Филипп Ванденберг - Свиток фараона

— Ты не отсюда, так? — спросила она, когда Омар раздумывал, что ответить. — Такой печальный вид. Я тебя развеселю.

Омар словно уже принял решение, полез в карман, вытащил пачку банкнот и сунул в руку девочке.

Тилли сделала книксен, как обычно поступают маленькие девочки, и спрятала деньги в затасканный бархатный мешок, который служил ей дамской сумочкой. Теплая комната находилась за три двора отсюда, на первом этаже, сразу возле входа. Тилли гордо сообщила, что делит комнату с подругой, которая продает сигареты в ночных ресторанах в районе Шарлоттенбург, так что ночью у них будет укромный утолок.

Омар сел в кресло с цветастой обивкой, в котором явственно угадывались черты мебели прошлого столетия, и стал наблюдать за девочкой. Она раздевалась так, словно это было самое обычное в мире дело.

— Ты, наверное, не хочешь снимать свои тряпки. — Тилли бросила на него лукавый взгляд, словно в этом было какое-то особенное наслаждение. — Я не возражаю.

Но тут она заметила, что Омар смотрит куда-то сквозь нее и мыслями сейчас где-то далеко отсюда. Тогда Тилли опустилась перед ним на колени, взяла его за руки и сказала:

— Я думать, тебе не нужна женщина любиться, тебе нужна женщина поговорить. Давай, рассказывай. Я приготовляй тебе суррогатный кофе.

Омар словно только и ждал этой фразы. Он тут же начал рассказывать, пытаясь излить душу, и все говорил, говорил, словно в дурмане. Омар поведал о своей любви к Халиме, об их авантюрном бегстве, о неожиданном конце, пустоте и беспомощности, которые теперь поселились в нем.

Тилли слушала Омара, ни разу не перебив, а когда он закончил, произнесла после долгого молчания:

— Если ты хочешь знать мое мнение, запомни: ни одна женщина не стоит, чтобы за ней бегали. Поверь, если она тебя любит, то вернется. Нас всех иногда перемыкает. А если она не вернется, то она тебя никогда не любила.

Простые слова малышки принесли неожиданное облегчение душе Омара, и Тилли с удовольствием заметила, что он попытался улыбнуться.

— Ты симпатичная девочка, — заметил он, — почему ты занимаешься этим?

Учитывая ситуацию, Тилли могла бы простить странному гостю все, всю низость и нахальство, с которыми она неоднократно сталкивалась, — но только не эти глупые слова, которые она слышала от каждого второго клиента. И она ответила так же глупо:

— Ну хорошо, если ты действительно хочешь знать, скажу: потому что мне это нравится и потому что я получаю больше денег, чем когда работаю телефонисткой.

— Прости, — произнес Омар, — я не это имел в виду.

— Мать моей матери, то есть моя бабушка, когда была еще молодой, тоже работала на Александерплац, и все же потом стала приличной женщиной. А по закону господина Менделя дети скорее похожи на бабушек и дедушек, чем на отцов и матерей.

Научное обоснование жизненной теории Тилли развеселило Омара, и у них завязался разговор о жизни вообще и об отношении между полами в частности. Потом они пошли в «Ашингер», где даже ночью на покрытых скатертями столах стояли бесплатные булочки. Они пили пиво и делились самым сокровенным, поскольку знали, что вскоре расстанутся и никогда больше в жизни не увидятся.

Ситуация не изменилась, но, несмотря на это, Омар чувствовал себя лучше после этого странного свидания. Его впечатлила непосредственность, с которой девочка воспринимала жизнь. И он избавился от жалости к себе, терзавшей его двое суток.

На следующий день, когда Омар пришел к барону фон Ностицу, тот извинился перед египтянином, ведь Халима познакомилась с Никишем на одной из его вечеринок. Ему было удивительно слышать от Омара слова: «Ни одна женщина не достойна, чтобы за ней бегали. Если она любит, то вернется, а если нет, значит, никогда не любила». И после паузы они перешли к делу.

Омар ошеломил барона, сообщив, что нашел новый след в деле Имхотепа. Этот след появился много лет назад, но из-за странных обстоятельств пропал тогда. Омар вкратце рассказал барону, кто такой Карлайл, человек, бесследно исчезнувший из своего гостиничного номера в Луксоре и оставивший личные вещи, среди которых был обнаружен лист с дважды подчеркнутым словом «Имхотеп». И вот теперь Карлайл появился в Лондоне, Омар опознал его, когда он прогуливался в обнимку с племянницей жены профессора. Тому, что сам Хартфилд где-то живет и здравствует, тоже было косвенное доказательство — банковская квитанция, которую влиятельный лондонский судья признал достаточной причиной, чтобы отказать в выдаче свидетельства о смерти.

