Пауэрскорт поднялся, настал его черед читать отрывок из Библии. Он покосился на свое семейство, желая удостовериться, что дети ведут себя прилично.
— Первый отрывок, — начал он своим ясным тенорком, — взят из двадцать первой главы Евангелия от Матфея.
«И вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей».
Новый викарий, рыжеволосый господин тридцати с лишним лет, держался очень солидно. Епископ, столь величественный в своем пурпурном одеянии, клевал носом. В шестой или седьмой раз после прихода в церковь Пауэрскорт с недоумением задавал себе вопрос, как удалось епископу довести свой приход почти до полного разорения? Может, он вот также спал на скучных собраниях приходской финансовой комиссии? Или неудачно вложил пожертвования прихожан в биржевые бумаги?
«И говорил он им: написано: «дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников».
Послышался легкий скрип двери: запоздавший прихожанин пробрался на заднюю скамью и раскрыл молитвенник. Вновь прибывший подмигнул Пауэрскорту. Это был Джонни Фицджеральд.
«И пришли к Нему слепые и хромые… и Он исцелил их». На этом кончается первый отрывок.
Пауэрскорт и лорд Джонни Фицджеральд выросли вместе в Ирландии. Потом они вместе служили в армейской разведке в Индии и не раз спасали друг другу жизнь. Джонни был шафером Пауэрскорта на обеих его свадьбах.
— Я пришел отчитаться, Фрэнсис. — Фицджеральд шутливо козырнул своему бывшему офицерскому начальнику. Они брели по лесу Уильяма Берка, направляясь к Темзе. — Помнишь, ты предупреждал, что я должен действовать с особой осторожностью и без спешки? Я именно так и поступил. Надеюсь, что не превысил в конце концов своих полномочий.
— Неужели ты нарушил приказ, Джонни? — улыбнулся Пауэрскорт.
— Ну, скажем так: я вел себя как Нельсон, когда тот потерял глаз. Кажется, это случилось под Копенгагеном или на Ниле? Небольшая жертва во имя великого дела.
— Полагаю, что должен выслушать твое донесение, прежде чем принять решение, Джонни.
— Именно так. — Фитцжеральд наклонился, поднял с земли внушительных размеров ветку и оперся на нее, как на палку. — Мой рассказ начинается в Вэллингофорде, в «Королевском гербе» в Вэллингфорде, если быть точным. Я там остановился на пару дней. У них отличное пиво, Фрэнсис, просто великолепное, с фруктовым вкусом. Я сказал, что покинул Англию несколько лет назад и стал банкиром в Бостоне, в Америке.
— Банкиры — люди серьезные и респектабельные, они вряд ли бы польстились на местное пиво, Джонни, даже если у того фруктовый привкус, — заметил Пауэрскорт, подкидывая носком ботинка шишки, валявшиеся на тропинке.
— Американские банкиры совсем не похожи на английских. Они любознательны, и душа у них нараспашку. Итак, я объяснил, что был по банковским делам в Лондоне, а потом в Германии, и сказал, что разыскиваю старого мистера Харрисона, который научил меня азам банковского дела, а было это лет двадцать назад, в ту пору у них еще была контора в Бишопгейте. Видишь, Уильям, я предусмотрительно навел справки.
— И что же сообщили тебе о старике завсегдатаи «Королевского герба»? — спросил Пауэрскорт.
— Ну, большинство почти ничего не знало. Дом Харрисонов в паре миль от гостиницы, совсем рядом с рекой. Добропорядочное семейство, трудолюбивое, у таких господ и служить приятно. Мне посоветовали еще порасспрашивать в «Блэкуотерском гербе», что расположен на границе имения — он как бы под опекой Харрисонов, вроде семейной церкви мистера Берка. Все же разумнее заводить паб, а не церковь, как считаешь, Фрэнсис?
— Не знаю, но полагаю, что из тебя скорее вышел бы землевладелец, чем викарий, Джонни.
— Все местные жители говорили, — продолжал Фицджеральд, — что старого мистера Харрисона нет дома, никто его давно не видел. Я уже собрался было отправиться спать, но тут меня окликнул сухонький старикашка, сидевший в углу. Он порылся в карманах и выудил обрывок газеты. Это было сообщение об обезглавленном трупе, выловленном у Лондонского моста. «Поглядите-ка вот это, — прокаркал он, размахивая клочком бумаги. — Мертвец, что приплыл по Темзе в Лондон, и есть старый мистер Харрисон. Помяните мое слово! Он самый и есть». С этими словами он сложил газету так, словно это была десятифунтовая банкнота и сунул обратно в карман. «Почему вы так решили, сэр?» — спросил я старое пугало. «Иеремия Кокстоун видит кое-что. Иеремия Кокстоун слышит кое-что. По ночам или перед восходом солнца». Старик говорил так, словно воображал себя дельфийским оракулом, можешь мне поверить. А потом схватил свою кружку — та была полнехонька, Фрэнсис, — одним глотком опустошил ее и ушел в ночь.
Наконец они вышли к реке. На противоположном берегу люди садились в лодки, чтобы отправиться на воскресную прогулку по Темзе. За их спинами легкий ветерок шевелил кроны деревьев.
— На следующий день, — Джонни Фицджеральд принялся пускать камешки по воде, — я встретился с викарием. Это одно из самых вдохновляющих событий в моей жизни. Я его никогда не забуду.
— Неужели он тебя обратил? — Пауэрскорт сумел удержать улыбку. — Ты увидел сияние? Покаялся в грехах?
— Вовсе нет. Но жена викария потчевала меня домашней настойкой из бузины. Она сказала, что та была сделана в девяносто пятом году — одном из самых удачных на ее памяти. Уж и не знаю, каковы тогда на вкус неудачные годы, Фрэнсис! — Фицджеральд поморщился при одном воспоминании. — Не могу описать тебе вкус этого зелья. Оно было ужасно: сладкое до тошноты. Боже!
Но тут удачный бросок — камешек подскочил десять раз — поднял ему настроение.
— Конечно, викарий знал интересующее нас семейство. Но и он уже давно не видел старого мистера Харрисона. Он порекомендовал мне расспросить другого пожилого джентльмена, некоего Самуэля Паркера, старшего конюха в имении Харрисонов. Заметив, что жена викария собирается подлить мне еще бузинной отравы, я поспешил откланяться.
— Давай-ка поворачивать к дому, Джонни. — Пауэрскорт вспомнил о семейных обязанностях. — Негоже опаздывать к воскресному обеду, на котором будет сам епископ. Так что случилось с мистером Паркером?
Фицджеральд швырнул последний камешек, тот долетел до середины реки и едва не попал в прогулочную лодку, спускавшуюся по течению. Потом он внимательно проследил полет птицы, которая вылетела из деревьев, что росли слева от них.
— Матерь Божья, Фрэнсис, неужели это пустельга? Черт, я их тысячу лет не видел! Так вот, мистер Паркер отвел меня к озеру — чудесное место: полным-полно всяких храмов и статуй богов, а еще водопад и все такое прочее. Он признался, что крайне озабочен и не знает, как поступить. Когда я сказал ему, что был в Германии и не нашел там старого мистера Харрисона, бедняга еще больше встревожился. Побледнел как мел.
«Старого мистера Харрисона нет в Германии. И нет в Лондоне. И здесь нет. Тогда где же он?» — спросил я. Оказалось, что старый конюх тоже видел заметку в газете о трупе, найденном в реке. Он не хотел волновать жену и скрыл от нее эту новость. «Вам остается только одно, — сказал я ему, — вы должны обратиться в полицию». Он признался, что уже подумывал, но это ему не по душе. Дескать, не лучше ли, если это сделает кто-нибудь из членов семьи.
«А если они ни о чем не подозревают? — сказал я ему. — Они-то сами в Лондоне. А полицейский — за углом». И в тот же день я отвез мистера Паркера в полицейский участок, где он сделал заявление об исчезновении старого мистера Харрисона. Потом я доставил его домой к жене. Может, мне не следовало возить его в полицию, Фрэнсис?
Пауэрскорт помолчал. Из-за деревьев как раз показался элегантный фасад дома Берков.
— Полагаю, ты поступил правильно, Джонни. Полицию осаждают всякие люди, требующие дать им опознать тело. Нам следует убедить полицейских, что наш случай — самый вероятный. Будем надеяться, что семейный доктор или кто-то из родственников сможет опознать труп и без головы. По крайней мере, наш кандидат соответствует медицинскому заключению, где утверждается, что покойный был богат.
— Так ты думаешь, труп — это старый мистер Харрисон?
— Думаю, что — да, — кивнул Пауэрскорт. — Вот только почему никто из членов семьи не заявил об его исчезновении? Это меня весьма тревожит.
— А что, если все семейство скопом укокошило старика и теперь хочет спрятать концы в воду?
— Или им известно, что он мертв, но они не хотят предавать это огласке.
— Спорю на что угодно, — друзья почти подошли к дому, и Фицджеральд прибавил шагу, — что труп в Темзе — это старый мистер Харрисон. Как ты думаешь, Уильям не поскупится на выпивку, раз тут епископ и все такое? Мне просто необходимо прополоскать горло после этой треклятой настойки. Боже, Фрэнсис, я все еще не могу забыть ее отвратительный вкус! Бутылочка «Жевери-Шамбертен» или глоток «Помероль», думаю, как раз то, что мне нужно.
