Капитан неуверенно кивнул.
– Тут ты, наверное, прав, палач. Я потом пришлю священника, чтобы произнес молитву над могилой. Все равно никому не будет до него дела… – Он повернулся к стражникам. – Ладно, ребята, давайте уберем это свинство!
Они вместе перенесли бренные останки мастера Ганса к иве, росшей чуть в стороне, и в полном молчании похоронили под грудой камней, чтобы не растащило зверье.
Куизль между делом улучил минуту и задал капитану пару вопросов. Он хотел удостовериться в том, что давно не давало ему покоя. Лойбль поначалу удивился, но после выложил все, что знал.
Якоб молча кивнул.
Еще одна деталь мозаики…
Когда был уложен последний камень, он безмолвно уставился на безымянную могилу. Мастер Ганс был чудовищем, едва не изувечил Барбару – и вот он лежит здесь, как забитый бешеный пес. Куизль мог быть довольным – но не был. Ганс был палачом, как и он сам, отверженным.
Его родичем.
За свою жизнь он мог совершить множество злодеяний, но здесь, под липой, лежал не убийца, а жертва. Убийца же по-прежнему был на свободе и выбирал новую жертву.
Именно это и не давало Куизлю покоя.
Мастер Ганс унес свою тайну в могилу.
* * *
По оживленной Зендлингской улице три девушки шагали навстречу своему безрадостному будущему.
Пекари кричали, расхваливая выпеченный ими хлеб, мясник точил нож, намереваясь заколоть связанную свинью, лежащую перед ним на грязной от талого снега земле. Два школяра из богатых семей спешили к коллегии Святого Михаила. Три девушки напоминали обыкновенных служанок в простых платьях, фартуках и шерстяных платках. Каждая несла по свертку с бельем, подобно многим мюнхенским прачкам. Только присмотревшись, можно было заметить, что самая младшая из них дрожала, а другая, постарше, мягко ее подталкивала.
Кроме того, все трое были накрашены.
Магдалена наблюдала краем глаза за Агнес: та обняла Шарлотту за плечо и что-то вполголоса объясняла ей. Дочь палача и сама чувствовала, как колотится у нее сердце, но старалась не обращать на это внимания.
– Вот увидишь, это не так страшно, как ты думаешь, – шептала Агнес на ухо Шарлотте. – Поначалу они просят лишь, чтобы ты поцеловала их разок-другой или томно смотрела на них. А от шлепка по заднице еще никто не умирал.
– А если… если им захочется больше? – нерешительно спросила Шарлотта.
– Тогда просто закрой глаза и жди, – Агнес слабо улыбнулась. – Подолгу ждать обычно не приходится.
Магдалена тронула передник, куда спрятала маленький нож, украденный с мануфактуры. Обычно им обреза́ли лишнюю пряжу, и Магдалена твердо решила использовать его лишь в случае крайней необходимости. Правда, она и сама не знала, в чем эта крайность должна выражаться.
Утром, когда ван Уффеле и матушка Йозеффа объяснили ей суть новой работы, Магдалена сделала вид, что слышит об этом впервые, поначалу упиралась, но в конце концов нерешительно кивнула. Матушка Йозеффа торжествующе улыбнулась – должно быть, такое поведение было ей уже знакомо.
Между тем они проходили мимо церкви Святого Петра и кладбища. Агнес вновь попыталась взбодрить Шарлотту.
– Ты только подумай, – говорила она. – Ткачихой ты зарабатываешь по нескольку жалких крейцеров, а тут за несколько дней получишь как за полгода работы! Мужчины по нам с ума сходят, особенно теперь, когда подобрать шлюху с улицы уже не так просто. К тому же… – тут она закашлялась, – …ты еще совсем молоденькая! Неужели тебе хочется всю жизнь провести за станком? – Агнес бросила озлобленный взгляд на Магдалену. – Я-то все равно скоро буду не при делах. Ван Уффеле постоянно подыскивает свежую плоть.
«И заработает на этом целое состояние, – подумала Магдалена. – Пока его не выведут на чистую воду».
