Хлопнула входная дверь. Непонятно — открылась или закрылась. Она замерла. Ванная комната — худшее место, где тебя могу застукать. Спрятаться негде. Никакого оружия. Схватив баллон с лаком для волос, она рывком распахнула дверь, готовая к бою.
Никого.
Дэвис ушел. Проковыляв в гостиную, она нашла недопитый, точнее, почти нетронутый стакан коки. Телефонная трубка лежала на аппарате.
Алекс нашла свой стакан и осушила его одним махом, представляя, что это ром.
Зазвонил телефон. Она быстро сняла трубку.
— Алло?
— Хоббс? Это Шенберг. — Алекс едва различала голос за завыванием сирен и шумом уличного движения. — Слушайте, я здесь, у фургона. Тот самый, все верно. Его бросили. Судебные его сейчас обследуют.
— Кассетти не нашли?
— Нет, но ребенок явно был здесь. Обнаружили бейсбольную кепку. Маленькую. Есть какие-нибудь идеи?
Алекс тяжело опустилась на диван. Темная квартирка, казалось, заполнилась тайнами. Чудовищами.
Она закрыла глаза. Дэвис, воспользовавшийся ее телефоном вместо своего.
Попрощаться с единственным человеком, которого любил.
Алекс резко выпрямилась, чувствуя, как колотится сердце.
— Алекс! — пищал в трубке голос Шенберг.
С трудом набрав в легкие воздуху, она произнесла:
— Мишель. Мишель, она здесь. Здесь, в "Элизиуме".
— Что?
— Не в моей квартире. В его. Он об этом знает. Поэтому он зашел ко мне и звонил отсюда. Он ушел наверх…
Умирать, подумала Алекс. Умирать вместе с сыном.
— Алекс, оставайтесь на месте. Заприте дверь и ждите нас. Выезжаем. — Шенберг бросила трубку, слишком торопясь, чтобы слушать подтверждение.
Алекс положила трубку и откинулась на спинку дивана.
Полиция уже едет. Этого достаточно.
Он остался один. Совсем один.
И Джереми. Джереми, хранивший фотографии отца, который покинул его.
Алекс подтянула к себе сумку. Деньги. Куча денег. Она вывалила все на диван. Последним выпал револьвер — холодный, блестящий. Смертельный.
Подхватив его, она сунула в карман ключи. Знак надежды. Она надеялась сюда вернуться.
Открыла дверь, выглянула в коридор. Никого. Лестница, площадка следующего этажа. Пусто.
На этот раз подниматься было почти не больно. Точнее, было так страшно, что она забыла о боли. Добравшись до двери, она взялась за ручку. Ручка показалась ледяной. Дверь в преисподнюю.
Эксклюзив, напомнила она себе. Деньги. Положение. Власть.
Все это уже не имело особого значения. Теперь, когда Липаски сказал, что любит ее. Вот ради этого стоило выжить.
Но она не сможет нормально жить, если хотя бы не попытается спасти того, кого он тоже любит.
Она тихо нажала на ручку. Дверь поддалась. Она надавила плечом. Дверь открылась.
В поле зрения — никого. Скользнув внутрь, она прикрыла за собой дверь, озираясь в поисках укрытия. У Дэвиса были кресло, диван, стол. Прыгнув вперед, она скорчилась под столом, откуда было хорошо видно любого, кто мог показаться из-за угла.
Где-то заплакал ребенок. Алекс зажмурилась и почувствовала, что обливается потом. Защипало свежие ссадины. Она никогда не чувствовала в себе особой тяги к материнству, но от голоса ребенка, которому больно, все внутри сжалось в комок. Если плачет, значит, жив, успокоила она себя. Не помогло.
Она высунула голову из-под стола. В глаза бросилась фотография в рамочке. Мельком скользнув по ней, Алекс вдруг всмотрелась повнимательней. Шаланна Норт с застенчивой улыбкой. На другом краю стола — желтоватый листок бумаги. Тоже в рамочке. Слишком далеко, чтобы разглядеть.
А в самом торце, под нависающей книжной полкой, — маленькие очки в роговой оправе, розовая беретка и маленькая девичья беленькая сумочка. Алекс с замиранием сердца разглядывала всё это. Ребенок продолжал плакать.
Вокруг ничего подозрительного. Глубоко вздохнув, она все-таки решилась выбраться из-под стола, найдя себе новое укрытие под барной стойкой на кухне.
Здесь было темнее.
