Потом Эллис Купер заговорил. Его голос, поначалу слабый и дрожащий, постепенно набирал силу.
— Я не убивал Таню Джексон, Барбару Грин или Морин Бруно. Я бы признался, если бы это было так, и принял этот смертельный укол, как подобает человеку, которым меня воспитали. Я не убивал тех трех женщин близ базы Форт-Брэгг. Это сделал кто-то другой. Благослови вас всех Господь. Спасибо вам, Джон и Алекс. Я прощаю армии Соединенных Штатов, которая была мне хорошим отцом.
И Эллис Купер вскинул голову. Гордо и мужественно. Как солдат на параде.
Палач шагнул вперед. Он ввел приговоренному дозу павулона, препарата, полностью расслабляющего мышцы, который должен был парализовать дыхание Купера.
Вскоре сердце, легкие и мозг Эллиса Купера перестали функционировать.
В час и тридцать одну минуту пополуночи тюремный надзиратель Центральной тюрьмы объявил сержанта Купера мертвым.
Когда все было кончено, Сэмпсон повернулся ко мне.
— Мы только что стали свидетелями убийства, — произнес он. — Кто-то убил Эллиса Купера, и преступник ускользнул от возмездия.
Я стоял в Национальном аэропорту Рейгана, у выхода № 74, встречая ранний рейс. Едва оказавшись в аэропорту, я просто места себе не находил. Нервничал, был сам не свой. Бесспорно, я волновался, но волнение это было приятное — чувство радостного предвкушения. Я встречал Джамиллу Хьюз, которая прилетала меня повидать.
В пятницу, около четырех часов дня, аэропорт был битком набит. Его наводняли толпы усталых, взвинченных людей: одни за компьютером заканчивали недельную работу, другие уже расслаблялись после рабочего дня, сидя в баре или читая журналы и популярные романы — от Джонатана Францена до Норы Робертс и Стивена Кинга. Я присел было, потом опять вскочил. В конце концов, я принялся вышагивать мимо огромных, во всю стену, окон, наблюдая, как большой американский реактивный лайнер медленно подруливает к терминалу. Вот он, долгожданный момент. Готов ли я к нему? А она?
Я увидел Джамиллу, шедшую со второй волной пассажиров. На ней были джинсы, блузка розовато-лилового цвета, черная кожаная куртка автомобилиста, которая запомнилась мне по нашим совместным полицейским слежкам в Новом Орлеане. Мы с ней тогда здорово сдружились во время расследования одного замысловатого убийства. Это расследование началось в ее родном Сан-Франциско, затем перекинулось южнее, прошло через весь Юг, включая Новый Орлеан, и закончилось опять на Западном побережье.
С тех пор мы все время говорили о том, чтобы увидеться снова, и вот сейчас это должно было свершиться. Со стороны нас обоих это был довольно-таки смелый шаг, и очень хотелось, чтобы он не оказался бессмысленным. Сам я так не думал и надеялся, что Джамилла чувствует то же самое.
Господи, я просто не мог устоять на месте: прямо-таки весь издергался, пока смотрел, как она идет мне навстречу. Надо признать, выглядела она потрясающе. Чудесная, широкая улыбка. Что же я так разволновался?
— Где же густые белые облака, которым полагается окутывать город при посадке? Господи, мне было видно абсолютно все: Белый дом, Мемориал Линкольна, Потомак, — улыбаясь, произнесла Джамилла.
Я наклонился и поцеловал ее.
— Не над каждым городом такие клубы тумана, как над Сан-Франциско. Тебе надо больше путешествовать. Как прошел полет?
— Выжата как лимон, — ответила Джамилла и опять ослепительно улыбнулась. — В последнее время я не очень-то люблю летать, но рада, что я здесь. Правда, очень рада, Алекс. Ты нервничаешь почти так же сильно, как я. А ведь у нас никогда не было проблем в общении, когда мы работали вместе. Все будет хорошо, вот увидишь. Просто отлично. Так что расслабься, чтобы и я могла успокоиться. Идет?
Она сжала меня обеими руками, притянула к себе и поцеловала в губы — легко, но приятно.
— Вот, уже намного лучше, — сказала она и аппетитно причмокнула губами. — У тебя приятный вкус.
— Наверное, тебе нравится мятная жвачка.
— Нет, мне нравишься ты.
Мы почувствовали себя гораздо легче и непринужденнее, пока ехали в Вашингтон на моем стареньком «порше». Мы говорили обо всем, что произошло с тех пор, как мы расстались. Поначалу это были служебные дела, но потом разговор перекинулся на всю эту чертовню с террористами, потом на то, как поживают наши семьи. И как обычно, стоило только начать — и мы уже не могли остановиться. И мне это страшно нравилось.
Но стоило подъехать к дому, все вдруг опять начало казаться мне непростым.
