Лошадка, как на грех, попалась неторопливая, плелась нога за ногу, и я успела вдоволь наворчаться про себя, пока добралась в экипаже на Ордынку.
Легонтов жил в Первом Казачьем переулке между Ордынкой и Полянкой. Тихий, зеленый и совершенно безлюдный переулок, застроенный неказистыми, по большей части деревянными домами, тянулся от ордынской Екатерининской церкви к Полянскому храму Успения.
Еще совсем недавно, несколько лет назад, этот переулок называли Жуковым, но и новое название, немного непривычное, хотя и исторически оправданное, уже прижилось.
Говорят, еще в XVII веке здесь расположилось Казачье подворье, просуществовавшее почти две сотни лет. Но замоскворецкие купцы, полноправные хозяева здешних мест, давно обустроили Казачий переулок так, чтобы и память о Войске Донском сгладилась. Он теперь напоминал не казачью станицу и даже не Москву начала XX века, а какой-нибудь захолустный уездный городишко, вроде патриархального Слепухина.
Легонтов арендовал большой двухэтажный флигель, стоящий в отдалении от других строений — сарайчиков и амбаров — в глубине просторного, поросшего травой двора. За флигелем находился старый яблоневый сад, разделенный с хозяйственным двором высокой резной деревянной решеткой.
По двору лениво бродили толстые куры, а громадный петух деловито выискивал что-нибудь съедобное, копошась возле самого крыльца, рядом с зеленой жестяной бочкой, стоявшей под желобом. Дополняли пейзаж колодец с затейливым узорным навесом и будка с сонным апатичным псом, невнятно тявкнувшим на меня, чтобы формально исполнить свой долг сторожевой собаки. Наглая кошка плебейской серой окраски демонстративно прогуливалась перед собачьей конурой, вероятно втайне мечтая дестабилизировать психику пса, но ее игнорировали. Я бы не удивилась, если бы посреди такого деревенского двора валялась в луже свинья, но вот свиньи-то тут и не было.
Странно, что частного сыщика Легонтова занесло в такой глухой уголок. Хотя, возможно, он не случайно обосновался здесь — многие клиенты требуют от него соблюдения полной конфиденциальности, а в безлюдном дворе среди курочек, собачек и кошек их никто не увидит, не узнает, и тайные визиты в контору сыщика так и останутся тайными…
Деревянный флигель с мезонином, в котором обосновался Александр Матвеевич, был похож на жилище не слишком зажиточного купеческого семейства. Казалось, в комнатах такого домика должно быть много тяжелых пузатых буфетов и комодов, на стене висят портреты хозяина и хозяйки — «самого» и «самой» — в богатых рамах, углы украшают фикусы, а подоконники — герань, кружевные скатерки, фарфоровые слоники и голубки, пахнет конопляным маслом, мышами и сухой лавандой…
Но на первом этаже разместилась вполне современная контора с канцелярскими столами и шкафами, с телефонным аппаратом, с пишбарышней в белой блузке, бойко стучавшей по клавишам громоздкого «Ундервуда», с большими картами Москвы и Московской губернии в простенках.
Деловая жизнь тут явно била ключом. Служащих было немного, человека три, не считая машинистки, но все они, как муравьи, копошились у столов, не поднимая голов от бумаг. Похоже, Легонтов считал, что чрезвычайно вредно прививать персоналу вкус к праздности.
Контраст между деревенской ленью двора и деловой обстановкой конторы заставил меня улыбнуться — наша матушка Москва всему ухитряется придать свой особенный стиль.
Господин Легонтов вышел мне навстречу.
— Елена Сергеевна! Здравствуйте, прекрасная Елена! Вы не представляете, какой подарок я вам приготовил!
— Моя горничная уже уведомила меня, что вы припасли «сурприс».
— Да уж, «сурприс» знатный. А сколько сил, сколько чудес изобретательности, сколько ловкости, храбрости и железной хватки от меня потребовалось! Я уж и не говорю о своем чертовски остром уме и дьявольской проницательности!
— Вы о себе прекрасного мнения!
— О, я просто пытаюсь привлечь ваше внимание к моим положительным качествам. Вдруг вы их не заметите! Прошу вас, поднимитесь со мной в мезонин — я хочу продемонстрировать вам, на что я способен!
