— Хорошо, что мы тогда вовремя починили то окно.
— Какое окно?
— Которое я разбил, чтобы забраться к нему домой.
Ред смеется.
— Ну да. То.
— Было бы очень неприятно увидеть, как его отпускают в связи с неправомочностью улик. У нас ведь не было ордера на обыск. Пока Кейт не получила ордер, подписанный задним числом.
Ред шутливо машет своим пинтовой кружкой.
— Больше этого не делайте, молодой человек. Заметь, в общем ты поступил правильно. Неправильно, но вместе с тем правильно. Как твой начальник, я должен сделать тебе официальное замечание за нарушение и проникновение. Как твой коллега, я думаю, что ты поступил чертовски верно. Обнаружение всех этих орудий — главное, что его цепляет. Дункан мог бы отвертеться и от покупки ложек — сперли карту, и весь сказ, — и от связи с этой хреновой сектой. Но когда у тебя под лестницей находят орудия семи убийств, отмазаться нелегко.
— Ага. Но давай больше не будем говорить о нем. С этой историей покончено.
Они болтают на профессиональные темы еще минут десять, а потом Ред закидывает руки за голову и зевает.
— Мне пора идти, приятель. Я уже на ногах не держусь.
— Ладно. Когда появишься в следующий раз?
— Надеюсь, что уже после Пасхи. По графику я не должен возвращаться раньше вторника, хотя рискну предположить, что при нынешнем раскладе меня запросто могут выдернуть раньше.
— Что ж, а я буду на работе. Так что увидимся.
В дружеском молчании они возвращаются к Скотланд-Ярду и расстаются перед парковочной площадкой.
— Я сейчас переоденусь и оседлаю свой велосипед, — говорит Джез. — А ты залезешь в свою здоровенную тачку и будешь загрязнять воздух на всем пути домой.
— Джез, зуб даю, то, что выходит из моей выхлопной трубы, куда безвреднее того, чем тянет у тебя из-под мышек.
Джез смеется.
— Шел бы ты на хрен.
— Чего и тебе желаю. Хороших выходных. Увидимся на следующей неделе.
Ред проходит на стоянку, садится в машину и уезжает.
Пустой дом, пустой холодильник. Дерьмо! Придется тащиться за едой.
Ред выходит в коридор и чуть было не спотыкается о картину, прислоненную к плинтусу. Он уже давно собирался ее повесить. На стене карандашом помечен крестик, на полу рядом с картиной лежат молоток и гвозди, но до того, чтобы взять этот чертов молоток, забить гвозди и закончить дело, руки у него почему-то не доходят. Ладно, это потерпит.
Он устало опускается на диван и зевает.
Нужно поспать. Но сперва перекусить. В голове блуждают хаотичные мысли.
Во рту ощущается вкус пива. Пива из паба, где они наливались с Джезом. Славный парень, этот Джез. Во многом благодаря ему удалось закрыть это дело.
Из всей их команды Джез проявил наилучшую выдержку и присутствие духа. Когда Ред ломался, Джез был тверд как скала.
Что там говорил Джез в пабе? Что-то насчет того, что он, Ред, принимал все это близко к сердцу.
«Не забудь, что Дункан угрожал не мне, не Кейт, а лично тебе. Прислал монеты и то письмо Эрику… вот уже действительно подло».
Треск электрических разрядов в мозгу Реда.
«Прислал тебе монеты и то письмо Эрику».
«То письмо Эрику».
Ред мгновенно вскакивает на ноги.
Откуда, черт возьми, Джезу знать о письме к Эрику?
Ред никому и никогда не заикался об этом письме. Письмо было уликой, а он сжег его, сделал то, чего не следовало делать. Он не говорил о нем никому в Скотланд-Ярде, никому из тех, кто охранял его в Хоум Фарм.
Откуда же Джез прознал о нем?
В то утро, когда позвонил Эрик, Джез находился в кабинете. Черт, именно Джез взял тогда трубку.
«Может быть, тогда я и проговорился?
Черта с два, я тогда сам ничего не знал. Я не знал, что нужно Эрику, пока не приехал в Пентонвилль.
Ну а уж после этого я точно держал язык за зубами. Не обмолвился об этом, даже когда допрашивал Дункана, — не хотел, чтобы он знал о том, что я видел это письмо».
Ред хватает телефон и набирает номер 192.
— Справочная служба, ваш запрос, пожалуйста.
— Тюрьма Пентонвилль, Лондон.
Компьютеризованный женский голос дважды сообщает Реду номер. Он записывает его на листочке блокнота у телефона и тут же набирает.
Длинные гудки.
Девять часов накануне Страстной пятницы. Не удивительно, что они не мчатся к телефону.
Ну давай же.
Звучит мужской голос, очевидно усталый.
