Отношение гетто к насилию неизвестно.
Чем западнее, тем больше годовое количество осадков в виде снега: ежемесячно в течение семи месяцев в году на сконцентрированные здесь торговые центры и бумажные фабрики выпадает в среднем две целых три десятых фунта снега. Летом здесь обычное явление — пыльные бури, а в воде содержатся определенные инфекционные вирусы, к которым местные жители стали невосприимчивы.
Еще дальше к западу расположен спортивный комплекс.
Туристу, который отважился забраться так далеко, настойчиво рекомендуется повернуть назад и вернуться к Мемориалу жертвам войны. Свой автомобиль можно оставить на просторной и четко обозначенной столбиками стоянке с восточной стороны Мемориала. С его широких пустых террас на юго-востоке хорошо виден огромный недостроенный мост, покрывающий половину расстояния до деревушек Вайатт и Арнольдвилль. Строительство этого выдающегося объекта, впоследствии скопированного многими городами в западных штатах, в Австралии и Финляндии, было прекращено сразу после беспорядков 1968 года, когда стала очевидной его бесполезность. А с тех пор как заметили, что многие семейства предпочитают поедать свои ланчи на террасах Мемориала со стороны озера, глазея на грандиозную, повисшую в воздухе арку, мост официально стал символом города. Его изображение украшает многие городские флаги и медали.
«Сломанный пролет», как его называют, который застыл в воздухе над Долиной подобно огромному крылу, не имеет никакого иного назначения, кроме символического. Сам по себе и совершенно случайно этот «не-пролет» увековечивает память о насилии и не только напоминает о рабочих, погибших во время его строительства («не-строительства»). Он не завершен и лишен всякой отделки, поскольку работы были прекращены внезапно. С усеченного, незакрепленного конца свисают куски ржавеющей железной решетки, толстые стальные тросы с глыбами цемента и фрагменты старой обшивки. В те времена, когда доступ к этому «не-мосту» еще не был перекрыт забором под электрическим напряжением, два-три горожанина ежегодно совершали самоубийства, бросаясь вниз с конца пролета. Поэтому, упоминая об этой достопримечательности, следует прибегать к определенному лексическому насилию. Жители гетто называют недостроенный мост «бледняшка», дети из «домов на деревьях» — Урсулой (по имени одного из них, убитого во время беспорядков). Обитатели Южной Стороны говорят о нем как о призраке, чиновники именуют тварью, а жители Восточной Стороны — просто «той штукой». «Сломанный пролет» символизирует насилие всех незавершенных вещей, всего прерванного или брошенного, недоделанного. Насилие часто включает в себя страстное желание завершения, прекращения. Того, что отсутствует и, если появится, приведет к осуществлению. Тела, без которого крыло — ненужное замерзшее украшение. Стоит заметить, что большинство жителей города никогда не видели «не-мост» вживую, только в виде изображений. Для большинства он — миф, чистая идея.
Насилие, как все его чувствуют, но не говорят об этом вслух, является материальным воплощением восприимчивости. Город верит в это. Незавершенность, отсутствие реального объекта, которое оставляет тебя в царстве чистой идеи, требует освободиться от самого себя. Мы прежде всего американский город и глубже всего верим в то, что мы…
Все жертвы «виадучного убийцы», от возмущения действиями которого перехватывает дух и который заставляет полицию обшаривать убогие жилища вдоль берега реки, — взрослые женщины. Этих женщин среднего возраста извлекли из их жизней, и теперь они — как статуи рядом с пьедесталом. По утрам на виадуке больше пешеходов. Главным образом мужчины. Они приходят сюда со своими завтраками в бумажных пакетах; медленно прохаживаются вдоль цементного тротуара, не глядя друг на друга и едва ли понимая, что они вообще здесь делают; глядят вниз через край виадука, отворачиваются, мешкают и в конце концов опираются на перила, как рыбаки, до последнего оттягивая момент ухода на работу.
Гость, который приложил усилия и зашел в городе так далеко, может повернуться спиной к «Сломанному пролету» — средоточию гражданской гордости — и посмотреть в юго-западном направлении через шесть полос скоростной автострады, возможно — на цыпочках (дети могут влезть на одну из удобных подпорных стенок). Отсюда виден сбоку унылый виадук, головы и плечи застывших в ожидании мужчин, которые выделяются в сером воздухе подобно ярким мазкам кистью. Их страстное желание, предвкушение видно даже с такого расстояния.