— Значит, вы считаете, что Хартфилд жив? — восторженно воскликнул барон.

Омар беспомощно пожал плечами.

— Есть не менее убедительные основания считать его погибшим, как есть и факты, подтверждающие, что он еще жив. Очевидным мне кажется одно: кто найдет Хартфилда, живым или мертвым, далеко продвинется вперед в решении этой загадки. И я решил разыскать Хартфилда!

Барон Густав-Георг фон Ностиц-Валльниц нервно затушил окурок сигары в пепельнице.

— И как, позвольте спросить, вы себе это представляете?

— Я рассчитываю на вашу поддержку, — холодно ответил Омар. — Как вы знаете, у меня в Египте есть враги, которые хотят расправиться со мной. И возвращение в Египет для Омара Муссы — это чистое самоубийство. Но если бы вам удалось раздобыть для меня поддельный паспорт, все было бы иначе. Я буду ездить по Египту и не вернусь, пока не найду Хартфилда.

— Ну, если это все, что нам необходимо… — Маленький толстый барон рассмеялся. — Все, что нам нужно, — это имя и фотография.

— Хафиз эль-Джаффар, — ответил Омар, припомнив имя бывшего хозяина дома. Это имя он уже один раз использовал в Луксоре. — Каир, Шариа Квадри, 4.

Когда Нагиб узнал о плане друга вернуться в Египет, он всячески пытался отговорить его.

— Ты можешь сразу пустить себе пулю в лоб, тем самым сэкономишь на поездке. С аль-Хусейном шутки плохи. Я, конечно, понимаю, что ты страдаешь из-за Халимы, но не могу понять, зачем тебе пускаться в эту самоубийственную авантюру. Меня туда ничем не заманишь, даже если здесь придется всю жизнь жить на жалованье продавца газет.

Омар должен был быть благодарен Аллаху, что не задумывался об этом. Как бы там ни было, он ведь все равно не рассчитывал на помощь Нагиба.

Омар ответил, что с удовольствием откажется от помощи Нагиба и что его решение никак не связано с уходом Халимы.

Он хотел найти Хартфилда живым или мертвым, и для этого барон раздобыл ему поддельный паспорт. Омар отрастил себе бороду, какую носил в Египте, так что теперь ничем не отличался от остальных семи миллионов египтян.

Ничего другого и ожидать нельзя было — их разговор закончился серьезным скандалом, Нагиб и Омар сильно рассорились. Спустя два дня мистер Хафиз эль-Джаффар отправился поездом в Мюнхен, а оттуда дальше в Триест, где сел на корабль северо-немецкого флота, который шел в Александрию. Каюта, естественно, первого класса.

Как всегда, Нил выходил из берегов, подчиняясь вечному ритму, и пойма из выгоревшей и коричневой вновь превращалась в зеленую, а весь Египет получал новый стимул к жизни. «Исида» — старая жилая яхта леди Доусон — громко скрипела канатами у причала, а речные волны неистово хлестали по бортам. С запада дул крепкий бриз.

Из Луксора, борясь с сильным ветром, вел свою парусную лодку перевозчик. Он предупредил незнакомца, что во время разлива переправа небезопасна, особенно с наступлением темноты. Но крупный бакшиш развеял все сомнения лодочника, и теперь лодка шла через Нил с опасным креном. Перевозчик уже прокричал в темноту «иншаллах» — короткую молитву, чтобы отогнать страх.

Леди Доусон наблюдала за этой картиной из салона своей яхты.

— Это, скорее всего, он! — холодно произнесла англичанка, указав на утлое суденышко. — Французы всегда опаздывают, более непунктуальных людей я не знаю.

К ней подошел агент Джерри Пинкок, которого все звали Дурнолай. Его нельзя было узнать: с тех пор как агент прибыл в Египет, он носил короткую стрижку, и это выгодно отразилось на его внешности. Лорд Карнарвон приехал вместе со своей дочерью Эвелин. А где появлялась Эвелин, там неподалеку был и Картер. Он сидел у ярко освещенного стола перед кипой карт и документов и не интересовался, что там происходит на бушующих волнах реки.