— Нет, детектив Шредер.
— Дай мне знать, если что-нибудь вспомнишь.
Не дожидаясь ответа, он поспешно выходит, будто ему нужно оказаться одновременно в нескольких местах. Он не говорит мне, почему они ищут Кэлхауна.
Начинаю свой рабочий день с того, что мою туалеты. К тому времени как я заканчиваю, около половины людей с третьего этажа расходятся. Остальные не обращают на меня никакого внимания. Не проверяет ли кто-нибудь из них дом, где я его оставил? Похоже, что нет. С чего бы? Просто потому, что я оставил там пару жертв?
С таким количеством констеблей, обыскивающих город, с таким количеством детективов, пытающихся вычислить, куда он мог пойти, они вполне могут на него наткнуться. А если так случиться, что им расскажет Кэлхаун? Захочет ли он рискнуть и рассказать обо мне? Мне остается только надеяться на лучшее. Никакое тщательно подготовленное домашнее задание мне уже теперь не поможет. Немного легче от мысли, что полиция думает, что он прячется, скорее всего, планирует выехать из страны, а не предается воспоминаниям о своих преступлениях, слоняясь по местам былой славы.
Тащу пылесос в конференц-зал. Там полный бардак. Папки, фотографии, отчеты. Раздавленные окурки в переполненных пепельницах, смятые упаковки от фаст-фуда на столе, пустая одноразовая посуда среди груды хлама. Пол устлан папками, а среди всего этого, ровно в середине огромного стола, два орудия убийства. Первое — то, которым воспользовалась Мелисса. Второе — из номера Кэлхауна. Оба покрыты тонким слоем порошка.
Я смотрю на фоторобот, составленный со слов Мелиссы позапрошлым утром. Рядом с ним приколота фотография Кэлхауна. Найти между ними сходство довольно трудно, но это неважно, потому что у них есть отпечатки пальцев, а на этом этапе игры это все равно что получить добровольное признание. Его сегодняшнее отсутствие только подтверждает его вину. Он знал, что найдено орудие убийства, знал, что ему придется исхитриться и исчезнуть.
Я сажусь за стол, беру по очереди каждый пакет и внимательно изучаю каждый нож. Не вынимаю их, просто любуюсь через пакеты. На самом деле «любуюсь» — не совсем верно. На самом деле я вспоминаю. У моего ножа есть История с большой буквы. У ножа Кэлхауна — просто история. Короткая история, но зато какая важная.
Прибравшись в зале и забрав свой диктофон (не только пленку), я возвращаюсь в офис и обедаю. Остаток рабочего дня на ушах стоят все, кроме меня. Я лишь в небольшом стрессе. Наблюдаю за всеми так, будто те наблюдают за мной и в любую минуту могут меня арестовать, потому что нашли Кэлхауна с заклеенным ртом, привязанного к стулу в доме Даниэлы Уолкер.
В четыре тридцать, убедившись, что никто меня не видит, я прячу парковочный билетик со свежими отпечатками Кэлхауна под его стол. Я не могу просто убрать его в ящик — стол наверняка уже обыскали. А так создастся впечатление, что билетик просмотрели, и, когда его рабочее место будут обыскивать снова, на него наткнутся. Если не наткнутся, я найду его, когда буду пылесосить, и отдам Шредеру. Вытряхиваю билетик из пакетика для улик, не притронувшись к нему.
Я иду к дому Уолкер, как вдруг звонит мой мобильный телефон. От его тихой мелодии у меня по спине пробегают мурашки. Вынимаю телефон из кармана и открываю.
— Привет, Мелисса.
— Привет, Джо. Как дела? Приятный вечер?
— Был.
— Ай-яй-яй, Джо, как невежливо. А знаешь, я о тебе думала. Думала, что здорово было бы еще разочек сводить тебя в парк и показать тебе вторую половину нашего веселого шоу. Как тебе эта мысль?
— Чего ты хочешь?
— Мои деньги. Они у тебя?
— Не все.
— Не все? Ну, это не очень здорово, Джо, правда? Я сказала, сто тысяч. Меньшая сумма — пустая трата моего драгоценного времени.
— У меня восемьдесят тысяч, и еще двадцать я раздобуду на следующей неделе, — вру, зная, что так звучит правдоподобнее. Мелисса замолкает на минуту. Без проблем, это ведь она платит за разговор.
— Восьмидесяти тысяч мне на выходные хватит, Джо, но так как ты меня подвел, на следующей неделе ты раздобудешь сорок тысяч.
— Сорок не достану.
— То же самое ты говорил про сто тысяч и посмотри, как ты здорово справился.
— Ладно.
— Где ты хочешь встретиться?
— Предоставляешь выбор мне?
— Нет, конечно. Просто хотела, чтобы у тебя появился проблеск надежды. Вот и все.
— Я не позволю тебе выбирать. Хочешь получить деньги — получишь их на моих условиях.
— Если ты не хочешь в тюрьму, Джо, то условия мои.
