думал», — отвечает со вздохом бедняга…
Алексей Михайлович захохотал почти сразу, потому что он эту историю уже слышал. А вот Салтыков в недоумении почесал бороду:
— Это как же так?
— А вы подумайте… при своем-то ходе… да когда у них на одной руке…
Михаил Евграфович представил себе расклад, понял, что к чему, рассмеялся и от удивления громко прихлопнул в ладоши:
— И ведь действительно! Надо же… вот тебе здравствуйте…
— Исключительный случай! Вероятность его, по законам статистики, крайне ничтожна. Однако же не исключена абсолютно.
Анекдот был понятен исключительно преферансистам, так что пересказывать его в любом другом обществе не имело бы смысла. Зато в своем кругу он пользовался большой популярностью.
— Кто сдает, господа? Кажется, вы, господин литератор?
После очередного круга Алексей Михайлович затронул серьезную тему:
— Кстати, если уж разговор зашел о статистике. Давеча ко мне за консультацией юридического характера обратился некий доморощенный экономист. Предлагает по всей России обязательное страхование жизни ввести.
Михаил Евграфович, увлеченный в этот момент разглядыванием своих карт и заказом игры, поначалу пропустил слова присяжного поверенного мимо ушей. А вот граф, кажется, сразу что-то схватил на лету — один глаз прищурил, а другой закатил под потолок, как это обычно бывало, когда он соображал или вычислял.
— По новейшим известиям, сколько имеется в России жителей? — продолжил Унковский.
— Немногим более девяноста восьми с половиной миллионов душ, — ответил сразу же Лорис-Меликов, которому теперь, в силу высокой государственной должности, полагалось подобные сведения знать безошибочно.
— Ладно, округлим для простоты до ста миллионов. Значит, если обложить по рублю с души — будет сто миллионов рублей. Хорошо. Это доход. Теперь при ежегодном взносе по рублю с души, он предлагает выплачивать премию на случай смерти в тридцать пять рублей.
— Отчего же именно в таком размере?
— Оттого, что по данным статистики, которые мой посетитель взял из какого-то календаря, средний человеческий возраст в Российской империи определяется тридцатью одним годом. Вот он и сделал надбавку, которая предназначена придавать дополнительной привлекательности проекту в глазах населения.
Граф Лорис-Меликов понимающе кивнул, и адвокат продолжил свой рассказ:
— Относительно смертности опубликованных данных он в справочниках не нашел. Однако путем определенных расчетов пришел к тому выводу, что ежегодное число смертей составляет два с половиной миллиона человек.
— Ну, допустим, — кивнул Михаил Тариэлович, раздавая по две карты.
— Впечатляющее число… — заинтересовался вдруг Салтыков. — По тридцати пяти рублей на каждую умирающую душу — сколько это денег будет?
— Восемьдесят семь с половиной миллионов! — Адвокат Унковский воздел указательный палец под потолок. — А ежели вычесть этот расход из дохода, то в пользу страхователя достается ежегодно двенадцать миллионов рублей прибыли.
— Только и всего-с, — замер в некотором ошеломлении Михаил Евграфович.
— Да, но не упустил ли этот ваш новоявленный Адам Смит [45] из виду недоимщиков? Известно ведь, что русский крестьянин…
— Нет, ваше сиятельство, не упустил. Он даже особенно остановился на этом явлении. И полагает извлечь из него вполне определенную пользу.
Игра как-то сама собой остановилась, настолько увлекательный оборот для присутствующих принял рассказ.
— А именно вот таким образом… По общему правилу, которое будет записано официально, всякий, кто хоть раз не взнес своевременно рубля серебром, тем самым навсегда лишается права на страховую премию. Теперь возьмите, сколько найдется таких, которые много лет платят — и вдруг потом перестают? Ведь прежние-то уплаты, стало быть, полностью в пользу страхователя пойдут! А во-вторых, предположите даже, что число недоимщиков возрастет до одной трети.
— Вполне возможно, — вынужден был признать граф.
— Стало быть, доходная часть уменьшается примерно на тридцать три миллиона рублей. Но ведь одновременно с этим уменьшится и количество выдаваемых премий — да не на треть уменьшится, а вполовину и даже более!
— Почему это вполовину? — не понял Салтыков.
— По той простой причине, что смертность между недоимщиками всегда бывает больше, нежели между исправными плательщиками. И таким образом, ежели это предположение осуществится, дохода будет шестьдесят пять миллионов, а расхода — немногим более сорока. И почти пятнадцать миллионов в остатке…
— Господа, карты розданы, — спохватился первым Михаил Евграфович.
— Чего же он хотел от вас? — разложив у себя бубны к бубнам и червы к червям, спросил присяжного поверенного Лорис-Меликов.
— Кто? — не сразу сообразил Алексей Михайлович. — А, этот молодой человек, экономист… он интересовался по поводу юридического оформления ссуды. Как оказалось, он не смог окончить курса в университете, потому что был отчислен вследствие политической неблагонадежности.
— Вам известно, как его найти?
— Нет, не знаю. Пас… — положил на стол карты Унковский. — Но он собирается опять прийти ко мне на следующей неделе.
— Опять вист. Это весьма любопытно! Алексей Михайлович, будьте так добры, устройте нашу встречу… — попросил граф и обосновал свой интерес: — Я полагаю, будет много лучше, если этот пытливый ум начнет трудиться в интересах государства, чем станет разрабатывать какие-нибудь аферы с векселями.
— Или чем он запишется в революционеры и решит, что проще и быстрее взять бомбу да и ограбить карету казначейства, — заявил недовольный собой и полученным прикупом Салтыков.
— Ну, зачем же вы так! — возмутился присяжный поверенный. — Большинство обывателей и так убеждено, что все эти народники и нигилисты — чистые воры и что сама их цель составляет, сколько там ее ни маскируй красивыми словами, возведенное в принцип грабительство. Позволю себе заметить, что мания доносов распространяется во всех слоях общества…
— И чему же тут следует удивляться? — Михаил Евграфович без особой уверенности сделал очередной заказ и продолжил, пока партнеры обдумывали свои дальнейшие действия: — Между так называемым «революционным делом» и народом нашим кинута целая пропасть темноты крестьянства, обманутого и натравленного властью на всех этих «народных заступников». Лучшие представители этой вашей «русской интеллигенции», не задумываясь, приносили себя в жертву освобождению народа — а он оставался глух к их призывам, а иногда и вовсе побивал их камнями!
— Вы правы, — пришлось согласиться адвокату. — Пас для вас! Вон, даже образованный обыватель уверен сейчас, что дело человеческой мысли проиграно навсегда…
— Два паса! — предпочел не рисковать Лорис-Меликов. К разговорам на темы политики в своем присутствии, да еще и во время игры, он относился терпимо, но без особенного удовольствия.
— И что человек должен руководиться не произвольными требованиями разума и совести, которые увлекают его на путь погони за призрачными идеалами, — не замечая этого, продолжил Алексей Михайлович, — но теми скромными охранительными инстинктами, которые удерживают его на почве здоровой действительности!
Михаил Евграфович раздал карты, привычно отметав две из них в прикуп:
— Но каким же образом средний человек, обыватель, может влиять на политику государства?
— Да вот хотя бы тем
