тем, что заслушивал отчеты руководителей групп и экспертов о проделанной работе. В кабинете присутствовал также начальник Управления Балашов.
Прибывший на доклад Сергей Дружинин прохаживался взад-вперед по коридору, не решаясь войти, когда дверь кабинета неожиданно открылась и появившийся полковник Банных посмотрел по сторонам, словно кого-то еще ждал.
— А вы, Дружинин, чего не заходите? — спросил он, увидев Сергея.
— У вас совещание…
— Правильно, оперативное совещание с руководителями групп. А вы разве не руководитель группы? Вам дали конкретное задание, я выделил вам опытного помощника. Заходите, перестаньте скромничать.
Первым, как и утром, докладывал подполковник Зубов, группа которого работала по взрывному устройству. Продолжалась трудоемкая работа по анализу веществ, собранных из мусора и расплавленного снега. Но предварительные данные уже были. Эксперт, присутствовавший вместе с Зубовым, сообщил, что взрывное устройство было изготовлено на основе охотничьего пороха и поражающих элементов. А вот во что оно было заложено, неясно. Скорее всего, в консервную банку, причем не в одну.
Руководитель второй группы подполковник Шакиров порадовать особо ничем не мог. Черный портфель, в который было заложено взрывное устройство, изготовлен на Горьковской кожгалантерейной фабрике. Это удалось установить по фрагментам кожи портфеля. Увы, такие поступали в продажу в три центральных магазина города, и купить портфель могли многие. Правда, появилась новая зацепка — клочок газеты «Известия» из микрорайона “Солнечный”.
У майора Кузьменко сведения оказались интересней. Явных противников советской власти в закрытом Челябинске обнаружено не было. А вот скрытые, если их так можно назвать, имелись. Одним из них являлся некто Лихтнер Геннадий Оттович, инженер-химик по образованию. Когда Кузьменко назвал его фамилию, начальник Управления Балашов, следивший за ходом совещания, не удержавшись, воскликнул:
— Это что, тот самый Лихтнер из поволжских немцев, который летом пытался прорваться в посольство ФРГ?
— Тот самый, — заверил Кузьменко. — Московские товарищи провели тогда с ним разъяснительную работу, но отправили назад, к нам, велев присматривать.
— Он по-прежнему считает, что в СССР притесняют немцев?
— Так точно. Особенно после того, как умерла его жена.
— А что с ней?
— Врачебная ошибка. Умерла на операционном столе.
На минуту установилась тишина.
— Думаете, он мог устроить взрыв? — прервал тишину голос Балашова.
— Взрыв? Не знаю. А вот изготовить взрывное устройство для него, инженера-химика, пара пустяков.
— Где он сейчас работает?
— По-прежнему на электролизном заводе, в заводской лаборатории. Сейчас в отпуске.
— Где?
— Соседи уже неделю его не видели. После смерти жены он живет один.
— Срочно установить местонахождение! Мы же должны за ним наблюдать. Если что — нам крепко не поздоровится.
Снова замолчали. Потом Балашов, взявший ведение совещания в свои руки, сказал:
— Продолжайте… А по части душевнобольных как дела?
Кузьменко, среднего роста, плечистый, со стрижкой «под ежик», не удержался и усмехнулся:
— Здесь тоже есть кое-что, вернее, кое-кто — знакомый всем Борисенков. Надо представлять?
— Его что, выпустили? — услышав фамилию, воскликнул Банных.
— Выпустили, полгода назад.
— Но он же шизофреник!
— Это не ко мне вопрос.
— И что Борисенков? По-прежнему льет слезы по убиенному императору?
— Его, как и Лихтнера, найти не удалось. Говорят, куда-то уехал. Насовсем. Куда-то в Подмосковье.