— Тюрьма ее величества Пентонвилль.
— Я бы хотел поговорить с начальником.
— Боюсь, что начальник сейчас…
— Это старший полицейский офицер Меткаф из Скотланд-Ярда. Мне нужно поговорить с вашим начальником по делу неотложной важности. Мне все равно, чем он занимается. Вам придется оторвать его от этого занятия.
— Откуда мне знать, что вы тот, за кого себя выдаете?
— Вам что, прислать наряд полиции, чтобы вы поняли, с кем имеете дело?
— Ладно, ладно. Я сейчас вас соединю.
На линии слышна мелодия «Зеленые рукава».
Еще один мужской голос, на сей раз раздраженный.
— Алло?
— Я говорю с начальником тюрьмы?
— Да.
— Это старший офицер полиции Меткаф и…
— Ваш брат содержится в нашей тюрьме.
— Да. Да. И мне нужно срочно поговорить с ним.
— Инспектор, заключенные находятся под замком до утра. Я не могу нарушать правила.
— Вы должны. Для меня жизненно важно поговорить с ним сегодня. В ближайшие десять минут.
— Что значит «жизненно важно»?
— Давайте скажем так. Он может рассказать мне нечто, способное в корне изменить ход девятимесячного расследования.
— И эта информация нужна вам сегодня?
— Да. Завтра может быть слишком поздно.
— Хорошо. Оставьте мне свой номер. Я распоряжусь, чтобы охранники вывели Эрика и дали ему возможность вам позвонить.
— Спасибо. Большое спасибо.
Он называет свой номер.
— Ждите у телефона.
Линия умолкает.
Ред смотрит на стену. Страх охватывает его, как осьминог щупальцами.
Он включает телевизор и перескакивает с одного канала на другой. Смотреть нечего.
Пронзительный звук телефона. Он хватает трубку.
— Алло?
— Привет, милый. Как ты? — Голос Сьюзен.
— Сьюзен, у меня все нормально. Послушай, давай я тебе перезвоню? Я жду очень важного звонка.
— Конечно. Я звоню тебе, просто чтобы узнать, когда ты приедешь.
— Завтра. Надеюсь, что утром. Послушай, я тебе перезвоню через пятнадцать минут.
— Ред, ты в порядке?
— Да. У меня все нормально. Но мне никак нельзя пропустить этот звонок.
— Ладно. Поговорим потом.
Он кладет трубку. Сердце стучит в груди молотом.
Сколько времени потребуется, чтобы привести Эрика? Пять минут, может быть, десять? Если им нужно пойти к нему в камеру, вывести его, привести к телефону…
Невыносимые муки ожидания.
Он держит руку на трубке.
Ну давай. ДАВАЙ ЖЕ.
Телефон звонит.
— Алло?
— Старший офицер Меткаф, я привел вашего брата.
— Дайте ему трубку. Пожалуйста.
Шарканье на заднем плане.
— Это Эрик.
— Как ты?
— Что тебе нужно?
— Ты помнишь то письмо, которое тебе прислали?
— То, которое ты сжег?
— Да. Его.
— Конечно, я его помню.
— Ты ведь никому о нем не рассказывал, правда?
— Нет.
— Точно нет?
— Точно. Ты попросил меня не рассказывать, поэтому я и не рассказал.
— Ни единой душе?
— Какую часть слова «нет» ты не понимаешь? Я не рассказывал никому. Дошло?
— Да. Спасибо.
— Больше ничего?
— Нет. Это все, что я хотел узнать. Спасибо.
Ред кладет трубку.
Ни он, ни Эрик никому не рассказывали об этом письме. А это значит, что о его существовании знают только три человека во всем мире. Они с братом и тот человек, который его послал.
Стало быть, если Джез знает о письме, этому есть только одно возможное объяснение.
Именно Джез его и послал.
Входная дверь внизу открывается и закрывается.
Ред прислоняется к стене и пытается сообразить, что делать.
Ему нужно уехать. Побросать вещи в чемодан и убраться отсюда к чертовой матери.
Входная дверь Мехмета Шали открывается и захлопывается.
«Думай. Думай быстро».
В голове у него пусто.
Ред идет в ванную, набирает холодной воды в руки и брызгает на лицо.
Музыка в квартире Шали звучит невыносимо громко.
Черт побери. Как назло, именно сейчас.
Ред прижимает руки к ушам и пытается заглушить какофонию, чтобы пораскинуть мозгами.
Басы бьют и бьют по мозгам.
Думать при таком шуме невозможно.
Что ж. Придется пойти сказать Шали пару слов.
Он подходит к двери и распахивает ее.
За дверью стоит фигура в хлопчатобумажных брюках и джинсовой рубашке, застегнутой на пуговицы до шеи.
