Джон застыл на месте. Посетитель? Никто его никогда не посещал. Он здесь никого не знал.
— Йо-йо, — пробормотал Рей-Рей.
После инцидента с уличной проституткой между ними установился хрупкий мир.
— Что?
— Это девушка. — Имелось в виду, что это не коп.
Девушка, подумал Джон, и мысли его лихорадочно завертелись в голове. Единственной девушкой, которую он знал, была Робин.
Он сказал Рею-Рею:
— Спасибо, приятель, — и, заправляя на ходу рубашку, направился в заднюю часть автомойки.
Прокомпостировав карточку учета времени, он поймал в зеркале над часами свое отражение. Несмотря на прохладу, его потные волосы прилипли к голове. Господи, и пахли они, видимо, тоже соответственно.
Открывая заднюю дверь, Джон пригладил волосы рукой. Первое, что он подумал, увидев стоявшую на улице девушку, — что это не Робин, затем — что это вообще-то и не девушка. Это женщина. Это была Джойс.
Он нервничал еще больше, чем это было бы, если бы к нему на самом деле пришла проститутка, и очень стеснялся одежды, которая была на нем. Джойс была одета в хороший жакет и брюки, подобранные в тон, которые — это можно было сказать с полной уверенностью — она купила далеко не в магазине уцененных товаров. Солнце подсвечивало рыжевато-коричневые кончики ее волос, и Джон засомневался, были ли они подкрашены или же у нее всегда было такое с прической. Он помнил, как перекашивалось лицо Джойс, когда она злилась на него, улыбку на ее губах, когда она делала ему «крапиву», ее презрительное фырканье, когда она шлепала его за то, что он дергал ее за косу. Однако он никак не мог припомнить цвет ее волос, когда они были детьми.
Вместо приветствия она сразу спросила:
— Во что ты вляпался, Джон?
— Когда ты снова начала курить?
Она сделала долгую затяжку и швырнула сигарету на землю. Он смотрел, как она наступила на окурок и принялась растирать его на асфальте, возможно, жалея, что не может сделать то же самое с его головой.
— Отвечай на мой вопрос!
Он взглянул через плечо, хотя и знал, что они здесь одни.
— Тебе не следует сюда приходить, Джойс.
— Почему ты не отвечаешь?
— Потому что не хочу вмешивать тебя в это.
— Не хочешь вмешивать? — раздраженно переспросила она. — Во всем этом и так уже замешана моя жизнь, Джон. Хочу я этого или нет, но ты мой брат.
Он чувствовал злость, исходившую от нее, как жар от печки. Одна его половина даже хотела, чтобы она набросилась на него и била, била до кровавой пены на губах, пока окончательно не разобьет кулаки и не даст выход своей ярости.
— Каким образом у тебя могли быть кредитные карты, когда ты сидел в тюрьме?
— Не знаю.
— Это разрешено?
— Я… — Он об этом даже не думал, хотя это был хороший вопрос. — Могу предположить. Наличных там иметь нельзя. Но…
Он пытался сообразить. За наличные в тюрьме можно было получить предупреждение или даже угодить в карцер. Все, что ты покупаешь в столовой, списывается с твоего счета, и тебе не разрешается ничего заказывать по почте.
— Я не знаю.
— Ты понимаешь, что если Пол Финни узнает об этом, то засудит тебя в гражданском суде за каждый грош, который у тебя есть?
— У меня нечего взять, — сказал Джон.
Именно по этой причине его мать завещала все Джойс. По закону о компенсации жертвам преступлений, если у Джона когда-нибудь появятся хоть какие-то деньги, родственники Мэри Элис могут их забрать. А мистер Финни напоминал акулу, плавающую вокруг Джона в ожидании, когда в воду капнет хоть капля его крови.
— Тебе принадлежит дом в Теннесси, — сказала Джойс.
Он ошарашенно уставился на нее.
Она вынула из кармана пальто сложенный лист бумаги.
— Элтон-роуд, 29, Дактаун, штат Теннесси.
Он взял у нее бумагу. Это была ксерокопия оригинала. Сверху было написано «Официальное свидетельство на право собственности». Над адресом объекта недвижимости в качестве владельца было указано его имя.
— Я не понимаю…
— Этот дом твой, он не обременен никакими обязательствами, — сказала она. — Ты выкупил его за пять лет.
Джону никогда в жизни ничего не принадлежало, кроме велосипеда, да и тот Ричард забрал после его первого ареста.
— Сколько он стоил?
— Тридцать две тысячи долларов.
От этой цифры у Джона перехватило дыхание.
— Где я мог взять такие деньги?
— А мне откуда знать, черт побери?! — Она выкрикнула это так громко, что он автоматически сделал шаг назад.
