— Разве такое когда-нибудь бывало? — парировала она. Уитон хмыкнул. — Знаешь, я хотела бы еще немного поработать на тему этого трупа на Мидоу, ладно? Дадим в номер на следующей неделе. У меня есть нечто увлекательное, стоит подождать. А сейчас я напишу в рубрику «ведется расследование», ладно?
— Черт побери, а чем мне прикажешь заполнять страницу?! — чуть ли не заорал Уитон. Она слышала его хриплое астматическое дыхание. Потом — легкое шипение, это он брызгал в рот лекарство. — Ты что, Хоббс, смерти моей желаешь?
— Нет, мне нужно жалованье. — Алекс закашлялась, выигрывая несколько секунд, пока мозг окончательно не проснулся. — Как насчет милой истории про одного парня, который отправил своей жене бандероль с отрезанным членом ее любовника? Хороший поворот. Секс и насилие.
Уитон молчал. Она догадывалась, что он пережевывает эту идею, перебирая в памяти свой каталог рисунков и фотографий. Опять прижав трубку плечом, она открыла дверцу буфета. Ага. Кофе.
— Только напиши со вкусом, — наконец решился Уитон и отключился. Алекс поцеловала микрофон и положила трубку.
Эту историю двухлетней давности она уже давно написала. Немного обновить — хуже не будет, тем более что она предусмотрительно опустила фамилии виновного и жертвы. Но тогда так и не смогла никому продать.
Пока варился кофе, она вывела на принтер рассказ, колоритно озаглавленный «Секс в пакетике». Это была не самая лучшая ее работа, но, черт побери, лучше, чем девять десятых того барахла, которое принимает и публикует Уитон. Примет и еще слюной изойдет.
Она подумала про Дэвиса. Должен получиться хороший, по-настоящему хороший материал. Слишком хороший для «Нэшнл лайт». Габриэль Дэвис — крупная фигура. Национальная пресса. Дорогие журналы. Права на экранизацию.
Она уже предвкушала грядущий успех. Среди всех, с кем ей приходилось работать, Дэвис был, наверное, самым жутким, самым непонятным, самым потенциально опасным.
Но, как ни странно, и самым уязвимым.
Эти уязвимые — самые лучшие.
— Черт, — в сердцах бросила Алекс, закрывая за собой дверь и оглядывая квартиру, которая всем своим видом красноречиво напоминала о том, чего она не сделала за последние шесть месяцев. Сбросив на пол спортивную сумку, она плюхнулась в кресло. — Жизнь — дерьмо.
В холодильнике — ничего, кроме куска замороженной лазаньи, но на итальянские блюда после «Дельвеккьо» и Дэвиса она смотреть не могла. Впрочем, пицца — это не совсем итальянское. И ее привозят на дом.
Когда Алекс потянулась к телефону, раздался звонок. Она отдернула руку и, сощурившись, посмотрела на аппарат, как на нашкодившего щенка. После четвертого звонка она сняла трубку.
— Алекс! — Уитон. Она с облегчением выдохнула. — Где тебя черти носят?
— Занята, — бросила она. — Я не работаю по ночам, Уит.
— Преступность не спит! — Шут гороховый, мысленно откликнулась Алекс. — Слушай, звонил твой приятель, Рэнджел, фотограф. Убийство на углу Миртл и Варансас. Говорит, дело серьезное. Тебе надо бы быть там. — Уитон закашлялся. — Так что отрывай задницу от дивана и дуй туда. На той неделе мне нужен приличный материал.
— Бог с тобой, два материала за два дня?
— Да хоть два за час! Поднимайся!
В трубке запищали сигналы отбоя.
С вершины холма в четырех кварталах от места уже виднелись сине-красные опознавательные цвета полиции Лас-Вегаса. Движение, понятное дело, перекрыто.
Как раз к шапочному разбору.
Действо напоминало карнавал — яркие осветительные приборы, пестро одетые телевизионщики, озабоченные полицейские. Все — в красно-бело-синем, как на национальном празднике. Ночь пахла выхлопными газами и потом. И еще чем-то, более тяжелым. Порох? Кровь?
Алекс пробиралась к оградительной ленте, выискивая взглядом знакомые лица, чтобы получить хотя бы минимальную информацию. Погибший оказался мужчиной лет пятидесяти пяти, вероятно, бизнесмен. Его убили в собственной машине цвета «серебристый металлик», симпатичном «Ягуаре-XJ9». Телевизионщики получили материал, ради которого, как говорится, и умереть не жалко. Человек с такой машиной, скорее всего житель фешенебельного района Изумрудного озера, побогаче будет, чем банкиры Мидаса.