— На что вы способны? Вы меня пугаете, господин Легонтов!
— Ах, Елена Сергеевна, если не сводить этот глагол к одному значению, можно смело утверждать, что способен я буквально на все!
— Ну что ж, положусь на ваше слово. Пойдемте!
Мы вышли в тесную прихожую, откуда на второй этаж вела узкая и крутая лестница.
— Осторожнее, мадам! Позвольте вашу руку! Сейчас мы пройдем в жилое помещение, где я имею счастье обитать. Так сказать, скромная холостяцкая нора.
— Александр Матвеевич, почему вы обосновались в таком патриархальном уголке? С коммерческой точки зрения, вам выгоднее было бы иметь контору в деловой части города, в новом респектабельном здании.
— Не люблю я, грешным делом, эти респектабельные дома с гранитным рустом и фигурами мускулистых атлантов у подъезда. Я сам человек вполне патриархальный, вот и уголок на свой вкус нашел…
— Неужели?
— Елена Сергеевна, если мне как заведенному приходится бегать по Москве, выполняя волю клиентов, это не значит, что я — современный человек, живущий в ритме наступившего XX века. Я всего лишь так зарабатываю деньги. А в душе мне хочется старомодного покоя — уютных комнат, канареек в клетках, герани в красных горшках, мягких кресел в мелких ситцевых цветочках…
— Александр Матвеевич, а вы случайно кружевных салфеток на досуге не вяжете?
— А что?
— Да вот, говорят, успокаивает и развивает мелкую мускулатуру рук. Вам потом было бы проще держать в руке револьвер или кастет…
— Ох, Елена Сергеевна, ну какая же вы все-таки язва, простите Великодушно!
Гостиная Легонтова в мезонине как раз соответствовала обозначенному им джентльменскому набору — и две клетки с кенарями у окна, и мощный куст душистой герани в глиняном горшке, и кресло в цветочек с подушкой-думочкой и низкой скамеечкой для ног. Однако Легонтов не пригласил меня в гостиную, а провел в другую комнату, открыв ключом крепкую филенчатую дверь.
Посреди комнаты сидела привязанная к массивному дубовому стулу старуха с кляпом во рту. Лицо ее казалось крайне измученным, а из-под темного платка на лицо падали выбившиеся седые пряди.
Да уж, «сурприс» так «сурприс». Я не терплю никаких издевательств над женщинами, поэтому прежде, чем хоть как-то обдумать увиденное и понять, что бы это значило, я заголосила:
— Господин Легонтов! Это какой-то кошмар! Да вы с ума сошли! Вы что, издеваетесь над бедной женщиной? Вы подвергали ее истязаниям? Какой ужас! Я и вообразить не могла ничего подобного! Немедленно развяжите ее! Слышите? Немедленно! Я отдам вас под суд! Посмотрите, с каким отчаянием смотрит на нас бедняжка!
Легонтов совершенно спокойно и безучастно выслушал мой гневный монолог. Чудовище! Более того, я заметила, что глаза его смеются! Изверг!
Я не знала, что следует сделать в первую очередь — кинуться развязывать бедную женщину и оказывать ей помощь или надавать оплеух негодяю. В качестве первого шага я схватила Легонтова за лацканы пиджака и как следует потрясла, чтобы сделать свои слова более убедительными.
— Елена Сергеевна, ради Бога, успокойтесь. Нужно было вас подготовить, но, клянусь, я не ожидал такой реакции! Успокойтесь! Вы ничего не поняли!
Легонтов в свою очередь слегка встряхнул меня.
Я на всякий случай замолчала. Если уж я ничего не поняла, пусть объяснится, но что тут можно не понять?
Александр Матвеевич взял в углу кувшин с водой и губку и стал медленно и тщательно мыть лицо связанной старухи. Ее темная, ссохшаяся и загрубевшая кожа была покрыта множеством морщин и грубых складок, и вот сыщик, скинув пиджак и засучив рукава, принялся осторожно прикладывать губку к каждой морщине, протирая их в разных направлениях.
Да он же сумасшедший, как я сразу этого не поняла!
Но с лицом бабки вдруг стали твориться странные вещи. Сухая морщинистая кожа, размокая под губкой, покрывалась каким-то мутным налетом, он смывался, а лицо под ним молодело на глазах и становилось все более и более знакомым…
