– Я…
– Некоторые распоряжения о переводе подписаны лично вами.
Генерал развел руками, кивая на заваленный бумагами стол:
– Верю! Вон их сколько каждый день!
– Большинство же подписал ваш помощник. Помните, как вы отпустили во Владивосток на лечение смотрителя Воеводской тюрьмы? Прошу не повторять эту ошибку в отношении Гизберт-Студницкого.
– Вы что, хотите арестовать Бенедикта Станиславовича? Но для этого нужны более серьезные основания. Из того, что вы мне предъявили, я причин для ареста не усматриваю.
– Я тоже. Пока. Идет следствие, и по его итогам будет суд. Там все и решится. Я подозреваю Гизберт-Студницкого в том, что он способствовал бегству с Сахалина своих соотечественников-поляков. Возможно, из патриотических побуждений. Возможно, из гуманных. Но побеги евреев и кавказцев устраивались им из корысти, за деньги. Каким-то образом сюда замешалась якудза, японское преступное сообщество наподобие коморры. Именно она забирает беглых с побережья и доставляет в Японию. Вся история очень дурно пахнет. Погоны полетят! С петлицами… Я продолжаю следствие по делу Тарасюка. Смидович остается на батальонной гауптвахте по обвинению в покушении на убийство. Никому его не отдам! В Корсаковске собственное расследование ведет Лыков. Мой вам совет, Владимир Осипович, – тоже откройте дело. Например, о побеге из Тымовского округа двадцати восьми человек. Так с трех сторон и прижмем злодеев.
Выйдя от начальника острова, Таубе отправился на телеграф. Он отстучал депешу в Уссурийскую пограничную бригаду штабс-капитану Артлебену. Бывший офицер ВУК теперь воевал с хунхузами. Барону требовались опытные сотрудники, и Артлебен подходил по всем статьям. Главное, он близко! Виктор Рейнгольдович просил своего бывшего сослуживца срочно прибыть во Владивосток. Поселиться там в гостинице и телеграфировать барону свое местонахождение. На связь с ним выйдет штабс-капитан Бисиркин и объяснит задачу. Телеграмма была зашифрована кодом Военно-ученого комитета. Затем подполковник послал вторую депешу, уже в Петербург. Она адресовалась директору канцелярии ВУК Бильдердингу. В депеше барон просил обеспечить прикомандирование в его, Таубе, распоряжение Артлебена сроком на месяц. Срочно, по непредвиденным обстоятельствам. А также привлечь к делу приморских жандармов.
Теперь главное было – наладить наблюдение. Смидович изолирован. Гизберт начнет метаться и прятать концы. Сам он с острова ускользнуть не сумеет – слишком заметная фигура. Но у Бенедикта Станиславовича целый дом прислуги и полная канцелярия подчиненных. Кто-то из них тоже замешан в преступлениях. Сложный механизм побегов нуждался в помощниках. Сейчас поляк должен заморозить все операции. Для этого ему придется связаться со своими сообщниками. Тут бы их и выявить, но как? Заговор выстраивали не один год. Нужны плотная наружная слежка, контроль за корреспонденцией, внутреннее агентурное наблюдение. А у Таубе один Бисиркин, и без того загруженный делами в роте.
Вечером состоялось совещание. Сергей Иванович привел Арзамасцева. Скромный, но основательный, бывший ефрейтор производил хорошее впечатление. Батальонный командир сразу обратился к нему по имени-отчеству и попросил содействия.
– Платон Ануфриевич! Вы человек статский, приказать я вам не могу. Более того, если ваше начальство узнает, что вы мне помогаете, им это не понравится.
Письмоводитель крякнул, но промолчал. Он не спешил отказываться или соглашаться, хотел сначала понять, куда его втягивают. Такого можно и обратно на службу позвать, одобрительно подумал Таубе. Когда все кончится…
– Мы, военные, подозреваем статского советника Гизберт-Студницкого в неблаговидных поступках…
Арзамасцев снова крякнул и начал ерзать на стуле.
– А именно в том, что он помогал каторжным бежать с Сахалина, – продолжил барон. – За деньги. Это уже, считай, доказанный факт. Дни его служебной деятельности сочтены. И пан Гизберт не обойдется отставкой, а наденет кандалы. Но расследование едва начато. Нужны улики, доказательства, признания его сообщников. Нам интересны связи этого человека. Сегодня мы арестовали некого Смидовича, лакея и приближенного его высокородия. Гизберт встревожен. Он станет заметать следы. Писать секретные письма, предупреждать сообщников… Как за этим проследить?
– Никак, – сразу же ответил письмоводитель. – У Гизберта в доме только поляки, они его не выдадут.
