Ты же мне говорил, что лучше сначала получить высшее техническое образование, а потом, в качестве дополнительного, можно получить и экономическое!? Ты ещё мне говорил, что экономическое образование можно получить и самостоятельно, а вот техническое — никогда!».
— «А ты, значит, запомнил?!».
— «Мне ещё наш Главный инженер завода говорил, чтобы я переходил в Бауманский! Помнишь? Я тебе рассказывал! Это который предлагал мне ещё и учиться работать на программных станках!».
— «Да, помню! И ты теперь решился этим свою неудачу прикрыть?».
— «Да нет! Просто у меня сейчас нет других вариантов! Во всяком случае, пока!».
— «Ну, дай-то бог нашему теляти волка съесть!» — закончил Пётр Петрович тогда разговор одной из любимых им поговорок, тем выразив некоторое сомнение в исполнении сыном своих планов.
Теперь же он предлагал Платону разные способы и уловки в воспитании у него силы воли и обмана своей лени.
Причём Пётр Петрович, как и Алевтина Сергеевна, часто использовал пословицы и поговорки:
— «Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня!».
— «Завтра, завтра — не сегодня! Так лентяи говорят!».
— «Лучше синица в руках, чем журавль в небе!».
— «Сделал дело — гуляй смело!» и другие.
Но Платон и сам уже знал, что ему надо делать со своей ленью, недостаточными собранностью и организованностью, а также и со своими, мешающими учёбе, и в принципе ничего не дающими, увлечениями.
Единственное, что он пока не знал, так это то, как ему сказать Варе о своём полном крахе, как студента. И он не звонил ей, зная о её возможной реакции на это, непременно бы приведшей к их полному разрыву.
А так ещё можно было тешить себя иным исходом, пока постепенно набирая очки, например, получением разряда, самостоятельными занятиями французским языком, а затем и новым поступлением в институт. Но для этого нужно было время. Оно и шло, постепенно отдаляя их неприятный разговор, но укрепляя дух Платона и его самооценку.
Однако, как верёвочке ни виться, а конец будет! Не получая сведений от Платона о пересдаче им экзаменов и предчувствуя нехорошее, Варя поздно вечером 23 февраля позвонила ему сама. Но Платон заранее предупредил своих, что не хочет с нею говорить на эту тему, чтобы не разругаться, поручив им самим, якобы в его отсутствие дома, сообщить об его отчислении из института и о его подготовке к поступлению в Бауманский, заодно выслушав и что-то от неё. Так и получилось. Настя сняла трубку и сообщила Варе, что Платона всё ещё нет дома.
— «А он, что? Так поздно на занятиях в институте?!».
— «Да, на занятиях, но не в институте! Из Плехановского его выгнали, не дав пересдать хвосты! Он теперь собирается поступать в Бауманский!» — добродушно, но чуть язвительно ответила, немного ревновавшая брата к Варе, его младшая сестра Настя.
— «В Бауманский?! — недоверчиво спросила Варя — Так это же очень тяжёлый институт!?».
— «Так он в Плехановский поступил при конкурсе шесть человек на место, причём на дневной! И в группе был единственным десятиклассником!? А в Бауманский он точно поступит! Там конкурс намного меньше. А он у нас ещё и математик хороший, да и физик неплохой! Проблема у него будет только с химией!» — с нескрываемой гордостью и надеждой на старшего брата, ответила Настя.
— «Насть! Передай тогда ему привет и поздравления от всех нас и пожелание поступить в … Бауманский!» — прощаясь, попросила Варя.
А Платон стоял рядом и, почти не дыша, всё слышал.
— «Молодец, Насть! Всё правильно сказала!» — похвалил он сестру.
И он больше не звонил Варе, держа фасон, а та ему тоже, видимо в ответ, держа своё слово.
Сдержал своё слово, данное матери и сестре, и Юрий Сергеевич Комаров. После перенесённых им болезней (к заражению крови добавился кардионевроз) Юрий Сергеевич серьёзно взялся за своё здоровье, бросив пить и курить. А в подарок семье сестры, по сути спасшей его, он прислал в Реутово в посылку со столовым набором нержавеющих вилок и ножей с белыми костяными ручками, производства Беляйковского завода «Звезда», на котором он проработал и главным инженером и директором.
Теперь же он занимал скромный пост, вместо проблем коллектива, с удовольствием занимаясь огородом, пчёлами, грибами, ягодами и рыбалкой.
А его сын Сергей увлёкся фотографированием. Потому у Юрия Сергеевича теперь появилась проблема обеспечить сына расходными материалами.
Семья же его брата Виталия Сергеевича Комарова с ноября 1966 года жила уже в отдельной двухкомнатной квартире со всеми удобствами в центре Оренбурга. Его жена Елена работала с ним в штабе, сын Андрей ходил в детский сад, а дочь Ирина успешно училась в восьмом классе, но полностью отстранившись от домашних дел, в свободное время читая или гуляя в зимнем дворе с подружками.
В конце зимы и у руководства СССР появился новый друг. С 27 февраля по 2 марта в СССР с дружеским визитом находился король Эфиопии Хайле Селассие Первый, проведший множественные переговоры с различными руководителями нашей страны и посетивший Ленинград.
В эти же последние дни зимы Платон Кочет уверенно и успешно сдал экзамены на разряд. Деталь он выточил качественно и уложившись по времени. И устный экзамен он сдал на отлично, правильно ответив абсолютно на все вопросы, в том числе и на дополнительные.
И с 1 марта Платону Петровичу Кочету, Приказом № 297/к от 28 февраля 1967 года, установили 3-ий разряд токаря.
А несколькими днями позже третий разряд токаря в школе получила и Настя Кочет, хоть в этом сразу догнав брата. Но теперь Платон чувствовал себя уверенней и солидней, а подсознательно ещё и как, наконец, равный со всеми. Никто ещё не знал, что его выгнали из института. Домой он теперь возвращался вместе со всеми и не спеша.
— А хорошо себя чувствовать рабочим человеком!? Отработал смену, вернулся домой и дальше сам себе хозяин!? Делай что хочешь! Никакой тебе учёбы и прочих дел! И ни о чём особо не надо думать! — вдруг после ужина взяла его нега.
— Но нет! Мне расслабляться нельзя! За работу! — встал он из-за стола на кухне и пошёл в дальнюю комнату заниматься французским языком.
Тут-то ему пригодилась толстая стопка иллюстрированной воскресной газеты французских коммунистов «L’Humanité Dimanche», периодически всё ещё покупаемой отцом.
На первой странице он увидел фотографию восходящей звезды Нью-Йоркской театральной сцены двадцатилетней Лизы Миннелли и статью о ней о её триумфальном выступлении ещё в 1965 году в мюзикле на Бродвее.
А на работе Кочет теперь получал заказы от мастера наряду со всеми, но согласно своей квалификации. До этого он точил только халтурные