— Да пошла ты.
— Сам пошел.
Вы только посмотрите. Прямо семейная разборка.
— Слушай, у тебя мой пистолет. Тебя не должно особо волновать, где мы встретимся.
— Я тебе не доверяю, Джо.
— Это дом, в котором я кое-кого убил.
— Они все еще там?
Ее голос вдруг повышается на октаву.
Я отрицательно качаю головой, несмотря на то что говорю по телефону.
— Предыдущая жертва. Хотя в доме пахнет смертью. Могу тебе даже экскурсию устроить.
— Это тот дом, куда ты тогда шлюху отвез?
— Точно, — говорю я, зная, что она проследила за мной и убила проститутку в багажнике, пока я был внутри.
По-моему, идея ей понравилась.
— Встретимся там в шесть часов, Джо. Не заставляй меня ждать.
Она вешает трубку. Черт, у меня не так много времени. Сажусь в автобус. Не хочу воровать машину. Если и существует риск, что меня поймают на угоне, сегодня тот самый день, когда вероятность данного события максимальна. Я это чувствую. День теплый, но не такой влажно-удушливый, как обычно. По крайней мере, пока нет. Погода Крайстчерча. Сумасшедшая жара и все такое.
Я подхожу к дому, и начинается мой последний вечер в роли Потрошителя Крайстчерча.
Я решаю пройти мимо дома и прогуляться. Без пятнадцати шесть. Дохожу до конца квартала, потом возвращаюсь. Не замечаю никаких подозрительных машин. Никаких признаков установленной за домом слежки. Мелиссы тоже не видно. Просто пригород, настолько спокойный, насколько это вообще возможно.
Когда я подхожу к крыльцу, мне кажется, будто я возвращаюсь домой. Я тут столько раз побывал за последние две недели, что это уже начинает входить в привычку. Мужу погибшей женщины уже пора начать взимать с меня плату. По крайней мере, это мой последний визит. Захожу без всяких признаков ностальгии. Никаких слез.
В доме все еще тепло. Похоже, тут будет тепло, пока не кончится лето и не начнется осень. Если полиция сегодня тут побывала, то самое время им сейчас ворваться и схватить меня. Они, конечно, этого не сделают. Потому что их тут нет. Я в этом уверен. И все же…
Закрываю глаза. Жду. Отсчитываю долгую минуту, вслушиваясь в каждый звук в доме и на улице. Газонокосилка, женщина, кричащая сыну, чтобы он поторопился, проезжающая машина. Внутри дома единственный звук, который я слышу — мое собственное дыхание. Если копы все еще здесь, я скажу им, что думал, что убираться тут — теперь часть моей работы. Что я думал, будто это филиал участка, коль скоро тут несколько раз побывало столько детективов. Я неправильно произнесу слово «филиал» и приторможу на пару секунд, разыскивая глазами того, кто меня подменит.
Открываю глаза. Ничего. Я один.
Поднимаюсь по лестнице, на этот раз решив пропустить свой традиционный заход к холодильнику. Несмотря на то что пить хочется невыносимо, нужно заняться делом. Дойдя до спальни, я прямиком направляюсь в ванную и улыбаюсь человеку, который привязан к стулу. В какой-то момент — ночью, а может, сегодня днем — он помочился прямо под себя.
Встречаюсь с ним глазами и вижу в них ту же ненависть, что и вчера. Глаза у него красные и вспухшие, как будто он их долго тер, но я знаю, что это невозможно. Выглядит он так, будто с тех пор, как мы с ним разговаривали, он не спал ни минуты. Рубашка у него выбилась, ворот заляпан кровью. Руки покраснели от попыток освободиться от веревки и скотча. Даже короткие волосы как будто взъерошены. На пластыре запеклись пятна крови. Правая сторона челюсти стала темно-серой. На лбу вздулась огромная шишка. Он все это прекрасно видит, потому что сидит рядом с зеркалом.
— Нет-нет, не вставай, — говорю я, вскидывая руку.
Он не смеется и даже заговорить не пытается.
— Ладно, детектив инспектор, вот наша сделка. Двадцать тысяч за твои уши и твои мозги, о'кей? И не забывай, что у меня пистолет, а также запись нашего вчерашнего разговора. — Я показываю ему диктофон, который много месяцев пролежал в горшке с комнатным растением. — Если ты что-нибудь выкинешь или если со мной что-то случится, эта запись попадает прямиком на стол к твоим коллегам. Кивни, если понял.
Он кивает.
— Итак, дело вот в чем. Через… — я бросаю взгляд на часы, — пять минут у нас будет гостья. Она придет сюда и начнет вымогать у меня деньги. Однако, как и ты, она — убийца. Я думаю, ты ее узнаешь. Твоя задача — сидеть тихо здесь, в ванной. Когда она во всем признается, я открою дверь, она тебя увидит и окажется подставленной в такой же степени, как ты или я. Собственно, то, что мы имеем — это трехсторонний пат. Договорились?