— Джойс…
Она ткнула его пальцем в грудь и с жаром сказала:
— Я спрашиваю об этом первый и последний раз и, клянусь Богом, клянусь могилой матери, если ты соврешь, я вычеркну тебя из своей жизни так быстро, что ты и заметить не успеешь!
— Ты говоришь совсем как папа.
— Так и есть. — Она развернулась, чтобы уйти.
— Подожди, — сказал он, и она остановилась, но не обернулась. — Кто-то украл мои персональные данные.
Плечи Джойс опустились. Она снова посмотрела на Джона, и он увидел, что все те ужасные вещи, которые произошли в его жизни, пролегли морщинами на ее лице. Ярость ее прошла.
— Зачем кому-то воровать твои персональные данные?
— Чтобы прикрыть себя. Замести следы.
— С какой целью? И почему именно ты?
— Потому что он не думал, что я когда-нибудь выйду оттуда. Он думал, что я просижу в тюрьме до конца жизни, что он может пользоваться моими данными, чтобы его никогда не поймали.
— Кто так думал? Кто делает это с тобой?
Джон почувствовал, как имя это застряло у него в горле, словно кусок стекла.
— Тот, кто убил Мэри Элис.
При звуке имени девушки Джойс заметно вздрогнула. Оба молчали, и воцарившуюся тишину нарушало только журчание воды на мойке и жужжание пылесосов.
— Человек, который засадил меня в тюрьму за убийство Мэри Элис, пытается сделать это снова.
В глазах у нее стояли слезы.
— Я не делал этого, Джойс. Я пальцем ее не тронул.
Подбородок ее задрожал, она с большим трудом сдерживалась.
— Это был не я.
Она судорожно сглотнула.
— О’кей, — сказала она. — О’кей. — Она шмыгнула носом и вздохнула. — Мне нужно возвращаться на работу.
— Джойс…
— Береги себя, Джон.
— Джойс, прошу тебя…
— До свидания.
9:30 утра
Уилл следил за руками судмедэксперта Пита Хэнсона, который ловко зашивал грудной отдел и брюшную полость Синтии Барретт, стягивая Y-образный разрез, сделанный в начале аутопсии. Во время процедуры Уилл в основном концентрировался не на всем теле, а на его частях, но теперь ему было трудно абстрагироваться от того факта, что Синтия Барретт была человеческим существом и не совсем уж ребенком. В ее хрупком телосложении и изящных чертах лица было что-то от сказочного эльфа. У него в голове не укладывалось, как кто-то мог причинить вред этой девушке.
— Как это все печально! — сказал Пит, словно прочтя его мысли.
— Да, — ответил Уилл сквозь зубы.
За время службы в правоохранительных органах ему доводилось видеть разные виды повреждений, какие только можно нанести человеку, но вид жертвы-ребенка по-прежнему его шокировал. Он сразу вспоминал об Энджи, обо всех тех ужасных вещах, которые делали с ней, когда она была совсем маленькая, и от этого живот сводило болью.
Открылась дверь, и вошел Майкл Ормевуд. Под глазами у него были черные круги, а на подбородке, в том месте, где он, очевидно, порезался при бритье, был прилеплен кусочек салфетки.
— Простите, что опоздал, — извинился Майкл.
Уилл посмотрел на часы. Движение было чисто машинальным, но, подняв глаза, он заметил, что Майкл раздражен этим.
— Все нормально, — сказал Уилл, слишком поздно сообразив, что говорит не то, и попытался как-то исправить положение: — Доктор Хансон как раз заканчивает. Вы ничего не пропустили.
Майкл промолчал, и Пит поторопился снять возникшее напряжение, сказав:
— Я очень сочувствую вашей потере, детектив.
Прошло несколько секунд, прежде чем Майкл кивнул. Он провел рукой по лицу, стер кусочек салфетки на подбородке, с удивлением посмотрел на окровавленную бумажку и выбросил ее в корзину для мусора.
— Дома было довольно тяжело.
— Могу себе представить. — Пит похлопал его по плечу. — Мои соболезнования.
— Да, — подхватил Уилл, не зная, что еще сказать.
— Она была мне всего лишь соседкой, но все-таки… — Улыбка на лице Майкла была натянутой, словно у него возникли проблемы с тем, чтобы сдерживать свои эмоции. — Когда что-то плохое происходит с невинным ребенком, как она, это съедает тебя изнутри.
Уилл обратил внимание на взгляд, который Майкл бросил на тело, и заметил отчаяние в его глазах. Майкл протянул руку, как будто хотел поправить белокурые волосы девушки, но тут же отдернул ее. Уилл вспомнил, что он точно так же вел себя накануне, когда они впервые увидели труп. Казалось, что Синтия была его дочерью, а не просто соседкой.
