– Друг мой! Письмо, кажется, у вас осталось?
Денис раз за разом прокручивал в голове события, произошедшие несколько часов назад в подвале. Получалось, что Тоннер прав. Если бы комната уже горела, когда Рухнов из люка вылез, надо было вырываться из дома всем вместе, а не отправляться за помощью. А если не горела, а с Никодимом Рухнов столкнулся, затворяя дверь, значит, сам Михаил Ильич дом и поджег!
Рухнов дотронулся до плеча Угарова, и тот встрепенулся.
– Денис Кондратович, дайте письмо, пожалуйста!
– Да, да, сейчас… – Угаров полез было в карман, но затем передумал: – Постойте, Михаил Ильич. Одну секундочку. Я только один вопрос Мите задам. Хорошо?
Рухнов развел руками.
– Ваше право.
– Митя! В детстве все мальчишки тайники устраивают. Разные камушки, фантики от конфект там складывают. Потом там дневники хранят, любовные письма. У вас такой был?
Митя удивился:
– Был, конечно.
– А где?
– Перед домом накренившаяся липа растет. Если вверх по стволу забраться, там дупло широкое, я дощечку приладил, чтоб вода не затекала.
– Кто со мной? – крикнул Угаров. – Рухнов с той липы вчера вечером за домом наблюдал, там драгоценности и спрятал.
– Ах ты сукин сын! – Михаил Ильич от злости дернул скатерть, и вся посуда полетела на сидящих гостей. Схватив канделябр, Рухнов успел ударить исправника Степана, подскочившего к нему первым, но бежавший следом Порфирий быстро утихомирил негодяя неизменной дубинкой.
Тоннер вытер платком капли пота со лба и в изнеможении опустился на стул. Признание прозвучало! Преступление раскрыто!
– Как я решился на такое, спрашиваете? – Рухнов прикладывал к ноющему затылку кусочки льда из серебряного ведерка. Содержимое тайника безоговорочно его изобличило. Кроме искомых сережек и ожерелья, там нашли закладную на имение Северских, поддельную печатку князя Юсуфова, еще один пузырек с цианистым калием и пачку бумаги, пахнувшую духами Северской. – Хлебнете с мое нужды, не на такое решитесь!
Князь Юсуфов – страшный человек. Побогаче царя будет, а все ему мало. И ничем не брезгует, если цель наметил. Думаете, Василий Васильевич случайно пятьсот тыщ проиграл? Все подстроено было. Мой патрон давно на Носовку облизывался…
– Что правда, то правда. Мите годика три было, когда он сюда заявился, – встряла Анна Михайловна. – Могилку сестры и племянницы приехал навестить, только уж слишком моими делами интересовался. Все выпытывал – какой доход дает поместье, а если всем крестьянам оброк на барщину заменить, не больше ли получится? Я ему сразу сказала: "Не твоего, Игорь Борисович, ума дело. Поплакал над могилками – и езжай себе. Картинку как художник закончит, пришлем с оказией в Петербург".
– На свадьбу дочери Юсуфов пригласил Северского нарочно, – продолжил исповедь Рухнов. – Заранее задумал имения лишить. И меня к нему приставил, мол, "ты, Василий Васильевич, от Петербурга отвык, Мишка тебя сопроводит, лучшие места в городе покажет, где девочки, то да се". Мы и отправились, есть такое заведение на Большой Морской, очень фешенебельное. Никто не знает, но через подставных людей им Игорь Борисович владеет. Обслужили нас по высшему разряду, выпили от души, уже и лыка не вязали, а не садится Василий Васильевич за ломберный стол…
– Параскева его заговорила, – перебила Рухнова Анна Михайловна. – Жила тут одна колдунья. Долго я ее обхаживала, умоляла Ваське помочь, чтоб горькую в рот не брал, а карт в руки. С трудом уговорила, но от обеих напастей, сказала, не может, предложила выбирать. Карт-то я больше боялась…
– И тут я про кости вспомнил, в них играть и сели. Проигрался Василий Васильевич в мгновение ока – шулера у Юсуфова высшей пробы.
– Шулера? – ужаснулась Елизавета Северская.
– Да! Князь им покровительствует, а они указанных людей до последней нитки раздевают. И нотариус при них! Василий Васильевич закладную тут же и подписал. Наутро проснулся, ничего не помнит, аптекарь тамошний постарался, не хуже Глазьева микстурки варит. Как узнал Северский, что натворил, бросился к Игорю Борисовичу, плакал, умолял помочь. Юсуфов якобы выкупил у своих же шулеров закладную, но сроку Василию Васильевичу дал год. Игорю Борисовичу приятно, когда его не жуликом, не грабителем, а благодетелем считают. Выпутаться все равно никому не удается, он сразу все банки извещает, что имение заложено.
– А вы первый помощник в столь низких делах, – с ненавистью сказал Угаров.
