дочери покойного председателя, пояснил Плясовских.
– Новое руководство еще не приступило к службе? – Грених дернул ручку еще раз, спальня была заперта на ключ. Но запах шел из щелей этой комнаты.
– Вот-вот приступит. Так что ваш побег оторвал меня от кучи первой важности дел. Кстати, тут и на Кошелева ориентировка из Москвы пришла. Кошелев-то бежал из столицы, убоявшись ареста, ищут его там. Дело какое-то кислое, вроде ничего особенного, но зачем тогда здесь прятаться? Потеряли литератора, требуют знаменитость обратно. А мне и сказать толком нечего. Сидел гадал, какой ответ дать: что он умер или дал стрекача.
Константин Федорович нагнулся к замочной скважине, пытаясь разглядеть, что делалось за дверью, и отпрянул, зажав нос.
– Надо срочно выломать дверь, там кто-то умер!
– Что вы говорите? – вскочил Плясовских и поспешил нагнуться к двери. – И вправду смердит страшно… Так, отойдите, я попробую высадить дверь плечом. Вспомню молодость, былые времена…
– Стойте! – подбежала Майка. – Дайте я шпилькой отопру. Я умею. Здесь замок несложный.
Как по команде, прежде нервно гипнотизировавшие замочную скважину профессор и начальник милиции выпрямились и обернулись к девочке.
Не дождавшись разрешения, Майка взяла с комода Аси шпильку, умело согнула ее, ковырнула в замке, тот щелкнул, дверь раскрылась.
– А вы мастер, Майя Константиновна Грених, – похвалил изумленный Аркадий Аркадьевич, взлохматив волосы девочки. – Талант! Но его лучше не применять в дурных намерениях. Ох, ну и запах.
Глава 17, в которой Ася берется за винтовку
Дверь распахнулась, и тотчас все трое зажмурились, зажав носы руками. Неистовый рой мелких мошек взметнулся от стоящей в углу постели, на ней, раскинув почерневшие, в пузырях, похожих на ожоги, руки и ноги в стороны, лежал некто очень тучный, в бежевой кофточке с бантом под подбородком и широкой гофрированной юбке. Выбеленные кудряшки обрамляли распухшее позеленевшее слепое лицо, рот раскрыт. Это была Офелия.
С минуту все трое, замерев, смотрели на нее.
Первым пришел в себя Грених, сделал несколько неуверенных шагов к кровати, по пути окинув комнату тяжелым взглядом. Темнота мешала разглядеть детали.
– Майка, выйди, – вскинул руку он, направившись к занавешенному плотными шторами окну.
Майка в недовольстве свела брови на переносице. Она отодвинулась назад к порогу, но остановилась.
– Майка, сероводород, который исходит от покойницы, может стать причиной какой-нибудь неприятной хвори. Выйди, я сказал! Нельзя этим дышать.
Девочка скользнула за дверь.
Константин Федорович тотчас же распахнул шторы и судорожно принялся открывать окно. В комнату ворвался поток солнечного света и хвойной свежести, часть мошек унесло во двор. Но большей частью они все же остались беспорядочно жужжать над мертвой вдовой, копошиться в уголках ее широко распахнутых глаз, выползать из разбухших ноздрей, из приоткрытого рта.
– Говорите, – в кулак кашлянул Грених, – уехала, да?
Плясовских молчал, беспомощно глядя на запакованный саквояж, который стоял у изножья кровати. Она действительно собиралась куда-то. Всюду следы поспешных сборов. Множество платьев, юбок, шалей, боа разбросано по постели, небрежно повисло на углу зеркала деревянного трельяжа зеленое пальто, в котором вдова была на похоронах мужа. Еще один саквояж – раскрытый, доверху набитый тряпками, стоял на письменном столе – сборы были прерваны.
