– Я пошел в комнату с телевизором. Мама много смотрит телевизор, поэтому я посмотрел там. Там ее не было.
– Ты заметил что-нибудь странное?
– В доме?
– Да. Что-нибудь, что было не на месте. Что-нибудь, из-за чего ты мог подумать, что что-то не так.
Эрик задумался.
– Нет. – Он вздохнул. – Извините.
– Не надо извиняться. Эрик, а что делал твой папа?
– Он звал ее. Потом пошел наверх.
– Ты пошел с ним?
– Нет. – Его голос изменился.
«Осторожно!»
– Почему нет?
– Он был очень злой.
– Потому что ты забыл коньки.
Эрик пожал плечами.
– И ты боялся, что мама с папой будут ругаться, поэтому ты остался внизу.
– Да, – согласился Эрик слабым голосом.
– Где ты был?
– В гостиной. На обеденном столе лежал мобильник мамы. Я взял его и сел на диван.
Джек не спросил зачем.
«Наверное, хотел, чтобы он был под рукой, если придется звонить в полицию».
– Долго папа пробыл наверху?
– Не очень.
Взгляд Эрика замер, словно он наблюдал за далеким облаком, которое начало медленно приближаться.
– Что такое, Эрик?
– Я услышал, как что-то упало на пол. Как будто человек упал.
Такой звук.
Джек обхватил пальцами ступню мальчика и аккуратно сжал.
– Ты в порядке?
Эрик быстро заморгал и кивнул.
– Ты слышал что-нибудь еще? – спросил Джек.
– Он орал… орал на маму.
– Папа?
– Нет. Кто-то другой.
Джек хотел прекратить это: «Черт с ним! Оно не стоит того, чтобы пугать ребенка». Но в мыслях он видел испуганные лица мальчика и девочек-близнецов из следующей семьи. Мысль о них наполняла его отчаянием. Они разговаривали с ним по ночам, умоляли снова и снова: «Мы не хотим умирать! Спаси нас, спаси нашу семью!»
Отчаяние, смешанное с гневом и страхом, охватило Джека. И эти чувства перевесили ужас Эрика.
– Эрик, ты помнишь, что он говорил?
– Он называл ее… плохими словами. Мама плакала. Сказала ему, что ей жаль.
– Жаль из-за чего?
– Из-за того, что она сделала.
– А что она сделала?
– Он говорил о ее… Я… Я… Я пошел к лестнице… Он не хотел прекращать… Он делал ей больно… Мама плакала… Мама плакала, и я хотел помочь ей… Я этого не сделал, потому что испугался.
Эрик пытался сдержать слезы. Ротштайн нервно заерзал, прикидывая, пора ли вмешиваться. Джек продолжал:
– Ты видел его, так ведь? Эрик кивнул и быстро задышал.
– Как он выглядел?
– Я спрятался в шкафу, внизу, – с трудом ответил Эрик. – Я так испугался. Я не захлопнул шкаф, чтобы смотреть за ним. Я видел его… Я видел его лицо.
– Расскажи мне, как он выглядел, Эрик.
– Его лицо… оно было все красное. Как будто кто-то заляпал его краской.
«Прекрати! Оно того не стоит. Что он, в конце концов, может знать такого, что поможет тебе?»
Восьмилетние девочки-близнецы, привязанные к стульям в темноте. «Помоги нам… Пожалуйста, спаси нас!»
– Как он выглядел, Эрик?
Эрик открыл рот, но из него не донеслось ни звука. Казалось, что он подавился.
«Скажи мне, Эрик!»
Ротштайн поднялся и подошел к ним.
Но Эрик уже нырнул обратно в темный омут.
– Я хочу, чтобы пришла мама, – только и смог ответить он. – Я хочу сказать ей, что мне жаль. Я хотел помочь ей, но не смог, потому что испугался.
Ротштайн осторожно отодвинул Джека.
– Все в порядке, не волнуйся, вопросов больше не будет, правда, детектив?
Эрик напрягся, глаза его расширились от ужаса перед надвигающимся кошмаром. Потом зрачки закатились, словно от удара током, ноги дернулись, сбив с подноса на пол апельсиновый сок и овсянку.
