Гленн прижал телефон к уху так, будто напитывался от него жизненно необходимыми соками. Доктор Джоэль… Доктор Джоэль… Доктор Джоэль… Мы с тобой скоро встретимся и мило поболтаем. Ты расскажешь мне, что тебе за дело до Коры Барстридж… и ты скажешь мне, как тебя на самом деле зовут.
Треск атмосферных помех, затем голос патрульного:
– Есть адрес. Холланд-Парк-Виллас, 47. Район Лондон-Уэст четырнадцать.
Гленн лихорадочно нацарапал адрес в блокноте.
– Можете взять дом под наблюдение, не обнаруживая себя?
– Нет проблем.
– Я уже еду, – сказал Гленн.
Он вырвал листок с адресом из блокнота и бегом промчался по пустынным этажам и лестницам к выходу.
Вылетев из здания, Гленн увидел Ника Гудвина – молодого констебля, который был его напарником до того, как Гленн перешел в уголовный розыск. Ник, облаченный в форму, садился в патрульный «воксхолл». Гленн подбежал к нему:
– Ты сегодня до которого часу?
– Сегодня у меня вечерняя смена. До двенадцати.
– Давай прокатимся в Лондон. Может, даже с сиреной и мигалками. Нужно побыстрее пробраться сквозь пробки. У меня чрезвычайная ситуация.
Констебль, казалось, заколебался.
– Но у меня смена. Мне тут нужно колесить, хулиганов пугать.
– Беру на себя всю ответственность, – сказал Гленн. – Если что – моей голове на плахе лежать.
100
Стараясь растянуть как можно больше заряд батареи, Аманда включала фонарь короткими, продолжительностью в несколько секунд, вспышками. Она проверяла, не пришел ли ее пленник в себя.
Майкл все еще был без сознания, но дышал он уже ровнее. Это хорошо. Ей было нужно, чтобы он очнулся и сказал ей, как открыть дверь.
Она связала ему руки и ноги полосками ткани, оторванной от одежды лежащих в первой комнате трупов; тряпкой, вымоченной в мыльном растворе, оставшемся в помывочном ведре, она остановила кровь, текущую из глубокой раны у него на затылке. Пол был весь скользкий от крови, и она боялась, что он потерял слишком много крови и уже никогда не придет в сознание.
Она присела перед ним на корточки, посветила фонарем в лицо и похлопала его по щекам.
– Майкл, – сказала она. – Майкл, очнись.
Что за секрет у этой чертовой двери? В поисках дистанционного запирающего устройства она обшарила его карманы, выпотрошила бумажник, но ничего не нашла, кроме мобильного телефона. Она включила его снова – в который раз. Телефон ободряюще бипнул, но на экране появилось то же сообщение, что и во все предыдущие разы: «Нет сети».
Она все равно набрала номер: 999, затем «посыл вызова». В динамике заиграла мелодия.
Нет сигнала.
Благодаря фонарю и мобильному телефону Аманда точно знала, сколько времени прошло с того момента, как Майкл спустился сюда. Он пришел в третьем часу. Сейчас было почти шесть. Он находился в отключке уже почти четыре часа. И она знала, которое сегодня число, – на наручных часах Майкла оно было показано в отдельном окошечке.
Пятница, 1 августа.
Она была с ним на гонках в воскресенье, 27 июля.
Пять дней.
Это не на шутку испугало ее. Она понимала, что находится здесь уже долго, но чтобы пять дней… Если ее ищут и не могут найти уже пять дней, то найдут ли вообще когда-нибудь?
Может, теперь, когда она захватила Майкла Теннента, там, наверху, наконец встрепенутся. Может, начнут искать его.
Пятница, 1 августа, шесть вечера.
Конец рабочей недели. Есть вероятность, что Майкла Теннента никто не хватится в выходные.
Она сильнее похлопала его по щеке:
– Майкл! Майкл, очнись!
Он захрипел.