Действительно, в последние годы на проституцию постоянно налагались ограничения. Прежний правитель, герцог Вильгельм V, прозванный Благочестивым, издал множество запретов, чтобы искоренить позорное в глазах общества ремесло. Закрыли даже мюнхенский публичный дом. В отличие от ярко накрашенных проституток, которые украдкой прохаживались по переулкам в поисках клиентуры, девушки ван Уффеле обслуживали желающих на дому под видом невинных служанок – зачастую под носом у ничего не подозревающих жен. Магдалена не сомневалась, что ван Уффеле извлекал из своего замысла порядочную прибыль. Возможно, такой доход не приносила ему даже мануфактура.
Женщины между тем пришли в квартал Граггенау недалеко от резиденции, где обитали зажиточные горожане. Дома здесь представляли собой роскошные строения в несколько этажей и нередко напоминали дворцы. Улицы были чистые и безлюдные; не было видно ни коробейников, ни бродячих ремесленников. Зато попались несколько стражников – они смерили девушек недоверчивыми взглядами. Но тех очень легко было принять за служанок, тем более что каждая из них несла по свертку с бельем, и солдаты дали им пройти.
Утром матушка Йозеффа сообщила им, где они проведут следующие несколько дней. Агнес определили к старому патрицию, разбогатевшему на торговле сукном. Шарлотту ждал молодой жених из зажиточного семейства, которому хотелось еще погулять перед женитьбой. Кавалера, предназначенного для Магдалены, матушка Йозеффа называла не иначе как главным барышом. Это был не кто иной, как мюнхенский казначей Даниель Пфунднер, ответственный за городскую казну.
– С Пфунднера можно стрясти приличную сумму, – сказала она Магдалене. – Жена его смертельно больна и, видно, совсем уж неприглядна. Анни, которая была до тебя, неплохо зарабатывала у него.
В эту минуту Магдалена поняла, что прежней девицей казначея была та самая рыжеволосая девушка, найденная в Мельничном ручье четыре дня назад.
Что, если и ее ждала та же судьба?
Агнес покинула их первой. Она остановилась перед большим домом недалеко от Швабингских ворот, кивнула девушкам и скрылась внутри. Магдалена с Шарлоттой молча двинулись дальше, пока не оказались у роскошного дворца. Шарлотта закрыла глаза и задрожала.
– Тебе не обязательно это делать, – сказала Магдалена. – Ты можешь просто развернуться и уйти, куда захочешь.
– Куда хочу? – Шарлотта печально рассмеялась. – Так я думала, когда приехала с братом в этот проклятый город. У Басти никого не осталось, кроме меня, другие все умерли. Я пообещала ему, что когда-нибудь у нас все наладится. А теперь он живет в сточной канаве! – Она решительно кивнула, и в эту секунду сложно было поверить, что ей всего пятнадцать. – Мне много чего пришлось вынести, выдержу и это. А на заработанные деньги мы с Басти поселимся на постоялом дворе и на ужин будем есть жаркое и ветчину с сыром. – Она взяла Магдалену за руку. – Ты была очень добра ко мне. Удачи тебе!
«Надеюсь, мне повезет больше, чем Анни», – подумала Магдалена.
Она обняла на прощание Шарлотту и смотрела ей вслед, пока девушка не скрылась за высокой оградой. Ей очень хотелось, чтобы Шарлотта оказалась права – чтобы все закончилось благополучно, она заработала денег и смогла позаботиться о себе и о своем брате.
Но верилось в это с трудом.
В мрачных раздумьях Магдалена двинулась к дому, указанному Йозеффой. Это был трехэтажный дом с оштукатуренным фасадом и украшенным эркером, расположенный на тихой улице недалеко от церкви. Над главной дверью красовался герб в виде весов с монетами. Но Магдалена знала, что сюда ей стучаться нельзя. Она обогнула дом и свернула в тесный проулок, ведущий к задней двери. Тут взялась за бронзовое кольцо и робко постучала. Через некоторое время ей открыл старый щеголеватый лакей в поношенном сюртуке.
– Да? – спросил он раздраженно.
Магдалена показала ему сверток с бельем.
– Я новая служанка, как требовали хозяева, – ответила Магдалена, потупив взор. – Я принесла заштопанное белье и следующие несколько дней должна прислуживать хозяевам.
– А, новая поденщица, – проворчал лакей и смерил Магдалену недоверчивым взглядом. – Но позволь предупредить: только попробуй стянуть что-нибудь, хоть хлебную крошку, и я лично прослежу, чтобы палач высек тебя на площади! Поняла?
