— Да, кофе. Отлично, — произнес Дэвис. Широко раскрытые золотистые глаза как пиявки высасывали из нее остатки мужества. Официант, черкнув что-то в блокноте, кивнул и невозмутимо удалился.
Алекс хотела крикнуть, позвать его обратно, но почувствовала, что будет только хуже. Дэвис именно этого от нее и ждет — малейшей трещины, куда можно незамедлительно всадить лож.
Неужели?
— Вы прочитали книгу, — сказал Дэвис. От неожиданности она моргнула, потянулась к стакану с водой и, едва не опрокинув, толкнула его. Холодное запотевшее стекло отозвалось в руке ледяными мурашками.
— Откуда вам это известно?
Он не ответил. Она сосредоточилась на стакане, на маленькой капле, медленно сползающей вниз по запотевшему стеклу. По телу медленно сползали такие же холодные капли. Периферийным зрением она видела, что продолжает оставаться под пристальным наблюдением.
Черт побери, с меня хватит! — мысленно воскликнула Алекс. Я пришла брать у него интервью. И я должна взять у него интервью. Конец истории. О чем говорить? О дневниках. Как раз он их только что упомянул.
— Кстати о книге. Почему вы не подали в суд на «Омегу» или по крайней мере на Хейли Лэндрума? — Алекс поморщилась, настолько жалким, непрофессионапьным ей показался собственный вопрос. — Ведь это ворованный материал. Или, если не хотели судиться, почему хотя бы не сделали заявления, что это фальшивка?
Вернулся официант с заказанным кофе. Дэвис молчал так долго, что ей показалось, будто она снова промахнулась. Пододвигая к себе чашку, Алекс заметила, что он в точности повторяет ее движения. Наконец он заговорил;
— Это не фальшивка.
Алекс взяла сливки и вылила в чашку три пакетика один за другим. Белые разводы быстро растворились в черноте напитка, лишь слегка изменив его цвет. Алекс потянулась за ложечкой.
Сидящий напротив Дэвис придвинул к себе сливки, взял три упаковки и методично вскрыл. Потом вылил в чашку, размешал, положил ложечку на блюдце. Выжидая. Наблюдая.
— Это все, что вы можете сказать? — фыркнула Алекс. — Господи, я представляла вас немного интереснее.
— Так и есть, — ответил он. Зрачки еще больше расширились, словно почуяв кровь. — У вас интересное прошлое, мисс Хоббс. История 1988 года с Карлой Дженкинс. Когда редактор обвинил вас в плагиате, а вы швырнули в него компьютер и вышибли два зуба.
На это можно было не обращать внимания. История попала в газеты, ее мог прочитать кто угодно. Она уже собиралась ему об этом сообщить.
— А правда, что вы поступили так, потому что были слишком пьяны, чтобы написать нечто самостоятельное?
Это уже был тонкий хирургический надрез, пониже ребер. Боль окатила теплой, как кровь, волной. Она отвернулась, чтобы он не понял по ее лицу, какой силы получился удар.
— Ничего подобного, — пробормотала Алекс и сразу поняла, что совершила ошибку. Она не должна отвечать, не должна давать ему дополнительной пищи. Увы, это был единственный способ заставить его говорить. Он не станет играть по ее правилам. Придется ей играть в его игру.
— Разумеется, — согласился Дэвис. Он не поверил и не придал ее словам никакого значения. — Сахар?
Алекс механически протянула руку и взяла два пакетика. Разрывая их, она следила за тем, как Дэвис, не отводя взгляда, тоже запустил руку в вазочку и выудил два пакетика. И разорвал сразу оба, точь-в-точь как она. Она высыпала содержимое в свою чашку — он повторил ее действия.
Он действительно повторяет все мои действия или нет? Да или нет?
Она взяла дрожащими пальцами ложечку.
Он не шевельнулся.
Она принялась размешивать сахар. Ложка жалобно тенькала по тонким фарфоровым стенкам. Отложила ложку. На неспокойной поверхности кофе дрожало карикатурное отражение ее испуганного лица.
С другой стороны стола слышалось позвякивание ложки, размешивающей сахар.
Глубоко вздохнув, Алекс подняла голову. Он по-прежнему сидел, не сводя с нее глаз. Впрочем, взгляд, кажется сосредоточился на чем-то другом. Не на лице. Несколько ниже.
Какого черта он там разглядывает? На ней нет никаких украшений. Какие украшения можно повесить на свитер? Ему совершенно, ну совершенно не на что там смотреть.
Нет есть, вдруг сообразила она. Маленькая дырочка — разошедшийся шов как раз под горловиной. Смешно, Алекс совершенно забыла о ней, но сейчас, казалось, в эту дыру врывается ледяной воздух. И его взгляд. Она была открыта ему. Уязвима.