Бабушка Эрика закричала и едва не упала со стула на пол. Ротштайн одной рукой прижал тело Эрика к постели, а другой потянулся к кнопке вызова медсестры. Джек отошел от кровати. В ушах его шумело. Перед глазами возник восьмилетний Даррен Нигро: как он лежит на кровати, крича на мать, словно дикий зверь. Потом он увидел четырнадцатилетнего Даррена Нигро, который уже не лежит в больнице, принимает таблетки, проходит курс терапии, а после улыбаясь засовывает голову в петлю, потому что голоса, которые сводят его с ума, вот-вот замолкнут навеки и наступит долгожданный покой.
Эрик Бомон был в шаге от того, чтобы ступить на этот путь, навсегда остаться наедине с голосами и образами и острой болью, которая притаится в уголках сознания и будет постоянно напоминать о себе. Эту боль не прогнать медикаментами, лечением, словами из учебников по психологии или законами. Он останется один, и ничто на земле не сможет помочь ему.
«Спаси меня, – взмолился мальчик из следующей семьи. – Спаси меня, сестер и родителей, пожалуйста!»
Во рту начало пересыхать. Джек чувствовал, что Даффи схватил его за руку и тянет в коридор. Но все, что он видел и слышал, была темная спальня и крики испуганного мальчика, который больше не принадлежал к этому миру.
Глава 61
После того как записи о пациентах были помещены в информационно-поисковую систему документов, оригинальные файлы отправили на хранение в защищенное место на пятом этаже штаб-квартиры. В этом заключалась проблема. У Алана не было к ним доступа. Только у Пэриса. А Пэрис перезвонил ему только утром.
Было чуть больше шести утра. Алан был в душе, когда раздался сигнал факса. Он не выключил воду. Файлу понадобится несколько минут, чтобы прийти.
Одевшись, Алан приготовил стакан шотландского виски «Джонни Уокер» со льдом и только потом взял лист из факса. Красивый бостонский пейзаж медленно погружался в сумерки, оттеняемые великолепным закатом. Держа в руке стакан, Алан устроился перед окном и принялся читать о детстве Песочного человека.
Габриелю Ларушу было одиннадцать, когда он попал в программу изменения поведения. Его мать, Клара, которая даже школу не закончила, работала официанткой на стоянке грузовиков в Новом Орлеане, когда обнаружила, что беременна. Ее парнем был двадцатишестилетний мулат-наркоман, который вынужден был на десять лет уехать в Анголу из-за убийства двух членов конкурирующей банды мотоциклистов в баре, полном свидетелей. Кларе было пятнадцать, она жила в трейлере с отцом.
Через неделю после восьмого дня рождения Габриель прошмыгнул в спальню деда, где тот прикорнул на кровати. Громко орал телевизор. Возможно, именно сочетание кокаина и алкоголя отключило его восприятие действительности. В любом случае, Дейл Ларуш не пошевелился, когда внук полоснул его по горлу ножом и убежал в ночь, чтобы найти телефон и позвонить матери. Рождество было через два дня, и в этом году Габриель хотел преподнести матери подарок пораньше.
Суд определил его в психиатрическую клинику под Новым Орлеаном, которая сотрудничала с ФБР в рамках программы изменения поведения. Во время пребывания в этой клинике Габриель пытался задушить другого мальчика с помощью электрошнура. Еще он выколол доктору глаз. Тогда его перевели в «Грейвз» – заведение, в котором добились больших успехов в работе с подобными проблемными детьми и у которого был доступ к экспериментальным средствам подавления проявлений жестокости.
Нигде не упоминалось, проходил ли Габриель в «Грейвз» клиническое освидетельствование, но было указано, что новым лечащим врачом Ларуша стал доктор Ларри Рос.
Это сказало Алану все, что ему было нужно.
Алан отвлекся от чтения документа и вспомнил об ужасах, которые творились в «Грейвз», об экспериментах, которые стоили многим жизней. Потом он подумал о Флетчере и его попытках разоблачить «Грейвз» тогда, много лет назад. Теперь все повторялось.
«Я найду тебя, Малколм, и на этот раз ты не сможешь скрыться», – подумал он.
К документу прилагалась цветная фотография Габриеля в одиннадцать лет. К ней были прикреплены несколько фотороботов того, как Габриель, возможно, выглядел сегодня, в возрасте тридцати трех лет. Хотя фотороботы были неплохие, толку от них было мало.
Зазвонил телефон.
– Линч.