— Ты готова к этому? — спросил я прежде, чем мы вышли из машины.
Глаза Джамиллы удивленно округлились.
— Алекс, у меня дома, в Окленде, четыре сестры и трое братьев. Готов ли ты к этому?
— Привози их, — сказал я, подхватывая ее черную дорожную сумку, в которой, судя по весу, был мяч для боулинга, и понес к дому. Я невольно задерживал дыхание, но определенно был рад, что она приехала. Давно уже не ощущал такого радостного волнения. — Я скучал по тебе.
— Угу, и я тоже, — откликнулась Джам.
Бесспорно, Нана потратила некоторое время на обдумывание меню для приличествующего случаю торжественного обеда. Джамилла вызвалась помочь, и, конечно же, Нана наотрез отказала ей в праве даже пальцем пошевельнуть. Но тем не менее Джам все равно двинулась за ней на кухню.
Мы же, остальные, последовали за ними понаблюдать за коллизией. За столкновением двух незыблемых сил. Предполагалась драма высокого накала, на которую стоило посмотреть.
— Ну ладно, ладно, пусть будет так. — Нана хоть и побрюзжала немного, но было видно, что она довольна и ей приятна эта компания. Это давало ей возможность продемонстрировать свои кулинарные таланты, запрячь нас всех в работу и незаметным образом испытать Джамиллу. Она даже принялась, работая, напевать себе под нос «Lift Every Voice and Sing».[9] А потом и Джамилла к ней присоединилась.
— Как вы относитесь к свиным отбивным с яблочной подливкой, тыквенной запеканке и картофельному пюре? А аллергии на кукурузный хлеб у вас нет, надеюсь? Или на персиковый коблер с мороженым? — задала разом несколько провокационных вопросов Нана.
— Обожаю свиные отбивные, картошку и персиковый коблер, — сказала Джамилла, осматривая продукты. — Нейтрально отношусь к запеканке. Кукурузный хлеб я сама пеку дома. Меня научила бабушка, по рецепту, вывезенному из Сакраменто. Кукуруза кладется в виде протертой кашицы, что придает хлебу больше влажности. Иногда я еще добавляю туда же корку от бекона.
— Хм, — оценивающе качнула головой Нана. — Звучит неплохо, девушка. Надо будет попробовать.
— Утилизация отходов, — хмыкнула Дженни, решив внести свою лепту в дискуссию.
— Всегда будь готова научиться чему-то новому, — сказала Нана, уставив свой скрюченный мизинец в Дженни. — Если, конечно, хочешь когда-нибудь вырасти, а не остаться на всю жизнь маленькой.
— Я просто вступилась за твой кукурузный хлеб, Нана, — обиженно промолвила девочка.
— Я сама в состоянии себя защитить, — подмигнула старушка.
Обед на сей раз был подан в столовой, под музыкальное сопровождение в виде Ушер, Иоланды Адамс и Этты Джеймс, задаваемое проигрывателем компакт-дисков. Пока все было в полном ажуре. Как говорится, то, что доктор прописал.
— А мы каждый вечер так обедаем, — сказал Дэймон, обращаясь к Джамилле, и прибавил: — Иногда даже завтракаем здесь, в столовой. — Пожалуй, он уже проникся к гостье некоторым обожанием. Да и трудно было бы удержаться.
— Ну, конечно — например, когда президент по пути своего следования заходит к вам на чашку чаю, — ответила Джамилла, подмигивая ему, а затем — Дженни.
— Да, он частенько здесь бывает, — кивнул Дэймон. — Откуда ты знаешь? Тебе мой папа сказал?
— Мне кажется, я видела это в новостях Си-эн-эн. Ты знаешь, мы ведь принимаем их телесигнал у себя, на Западном побережье. У нас же у всех есть телевизоры — установлены рядом с джакузи.
Обед и застольная беседа прошли с успехом — по крайней мере так мне показалось. Непринужденный смех не смолкал большую часть времени.
На протяжении всего времени маленький Алекс сидел на своем высоком стульчике и радостно нам улыбался. В какой-то момент Джамилла вытащила Дэймона из-за стола, и они немного потанцевали под лившуюся из проигрывателя песню Ареты «Кто кого?».[10]
Наконец Нана поднялась из-за стола и заявила:
— Джамилла, категорически запрещаю тебе убирать посуду. Алекс отлично с этим справится. Это его обязанность.
— Тогда пошли, — сказала Джамилла Дженни и Дэймону. — Пойдемте во двор, чуток посплетничаем о вашем папе. И о вашей Нане! Думаю, у вас найдется немало вопросов, у меня — тоже. Обменяемся информацией. И вы тоже, молодой человек, — обратилась она к Алексу-младшему. — Освобождаем вас от кухонной повинности.