– А мне, Денис Кондратович, деваться некуда. Я тоже должник.
– Шулера обыграли?
– Что вы, с роду карт в руки не брал. Я вам, Денис, рассказывал. Приехал в Петербург нищим калекой, отцовский приятель меня пожалел, в департамент пристроил, но быстро скончался и дальнейшую дорогу в прямом смысле слова я пробивал локтями. Бумаги писал быстро, мысли излагал толково, а что самое главное, умел почерком любого начальника писать. Ему себя и утруждать не надо, перья в чернильницу макать. Пьянствует целый день, а документы все готовы. В двенадцатый класс, губернским секретарем, уже через два года произвели, а еще через два уже коллежским числился.
Жалованье нищенское, комнатку снимал крохотную и смрадную, оттого на службе допоздна задерживался с удовольствием. Писал бумаги, подбирал документы. Еще через четыре года сделали меня столоначальником. Скажете, не Бог весть какая шишка, таких в Петербурге сотни; только я вздохнул вольготней, комнатку сменил на лучшую, о прислуге задумался. В мечтах начальником отделения себя видел, мундир надворного советника примерял. И кроме жалованья в карманах стало что-то звенеть. Тут голова моя от неопытности и вскружилась. Поторопился! Посулили десять тысяч, деньги невероятные. Глаза загорелись, про осторожность и осмотрительность забыл. Дело касалось распределения казенных подрядов, мой подопечный просил изъять кой-какие документы, а другие, наоборот, подделать и подложить, чтоб решение в его пользу было принято. Так я и сделал, но вторым претендентом на подряд был князь Юсуфов, друг нашего министра. Уволили меня со скандалом, началось следствие. Комнатка была за два месяца вперед оплачена, в ней целыми днями и сидел. Идти было некуда, жизнь казалось конченной, впереди маячила каторга. Однажды раздался стук в дверь. Я решил, что это полиция, но вошел князь Юсуфов. "Таких ценю! Ваш поступок дерзок, говорит о незаурядном уме. И хорошо подделать документы не всякий сможет. Однако вы нанесли мне ущерб в сто тысяч серебром. Выбор за вами – ехать на рудник или отработать долг у меня на службе". – А следствие? – не понял я. "Наша Фемида столь же бескорыстна, как и чиновники, – засмеялся он. – Ну-с?"
Денег мне не платили, я жил на всем готовом во дворце князя. Выполнял и обычные секретарские обязанности, и всевозможные щекотливые, как в случае с Северским. Ваше имение не первое и далеко не последнее, захваченное им.
– Но зачем? Юсуфов и так невероятно богат!
– Во-первых, он жаден, во-вторых, вести жизнь честного, порядочного человека ему скучно. У него, как у породистой лошади перед скачкой, раздуваются ноздри и горят глаза, когда он придумывает, как отнять у кого-нибудь имущество или разорить конкурента.
Я попал в рабство. Поначалу пытался узнать, сколько лет буду отрабатывать. "До смерти", – ответил князь. Не сомневаюсь: он имел в виду мою кончину. Периодически работавшие на него люди пропадали, появлялись другие. Нотариусы, шулера, фармацевты (у одного из них я как-то стащил цианистый калий) рано или поздно узнавали слишком много, и князь давал кому-нибудь поручение от них избавиться. Были у него подручные, способные и на такое.
Кстати, Шулявский меня не видел, его провели через тайный вход с улицы. Но князь не догадывался, что я нашел способ подслушивать разговоры в его кабинете. Думаю, вместо обещанного миллиона пан Анджей получил бы нож в сердце, уж слишком жаден Игорь Борисович.
Меня постигла бы такая же участь, но снова спасли длинные уши – Юсуфов отдал приказ о моем убийстве. Наверное, новый кандидат нашелся на место секретаря. Вечером мне поручили доставить письмо в самый конец Фонтанки – туда бы и сбросили мое тело.
Приглашение на свадьбу от Северского поступило накануне, я просто не успел о нем доложить. Забрав закладную (Юсуфову подложив копию), я отправился сюда. Письмо от имени князя и доверенность написал уже по дороге, благо печаткой с инициалами Юсуфова обзавелся заранее. Оставалось получить вексель. Уже нотариусов вызвал, уже в руках подержал – и тут Северские в Петербург собрались. Что прикажете делать?
– А Шулявский?
– Пока перед десертом все гуляли, я его комнату обыскал. Зря поляк сережки при себе держал, живым бы уехал. Когда ночью я вышел из покоев князя, услышал: кто-то спускается. Аккуратно выглянул – Тучин. Мысль и мелькнула, как сережки заполучить. Потом ему улики и подбросил.
– А вы не боялись, что Юсуфов предпримет розыск, когда ему доложат, что вы не появились на Фонтанке? – спросил Тоннер.