Многие из присутствующих знали, что, если Лихтнер выступал за права якобы притесняемых немцев, то Борисенков вдруг объявил себя не кем-нибудь, а самим цесаревичем Алексеем Романовым, который чудом спасся от расстрела в 1918 году в доме Ипатьева. Кто-то ему сочувствовал, кто-то покручивал пальцем у виска, пока Борисенков не попытался послать письмо в Канаду якобы своей тетке — великой княгине Ольге Александровне. В КГБ провели с ним беседу, пояснив, что великая княгиня уже несколько лет как отдала богу душу. Но Борисенков не унимался. А когда в ночь с 16 на 17 июля, в дату гибели царской семьи, он у ворот церкви запел «Боже, царя храни», в КГБ поняли, что всему есть предел. Быстро собранная из видных психиатров комиссия постановила, что место новоявленного самозванца в психиатрической лечебнице рядом с Юлием Цезарем и Наполеоном Бонапартом. Но взрывать Борисенков никого не собирался.
— Значит, только два подозреваемых, — невесело заметил Балашов и добавил: — Причем косвенно подозреваемых. Никто пока не знает, где они были в момент взрыва.
— Мы продолжаем работу в этом направлении, — сказал Кузьменко.
— Продолжайте, только имейте в виду, что взять на заметку всяких там психов или душевнобольных еще полдела. Надо установить, был ли кто из них в трамвае.
В голосе начальника штаба, продолжившего мысль своего непосредственного начальника, чувствовалось раздражение. Но следующему руководителю группы он задал вопрос спокойным тоном:
— Что скажете, майор Дедюхин? Накопали что-нибудь?
Михаил Дедюхин говорил четко, внятно, и Сергей, глядя на него, невольно вспомнил училище и комсомольские собрания, на которых Дедюхин также обстоятельно выступал и говорил о насущных задачах.
— Мы проверили более шестидесяти человек, имевших отношение к поездке в трамвае № 3. Всех допросили, установили место каждого накануне и во время взрыва. Но, к сожалению, зацепиться пока не за что. Облик предполагаемого преступника не установлен.
— Ваши дальнейшие действия?
— Мы дали объявления в прессу. Может, появятся еще свидетели.
— Правильно… Число погибших и пострадавших уточнили?
— Так точно. Число пострадавших возросло до восьми. А погибших было и остается трое: домохозяйка Петрова, рабочий трамвайного депо Еременко. А вот имя третьей погибшей, которую буквально разорвало на части, установить пока не удалось.
— Это та, что в пятнистой шубе?
— Так точно. Никаких документов при ней не было. В справочное больницы никто не обращался.
— Работников Трамвайно-троллейбусного управления проверяли?
— Проверяли. Заслуживает внимания пока один человек — электрик Мусихин. Неделю назад его уволили за пьянку. Он прилюдно ругался, грозился, что устроит тем, кто его уволил, прощальный салют.
— Проверяйте. Он мог спрятать портфель со взрывным устройством еще до выхода трамвая из парка.
Балашов оглядел присутствующих:
— Ладно. Спасибо, товарищи, за работу. Перекур делать не будем. Кто у нас остается? — он посмотрел на Дружинина. — Калининградское управление? Что скажете, майор? Может, у вас найдется подозреваемый?
Дружинин поднялся:
— Найдется. И самый что ни есть серьезный. Только сначала я хотел бы назвать имя третьей погибшей, той, что погибла на месте. Это Жарихина Анна, зав производством столовой № 35. Это на ней была пятнистая шуба… Теперь насчет подозреваемого. Вместе с ней ехал в трамвае и директор столовой, некто Меликян. Он сошел на остановку раньше остановки “Микрорайон “Солнечный”. У него в руке была черная хозяйственная сумка тоже из кожзаменителя. В этой связи вопрос подполковнику Шакирову: может, взрывное устройство было не в портфеле, а в сумке из такого же материала, с такой же блестящей застежкой?
— Исключено, — подал голос Шакиров и тут же поправился: — Процентов на девяносто,