Профессор склонился к лицу покойной. Оно было до неузнаваемости изменено трупным вздутием, подведенные черным веки и губы с пунцовой помадой опухли и потрескались, щеки тоже несли следы трещин и походили на полопавшиеся резиновые мячи с зеленовато-бурыми разводами. Руки и выглядывающие из-под подола юбки лодыжки опухли, пальцы растопырились, кое-где образовались пузыри, иные полопались. Вся она распласталась на кровати, как звезда.
– Вероятно, ее убили в день похорон отца. Трупным явлениям самое малое – дней шесть, – констатировал Грених.
Плясовских нахмурился и отвернулся, испытав внезапный приступ дурноты.
– Трогать здесь нельзя, – продолжил профессор. – Надо перенести в ледник. Причину смерти не установишь на глаз, процесс разложения наделал множество псевдоссадин и потеков. Чрезвычайно осторожно следует транспортировать, чтобы не сотворить новых, чтобы не сошла кожа.
– Уж постараемся, – вздохнул еще беспомощней Плясовских, избегая смотреть на мертвую вдову.
– А отчего здесь мух так много? – поинтересовалась Майка из-за двери. – Ведь комната заперта была. И осень на дворе. Мухи ж все спят нынче.
Плясовских бросил на девочку нервно-недоуменный взгляд. Ее любопытство и совершеннейшая бесстрастность не переставали его удивлять.
– Сейчас еще не столь холодно, – не отрывая пристального взгляда от начальника милиции, терпеливо ответил Грених на вопрос дочери. – Не все мухи впали в спячку. В доме, видно, нашлась парочка, которая тотчас же поспешила отложить личинки в благоприятной для размножения среде.
И, не сделав паузы, тотчас добавил, обратившись прямо к начальнику:
– Зимина надо брать под стражу, хотя бы до выяснения всех обстоятельств. Иначе он убьет еще кого-нибудь.
– Вы думаете, это он?
– Она его стыдить небось стала, мол, зачем было монаха убивать, истерить и убитого раскапывать. В том, что Офелия его прогнала, он тоже сознался… Значит, не простила, не захотела жизнь связывать с таким неуклюжим убийцей. Вынудила совершить преступление, а сама на попятную.
Грених развернулся к окну, чуть не добавив, что чувства Зимина вполне понятны.
– Но в доме все это время Ася жила, – возразил Плясовских, насупив лоб и судорожно соображая. – Неужели она не заметила внезапного исчезновения тетки? Неужели не поинтересовалась, почему комната той заперта?
Грених опустил глаза, вспомнил, какой он нашел девушку – обессиленной, больной, несчастной, и невольно задался теми же вопросами, что и Плясовских. Но в эту минуту в распахнутом окне, выходящем в сад и на щербатый плетень, мелькнула темно-серая фигура милиционера. Полы его бекеши высоко взметались от быстрого бега, он так шумно дышал, что его было слышно даже здесь, в комнате. Грених припал к подоконнику.
– Домейко, – крикнул он, – что стряслось?
– Константин Федорович, вот вы где! – выдохнул Домейко, припав животом к подоконнику с другой стороны. – Аркадий Аркадьевич с вами?
– Здесь я, – придушенным голосом отозвался начальник милиции. – Чего тебе?
– Кошелева нашли!
– Живого?
– Мертвого. Он меж цепей в жерле дефибрера застрял, вспух уже так, что не вынуть. Нипочем бы не подумали, что он там – агрегат высокий. Но я случайно заметил пятно крови на задней его стенке, оно тянулось до самого верха. Пятно было и на полу, прямо у подножия. И через полметра – тоже. Так мы по пятнам этим шли, пока не обнаружили стремянку. Ее перекладины – все в засохшей крови…
– А Ася где? – перебил его Грених, вцепившись в раму белыми от напряжения пальцами. – С вами?
– Она с Зиминым! На кладбище. Вас ищем, Константин Федорович! А вы здесь.
Грених на мгновение будто