На фоне ослепительных юпитеров телевидения сверкали белые вспышки фотокамер. Алекс пригляделась и нашла кого искала.
Роб Рэнджел походил на кота, только что плотно закусившего мышью. Камера свободно висела на пестром гитарном ремне, он непринужденно курил сигарету, облокотившись на фургон телевизионщиков.
— Удалось что-нибудь? — спросила она, подойдя ближе.
— Ты опоздала, — вальяжно сообщил Роб. — Я обзавелся самыми ценными фотографиями года, детка. Полный цвет. Не хуже, чем у копов. Снял великолепный крупный план его лица. Впрочем, это трудно назвать лицом, но все равно крупным планом. Сырое мясо трехдневной давности.
Алекс ехидно изобразила приступ тошноты. Роб кивнул в сторону машины, безмятежно отливавшей молочным серебром. Типичная игрушка богатых мужчин, подумала Алекс. Все автоматизировано, откидная крыша, тонированные стекла, ограждающие от любопытных взглядов.
— Как тебе это тонирование? — спросил Роб. Она пожала плечами и вытянула шею, заметив Терезу Вилларел, разговаривающую с кем-то на ходу. Тереза выглядела не очень довольной, от чего Алекс стало гораздо легче на душе.
В стороне, за ограждающей лентой, стоял высокий мужчина, засунув руки в карманы плаща. Лицо скрывала кепка с длинным козырьком.
— Эй, Хоббс, ты где? — напомнил о себе Роб. — Я говорю, как тебе тонированные стекла?
Обдумывая вопрос, Алекс забыла на время про парня в кепке. Она еще раз внимательно оглядела «ягуар» с черными стеклами.
— Кровь? — спросила она.
Роб кивнул.
— Сплошняком?
— Словно залили изнутри из пульверизатора, представляешь?
— Кто-нибудь расспрашивал публику? — продолжала Алекс. — Господи, кто-то же должен был видеть! Вилларел узнала что-нибудь?
— Вилларел не поимела ничего, кроме очередных проблем с желудком. Еще никого не нашли. Но ты же знаешь, для этого нужно время. — Роб сделан последнюю затяжку, бросил окурок на асфальт и придавил подошвой. Полицейский покосился в его сторону, Роб быстро поднял окурок. Поискав, куда его можно засунуть, незаметно уронил себе за спину. Полисмен, отвлекшись на очередного зеваку, этого не заметил. — Боже, как я хочу пива!
— Номер знаешь? — тихо, стараясь не привлечь внимания окружающих, спросила Алекс. В ответ он протянул раскрытую ладонь. Вздохнув, она порылась в сумочке, достала бумажник, извлекла двадцатку и положила ему в руку. Он послал ей воздушный поцелуй.
— Не имею ни малейшего представления, — ласково прошептал он. Ну просто нежнейший херувим!
— Ну ладно, Рэнджел, будь другом! Я же дала тебе сына Крокера месяц назад!
— О да, это помощь, конечно. Сукин сын содрал с меня полсотни, я даже опомниться не успел. Хорошо, хорошо, Чарли должен принести. Подожди минутку, он вернется. Скажи, ты правда вчера на свидание ходила?
Она снова посмотрела на парня в кепке. Лицо оставалось в тени, но Алекс кожей чувствовала, что он смотрит на нее, что он ее знает. Роб не слишком нежно толкнул ее в бок, возвращая к разговору.
— Что? Нет. Смеешься, что ли? У меня меньше свиданий, чем у гробовщика.
— Хорошо. А кто он? — Наигранное добродушие Роба испарилось. Холодный взгляд отливал серебром. — Серьезное дело? Держишь в секрете от своего друга?
Она промолчала. Роб усмехнулся и занялся своей камерой. Открыл крышку, вынул кассету и вставил новую. Пленка начала перематываться с легким жужжанием.
Действительно, вскоре откуда-то вынырнул крот Роба, Чарли, и каким-то замысловатым отвлекающим жестом, словно цирковой иллюзионист или шпион, передающий секретную информацию, сунул Робу клочок бумаги. В ответ Роб передал ему двадцатку — ту, что только что получил от Алекс, и Чарли, удовлетворенный, удалился.
Роб развернул бумажку, прочитал и расплылся в еще более широкой и довольной улыбке. Потом протянул ее Алекс. С трудом разобрав торопливо нацарапанные буковки, она произнесла вслух:
