Он останавливается на обочине и выходит из машины, не проронив ни слова.
Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь показывать хоть какие-то знаки проезжающим машинам.
Бесполезно. Тонированные стекла делают свое дело. Пытаюсь найти хоть один острый предмет чтобы разрезать скотч, но любое движение сдавливает мне шею. Пытаюсь развязать повязку, но та слишком плотно завязана, поэтому я берусь её разрывать.
Откидываю ткань в сторону и прикладываю прохладные ладони к месту на шее, где горит кожа. Тянусь связанными руками к двери, но она закрыта. Тянусь к той, что со стороны Тома — она тоже. Подбираю повязку с пола и обкручиваю ей локоть. Замахиваюсь рукой в тот момент, когда дверь машины открывается и он садится на переднее сиденье.
Мое сердце выскакивает из груди от страха, но он, кажется, ничего не заметил.
Откидываю порванную ткань на пол и поднимаю голову в тот момент, когда он протягивает мне картошку фри.
— Ешь, — указывает Том, а я с подозрением смотрю в его глаза. Затем сквозь него на открытую дверь, которая медленно закрывается.
Я выхватываю пакет из его рук и закидываю несколько картошин в рот. Несомненно, я все еще в ужасе, нескрываемой истерике и страхе, о того, что меня ждет впереди, но еда это первое, что придаст мне сил, а не питалась я уже около четырех дней.
Я набиваю свой рот сполна и тянусь связанными руками за водой. Его это забавляет, и он убирает бутылку. Я ловлю себя на мысли что готова проткнуть ему глаза ключами от зажигания, потому что если я не запью, то поперхнусь.
Он отдает мне бутылку с водой, и я надеюсь, что теперь мы отправимся назад, но нет, он следует дальше, по неизвестным мне улицам. Пакет с картошкой падает к моим ногам, как только машина резко тормозит на обочине. Я вижу, как по его лицу расплывается довольная улыбка.
Мы остановились возле полицейского участка, из которого прямо сейчас выходит Джей с моей матерью.
Мам.
Джей накрывает лицо ладонями, держа в руках какие-то бумаги. Мама прижимает носовой платок к лицу, будто готова вновь расплакаться.
— Какой чудесный день, — поет Гослинг, и я перевожу на него взгляд.
— Нет! — качаю я головой, когда вижу, как он достает пистолет из бардачка. — Нет!
Я пытаюсь выхватить пистолет из его рук, пустив в действие ноги. Он заламывает мне руки и заткнув мой рот своей ладонью надавливает так, что я чувствую всю прохладу стекла позади меня своим затылком.
— Заткнись ты, — сквозь зубы шепчет он.
Он направляет пистолет в их сторону чуть опустив окно, и я вижу, как его палец готов к выстрелу.
Это конец.
Тянусь руками и хватаю его за шиворот майки, притягивая на себя. Его правая рука соскользнёт с моих губ, и я уже вижу, как он со злостью смотрит на меня. Думать, что будет дальше нет времени, поэтому я просто притягиваю его к себе максимально близко и борясь со всей ненавистью и отвращением к нему, целую его. Целую настолько крепко и сильно насколько хватает сил.
Открываю глаза, взглянув в окно где больше не вижу свою мать и брата.
Они уехали.
А я все еще здесь. В аду.
Его лицо ускользает из моих рук, когда воздух перестает поступать в мои легкие и все вдруг темнеет, образовывая темноту. Дыру, в которую меня засасывает каждую секунду.
Слышу шум. Затем что-то еще, похожее на воду. Скрип, режущий по ушам и легкое касание моей шеи.
Открываю глаза, прежде чем соображаю, что лежу в мутной воде. Начинаю паниковать, схватившись за край ванной.
— Ш-ш-ш! — слышу я голос рядом и останавливаюсь, пытаюсь привести дыхание в норму.
Он держит в руке мочалку и опускает ее в воду между моих ног.
Я опять полностью обнажена перед ним и только мутная вода скрывает все ниже моей груди. Он берет мою руку, и я вздрагивая ожидаю очередного удара с его стороны, но он всего лишь плавным движением массирует её мочалкой.
Его взгляд останавливается на синяках и разглядывает их с большим интересом.
Я неподвижно наблюдаю за ним, строя планы в своей голове по поводу побега.
Но сколько раз бы я не строила их, мне никогда не удавалось это сделать. Я облажалась в прошлый раз и несколько последующих. Я в полном дерьме пятый день подряд, а то и больше.
Мыслю о том, чтобы схватить его за волосы и ударить о ванну, но пытаясь разъединить руки под водой понимаю — они связаны. Даже если в приступе гнева он попытается меня утопить, я не смогу себе ничем помочь.
Он снова опускает руку в воду, а затем достает, сжав мочалку. По ней стекает мутная вода. Она не грязная, скорее всего в ней какие-то добавки вроде сухого молока.
Он что, считает это романтичным?
Мочалка скользит вверх по моей руке и останавливается на моей шее. Он смотрит на мои губы и не моргает. Я пытаюсь дышать как можно тихо, но его взгляд пугает меня.
— Том, — произношу я, несколько раз нервно моргнув. Потом понимаю, что говорить что-либо мне дается тяжелее, чем я могла себе представить.
Он чуть выше поднимает голову и смотрит мне в глаза. Я решаю, что с этого момента постараюсь вести себя покладисто. Может, хоть это подействует.
— Я очень хочу пить, — признаюсь я. — Ты бы не мог…
Он, не дослушав меня встает на ноги и выходит из ванной комнаты. Я оглядываюсь по сторонам в поисках возможной одежды или любой другой вещи, которая послужит в качестве одежды, но не нахожу ничего. Пытаюсь встать, но сажусь обратно, так как мои руки тянет вниз.
Все верно.
Он привязал веревку, которая привязана к моей ноге к крану.
Том возвращается в ванную комнату с полным стаканом сока. Не могу понять, апельсиновый это или ананасовый. Во всяком случае, мне плевать.
Он присаживается рядом с ванной и протягивает стакан в мою сторону, чуть касаясь его ободом моих губ. Наклоняет его, и я отпиваю немного сока. Затем он наклоняет его снова и снова. Я опустошаю его, но не чувствую насыщения.
Я ужасно хочу есть.
Том ставит стакан на пол и снова опускает руки в воду. Кладет правую ладонь мне на живот и начинает спускаться ниже. Я паникую и сжимаю ноги, когда он трогает меня там.
Он улыбается.
— Ты себе представить не можешь, Алексис, как мы с тобой похожи, — он все еще улыбается.
Я отрицательно качаю головой.
Я не спятила так же, как и ты, Том.
— Тебе тоже есть за что ненавидеть свою семью, и в этом мы с тобой солидарны, — тихо