ЭЛИЗАБЕТ МАССИ
Стивен
(Пер. В. Лушникова)
Элизабет Масси родилась в Виргинии и работала учителем в течение шестнадцати лет. Ее рассказы печатались во многих периодических изданиях, таких как «The Horror Show», «Crue», «Deathrealm», «2AM», «The Blood Review», «New Blood» и «Iniquities», а также в таких антологиях, как «Bringing Down the Moon», «Women of Darkness», «Borderlands», «Obsessions», «Dead End: City Limits», «А Whisper of Blood» и «Still Dead». Издательство «Pan Books» опубликовало ее первый роман «Пожиратель греха» («Sineater») в 1992 году.
Элизабет Масси написала также сценарий теленовеллы «Стихи и здравый смысл» («Rhymes and Reasons»), которая была поставлена «PBS Network» и в 1990 году получила приз зрительских симпатий.
Рассказ «Стивен» («Stephen») был номинирован на премию Брэма Стокера и являет собой незабываемую историю о причудливой любви и одержимости, которая разрушает все запреты.
Майкл и Стивен делили комнату в реабилитационном центре. Майкл — молодой человек с яркими, безумно блуждающими глазами и весьма своеобразным чувством юмора, неистощимым и горьким. Он был студентом центра уже больше года и, учитывая его инвалидность, скорее всего, пробудет еще долго. Это относится и к остальным студентам, размещенным на первом этаже западного крыла. Все — тяжелые случаи; живут в центре, изучают общественное питание, автомобильную механику, использование и обслуживание компьютеров, искусство и бухгалтерский учет, но маловероятно, что кто-нибудь из них получит работу, когда выйдет отсюда, поскольку обычно компании, нанимающие инвалидов, выбирают студентов, живущих в восточном крыле и на втором этаже. Центр располагает потрясающими приспособлениями, которые позволяют таким людям, как Майкл, управлять станками, и нажимать на клавиши компьютера и пробовать себя в письме акриловыми красками. Обычная фабрика или учреждение, как правило, не имеет суперсовременной техники, которая приспосабливается к человеку. А Майкл сам был небольшим чудом робототехники.
Анна приехала в центр поздно, почти в десять тридцать, хотя встреча с ней была назначена ровно на десять. Такси высадило ее у дорожки, ведущей к центральному входу, и уехало, обдав каблуки брызгами мелкого гравия. Пальцы ее ног в туфлях непрестанно шевелились в каком-то нескладном ритме, отчего ни им не становилось теплее, ни ей — спокойнее. Холодный ноябрьский ветер швырнул на дорожку прямо перед ней клочок бумаги. За ним последовал крошащийся скелетик опавшего дубового листа. Широкую юбку Анны подхватило ветром и туго захлестнуло вокруг ног. Порывы ветра словно пытались утащить назад, подальше отсюда. Во рту она ощущала волосы и кисловатое чувство страха. Когда Анна провела пальцами по лицу, волосы исчезли, но чувство страха осталось.
Центр был огромным и стерильным, эдакое современное архитектурное творение из серого камня. Самое большое здание обозначалось табличкой слева от дорожки: «Управление и приемная комиссия». Почти весь фасад этого здания состоял из зеркального стекла с каменными кромками. За стеклом ничего не было видно из-за ослепительного сияния утреннего солнца, но на ветру стекло, казалось, пузырится и покрывается рябью.
Словно река.
Словно вода.
«Господи!»
Плечи Анны поникли под тяжестью пальто, и она огляделась по сторонам в поисках места, где можно присесть и успокоиться. Да, она опоздала, но пошли они куда подальше, если станут жаловаться на добровольную помощницу. Прямо у дорожки на лужайке стояло несколько скамеек, но ей не хотелось сидеть у всех на виду. Поэтому она направилась по дорожке, ведущей направо, пока та не завернула за главное здание вдоль того, что она приняла за длинный спальный корпус из серого камня. Дорожка заканчивалась мощеной автостоянкой, предназначенной для посетителей и поставщиков. Она пересекла стоянку, обходя автомобили — грузовики с продовольствием и большие фургоны, оборудованные для перевозки кресел на колесах, направляясь к небольшой рощице на другой стороне. Одинокий мужчина, толкавший пустую койку на колесах, пересек Анне дорогу и кивнул ей. Слегка улыбнувшись, она отвернулась.
Деревья на той стороне парковки окружали пруд. Под самым крупным дубом теснились столики для пикников; аккуратно составленные бетонные скамейки обрамляли пруд в центре. Сам пруд был невелик, не более двух акров, но очень темный и явно глубокий. Высохший рогоз у самой воды шуршал и потрескивал. С берега в воду вдавался короткий причал; к его концу была привязана потрепанная гребная лодка. Порывистый ветер лихорадочно менял узоры из палых листьев на черной поверхности.
