера, где я живу. Вы мне, конечно, не друг, скорее враг, но все же вы — христианка. Не бросайте меня, Елена Сергеевна!
Я взяла извозчика и повезла бедную женщину в ее временное пристанище. Там мне пришлось пробыть с ней еще пару часов, пока она не заснула.
Надо обратиться с просьбой к Варваре Филипповне Здравомысловой помочь несчастной миссис Десни организовать скромные похороны Нафанаила. У Здравомысловой большой опыт по похоронной части, и потом, она ведь хорошо знала Нафанаила, долгие годы считая его своим родственником. Простим покойного и отдадим ему последний долг.
Изваяния на диване в гостиной. — Письмо с того света. — Шартрез из маленьких рюмочек. — Мнение судебного следователя об эмансипированных дамах и мое мнение о представителях закона, обладающих сварливым нравом. — Нужны ли мучения ради красоты?
Вернувшись вечером на Арбат, я застала Андрея и Марусю на диване в гостиной практически в тех же позах, в каких я оставила их утром, уходя из дома. Влюбленные напоминали застывшие изваяния. Неужели они за весь день даже не шевельнулись?