Она почувствовала внезапную тяжесть в груди и фантомную боль в руке. С трудом подавила желание глубоко вздохнуть. Нужно сохранять спокойствие. Игра продолжается.
— Что вы хотите в обмен на кассету? — спросил он.
Она пристально смотрела ему в глаза, чувствуя, что голова начинает распухать, как воздушный шарик. Вероятно, ему хотелось, чтобы она отвела взгляд, потому что в этот момент она могла выиграть.
Сглотнув комок в горле, она продолжала смотреть. Он настойчиво разглядывал дырку на свитере. Там вены, подумала Алекс. Уязвимое место.
— Эксклюзив, — ответила она. Голос прозвучал на удивление спокойно, уверенно, без тени испуга. — Я хочу знать, что произошло с вами после того, как вы уехали из Чикаго. Мне нужен рассказ о тех трупах, про которые вы упомянули. Я дам вам достаточно времени, чтобы убраться из города, прежде чем опубликую этот материал. Если, конечно, хотите.
Давление в голове становилось невыносимым. Глаза болели, веки дрожали от напряжения. Он сменил направление своего взгляда. Теперь она в полной мере почувствовала его силу.
— Я не собираюсь покидать город.
Мерзавец, ослепленная яростью, подумала Алекс — и моргнула. Напряжение сменилось тупой головной болью. Она снова увидела его улыбку.
Протянув руку, она достала из вазочки еще четыре пакетика с сахаром. Надорвала и высыпала один за другим в свою чашку. Размешала.
Потом опустила голову, слушая звук разрываемой бумаги. Четыре раза. Легкий шорох сахарного песка. Звяканье ложечки.
Подлец действительно копирует ее.
Алекс поднесла чашку к губам и сделала вид, что пьет. Бросила быстрый взгляд поверх чашки в его сторону. Он взял чашку и тоже поднес к губам, не сводя с нее взгляда.
Он скривился, ощутив вкус напитка, но она сымитировала еще один глоток. Ему пришлось повторить.
В горле возник и умер сухой нервный смех.
— Если мое предложение вас не устраивает, скажите ваши условия, — перешла в наступление Алекс.
Он поставил чашку на стол и откинулся на спинку кресла, положив голову на высокий мягкий подголовник. И выглядел полностью расслабленным, если бы не глаза.
— Печеные зита[2] меня устраивают. И лазанья — тоже неплохо.
Она чуть не расхохоталась. Снова возникла длинная пауза. Чтобы доказать, что полностью овладела ситуацией, Алекс взяла еще одну порцию сливок и вылила себе в чашку.
Когда он потянулся за сливками, она почувствовала запах его лосьона после бритья и еще какой-то другой, крайне неприятный запах. Пахло паленым, словно он слишком долго сушил волосы и подпалил концы.
Они снова потонули в бездне молчания.
Появился официант. Серебряный кофейник сиял, как его улыбка. Дэвис переключил внимание, но не переключил взгляд. Официант подал меню. Дэвис отложил меню в сторону и сложил руки перед собой. Ладонями на приборы. И продолжал разглядывать Алекс.
— Кофе? — произнес официант, обращаясь к ней, и, не дожидаясь ответа, долил свежего — сначала ей, потом Дэвису.
Папка меню, которую подал официант, показалась скользкой и бесполезной. Алекс отложила ее в сторону и наклонилась вперед, пользуясь тем, что внимание Дэвиса хоть сколько-то рассеялось.
— Я не смогу помочь вам, если вы не поможете мне, — заговорила она. Официант был забыт раньше, чем успел удалиться. Дэвис продолжил пялиться на нее с прежним вниманием. Она подавила желание выплеснуть кофе ему в лицо, заорать, сделать хоть что-нибудь, что заставило бы его моргнуть.
— Почему вы решили, что мне нужна ваша помощь? — спросил Дэвис. Вопрос показался ей мягче предыдущего, не похожим на хирургический инструмент. Она улыбнулась, почувствовав легкое послабление на той стороне.
— Потому что вы здесь.
Он моргнул. О Господи, он мигнул! Но прежний жесткий, неотрывный взгляд восстановился через долю секунды.
— Дайте послушать запись.
Она широким жестом — дескать, все к вашим услугам, — показала на диктофон. Он протянул руку, нащупал панель управления и поднял его на уровень глаз, чтобы периферийным зрением контролировать манипуляции.
Зазвучала запись. Голос мужчины на пленке оказался глухим, протяжным, ее собственный — каким-то гнусавым. Кроме того, все время звучали посторонние шумы. Алекс помешивала ложечкой свой испорченный теперь кофе и ждала.