– Понятно. А если статский советник захочет тайно снестись, например, с Владивостоком?
– Запросто! Выдаст своей властью проездное свидетельство нужному лицу, и тот отвезет пакет.
– Курьера можно обыскать, как только он сойдет на берег. Это я могу организовать через жандармов. Хорошо бы узнать, кого Бенедикт Станиславович выберет в письмоносцы… Чтобы не бить наугад.
Бывший ефрейтор задумался. Минут пять он прихлебывал чай и рисовал пальцем на столе какие-то знаки. Бисиркин пытался было его поторопить, но подполковник не велел. Наконец Платон Ануфриевич тряхнул головой.
– Он пошлет баронесску.
– Кто такая?
– Ссыльная из крестьян по фамилии Енджеевская. Проживает в собственном доме позади кирпичного завода. Полюбовница их высокородия.
– Что, действительно баронесса?
– Нет, это у нее прозвище такое. Важничает очень.
– Неосторожно будет с его стороны впутывать собственную любовницу, – возразил Таубе.
– Считается, что они год назад разбежались. Однако полагаю, это только для отвода глаз, – ответил Арзамасцев.
– Почему вы так думаете, Платон Ануфриевич?
Письмоводитель поднял на собеседника умные глаза, вздохнул.
– Вокруг их высокородия давно уже разные темные люди крутятся. Не дом у него, а, можно сказать, притон. Одни поляки. И те не всякие, а отборные. Налетчиков с убивцами нету никого. Воров тоже. А есть махеры, аферисты и один гравер-фальшивомонетчик.
– Почему притон? У каждого сахалинского чиновника в прислуге каторжные.
– Здесь другое. Я давно жду, когда начальство обратит на это свое внимание и прихлопнет. Тут все взяточники да казнокрады. По русской привычке… Гизберт же преступных наклонностей. Вредный человек, опасный! А Кононович ему много воли дал.
– Но почему баронесса?
– Для темных дел нужны доверенные лица, ведь так?
– Так.
– Енджеевская об этом годе трижды наведывалась во Владивосток. Ни одного парохода не пропускает! И плавает все первым классом, как белая кость. В Нагасаки наведывалась. А бумаги ей каждый раз Гизберт выправляет.
– Ага… Стало быть…
– Так точно. Если баронесска днями соберется на материк, то уж не за шляпками, а по команде своего покровителя.
– Вы можете отследить такую поездку? В вашей же канцелярии оформляют разрешения на выезд?
– Нет. Проездное свидетельство сделают втихаря, никто и не узнает.
– Как же быть?
– Через шесть дней в Александровск зайдет почтово-пассажирский пароход «Берта». Он раз в месяц ходит из Николаевска-на-Амуре во Владивосток. Стоит там два дня – и обратно. После этого долго никаких судов не будет.
– Полагаете, на нем?
– Больше не на чем. Если надо Гизберту спрятать что-то с острова, самый его случай.
– Платон Ануфриевич! А вы не могли бы на той же «Берте» сплавать и проследить за Енджеевской? Где она поселится. Дальше уж я других людей привлеку. Баронесска знает вас в лицо?
Арзамасцев смутился:
– Ваше высокоблагородие, я ж на службе! Кто меня отпустит?
– А не хотите в батальон вернуться? Сразу получите унтер-офицера. Вы сколько за квартиру платите?
– Двенадцать рублей в месяц. Половина жалованья!
– А остальные деньги, поди, на питание и одежду уходят, так?
– Так точно.
– А в батальоне у вас все довольствие будет казенное, и квартира тоже. Дрова, свечи. И денег на руки те же двенадцать рублей. Наградные к праздникам. Ну?
Письмоводитель задумался.
– Нравилась мне военная служба, да ротный командир с фельдфебелем житья не давали…
– А здесь при мне будете служить. Я ведь вижу, как у вас голова работает. Правильная голова! Мне такие толковые нужны. Дело в том, Платон Ануфриевич… Я же здесь только на год. Отбуду полковничий ценз и вернусь в столицу. Я там по разведывательной части состою. Но это секрет.
– Да я уж догадался.
– Стану уезжать – позову вас с собой. А вы решите. За год присмотритесь ко мне и решите. Глядишь, и в Петербурге вместе послужим. А через двенадцать лет, когда вам будет срок в отставку выходить, тоже помогу. Мы своих людей не бросаем. Или в хороший дом порекомендуем. Или в столичное градоначальство наших унтеров охотно берут. Станете и пенсию, и жалованье получать да в Питере жить. Что вам прозябать на Сахалине?