— Мы одинаковые, ты же знаешь, — услышала она голос Габриэля Дэвиса. Он говорил совершенно спокойно, сосредоточенно, уверенно. — Мы оба инфицированы Барнсом Бровардом. Ты хочешь убить меня, потому что надеешься, что это тебя остановит. Именно поэтому я убил Барнса. Но этого не остановить. Этого. Не остановить. Никогда.
— Ты должен оставить меня в покое, — заговорила женщина. — Я сделала с Чарли то, что должна была сделать, чтобы остановить его. Такие, как ты, отняли у меня моего сына и научили его всяким мерзостям. А теперь, после всего этого, ты угрожаешь мне. Ты заставляешь меня снова о нем думать. Это нечестно. Ты использовал свой шанс. Ты должен меня оставить.
Алекс не могла заставить себя сделать ни шагу. Ее трясло.
— Моей задачей было остановить Барнса Броварда. Я о тебе даже понятия не имел, Марджори. — Голос Дэвиса был жутко, самоубийственно-спокоен. — Но сейчас я могу тебе помочь. Я могу помочь тебе получить помощь.
Марджори Кассетти рассмеялась. В голосе звучали страх и паника. Алекс приняла вертикальное положение и вышла из-за угла. В конце холла она увидела закрытую дверь. Видимо, спальня. Голоса доносились оттуда. В щель на полу пробивался электрический свет. Сделав три шага, она вновь застыла. Просто толкни ручку, Хоббс, приказала она себе. Пальцы дрожали и не слушались.
Грохнул выстрел. Алекс, застигнутая врасплох, упала ничком. Однако в двери не оказалось пулевого отверстия, а ухмыляющаяся Марджори Кассетти не появилась на пороге.
Выстрел был в комнате. Едва прошел звон в ушах, Алекс услышала стон Дэвиса.
Ребенок продолжал заливаться слезами.
— Бери, — произнесла женщина за дверью.
Алекс, прижавшись щекой к ковру, увидела белые теннисные туфли. В нескольких футах от нее на полу лежал Габриэль Дэвис, широко раскрытые глаза смотрели в сторону туфель. На боку расплывалось красное пятно.
Между ними на ковре лежало что-то деревянное, нет, нечто с деревянной ручкой. Нож. Белая туфля поднялась и пнула нож Дэвису. Его пальцы дрожали, но он не сделал движения, чтобы взять его.
— Бери, — повторила женщина. — Это твой единственный шанс. Или тебе не хочется занести руку с ножом над твоим замечательным мальчиком? Это тебя пугает? Может, ты думаешь, что это нехорошо? Не поэтому ли ты оставил его в первый раз?
Дэвис тяжело дышал. Глаза превратились в сплошные черные дыры. Деревянная ручка лежала рядом с его пальцами. Но он не брал ее. Да и глупо было бы брать, подумала Алекс. Он все равно на это не способен.
— Если возьмешь, я отпущу тебя и выпущу его из ванной. Я отпущу вас обоих. — Алекс не видела ее лица, но по голосу могла догадаться, что Марджори улыбается — своей безумной, жестокой улыбкой. — Тебе надо всего лишь сделать ему немного больно, и я вас отпущу.
Дэвис закрыл глаза.
— Или будешь валяться здесь и ждать, пока его убью я? Ну, что выбираешь?
Он не шевельнулся. Алекс встала на колени, потом поднялась во весь рост, чувствуя, как дрожат ноги от напряжения. И снова протянула руку к двери.
— Неужели тебе не хочется убить его? Правда? А мне очень, ужасно хотелось убить Чарли. А ты ничем не лучше меня, — прошипела Марджори Кассетти.
Алекс нервно подумала, что сейчас Дэвис наконец возьмется за нож.
Пальцы Алекс легли на ручку двери.
Заперто.
О Боже, взмолилась она, но переживать было уже некогда. Надо действовать, иначе будет плохо. Потверже оперевшись на одну ногу, она со всего маху врезала другой в дверь.
Дверь распахнулась словно по волшебству. Дэвис, лежа на полу, сжимал в руке нож. В черных глазах горела ненависть. Марджори Кассетти уже обернулась, поднимая пистолет. Но Алекс опередила ее.
— Брось оружие! — заорала она. Неимоверная глупость, надо было стрелять сразу, мелькнула мысль. Марджори Кассетти не из тех, кто сдается на милость победителя.
Но та, растерявшись, начала медленно опускать пистолет. Ствол уже был направлен на Алекс. Это движение тоже на мгновение сбило ее с толку. Собирается она бросать оружие или нет? Да или нет?