Она включила фонарь – его луч был таким слабым, что от него не болели даже ее отвыкшие от света глаза, – и направила его в лицо Майклу. Его веки пришли в движение. Один глаз открылся. Она завела фонарь себе под подбородок, чтобы он смог увидеть ее лицо.
– Майкл!
Теперь оба глаза открыты. В них – замешательство. Аманда поняла, что он еще не может сфокусировать взгляд, но это ее нисколько не успокоило. Она взглянула на его запястья, проверяя, крепки ли путы.
– Майкл, скажи мне, как отсюда выбраться. Скажи мне, как открыть дверь.
Он смотрел на нее и молчал.
Она направила луч фонаря ему в лицо и раздельно сказала:
– Майкл? Ты слышишь меня? – Легчайший намек на кивок. – Скажи мне, как выбраться отсюда.
Майклу казалось, будто он в бинокль смотрит на солнце. Глаза дико болели. Череп раскалывался. И сквозь боль и вспышки доносился голос Аманды, вибрирующий на грани визга:
– Майкл, черт побери, скажи мне, как отсюда выбраться!
Томас Ламарк, который уже был снова в своей комнате, включил акустическую систему, соединенную с микрофоном в убежище. Существо говорило:
– Майкл, мы оба умрем, если ты не скажешь, как открыть дверь!
Хорошо. Оно его не убило. Томас боялся этого – оно так сильно его ударило. Надо не забыть, что оно очень сильное, когда он будет внизу.
Он отмотал назад пленку на включающемся от звука голоса магнитофоне, чтобы прослушать то, что он пропустил. Нажал клавишу воспроизведения. Говорило только существо. Затем хрипение, явно мужское. Хорошо. Доктор Майкл Теннент наконец приходит в себя. Надо приниматься за дело, поскольку времени остается все меньше.
На Кенсингтон-Хай-стрит за ним ехала полицейская машина. Он также мельком видел ее, двигаясь по Холланд-роуд, а затем она показалась, когда он уже заезжал в гараж.
Надо поторапливаться, хотя, спустившись в убежище, он снимет все наружные запорные колеса и запрет двери изнутри, так что им понадобится много часов, чтобы вскрыть их, – и отсчет времени начнется с того момента, когда они найдут нужное оборудование и втащат его в дом.
У него достаточно времени для того, чтобы удалить груди существа, используя только что виденную им блестящую хирургическую технику, и оказать Майклу Тенненту честь, позволив наблюдать за операцией. После этого он просто оставит существо истекать кровью.
А что потом? Потом он найдет успокоение. С благословения матери он пойдет дальше. Вернется к нормальной жизни. Но это еще не скоро, это дело далекого будущего. А сейчас следует сосредоточиться на настоящем.
Ты был доволен, когда убил мою мать, доктор Теннент? А теперь ты доволен? Наверное, никакие тягостные мысли не мешали твоему здоровому сну?
Хрипение в громкоговорителе. Затем голос существа:
– Майкл! Майкл, очнись! Очнись, Христа ради!
В ответ Майкл Теннент издал нечленораздельный звук.
Он уже пытается говорить. Хорошо.
Томас набросил на шею ремешок очков ночного видения так, что они висели у него на груди, а на голову надел радионаушники. Затем, продолжая слушать через наушники, что происходит в убежище, открыл ящик стоящего в дальнем углу комнаты комода – там он держал свой хирургический набор.
Скальпели сверкали в фетровых гнездах кожаного чемоданчика ручной работы так же ярко, как и тринадцать лет назад, когда он в последний раз использовал их в медицинском колледже. Указательным пальцем он попробовал остроту лезвия одного из скальпелей. Бритвенно острое – у него не было возможности затупиться. Томас закрыл крышку чемоданчика, застегнул его, вынул из ящика нераспечатанную упаковку медицинских шприцев, затем прошел в кухню и открыл холодильник.
Из пластикового контейнера с надписью «Для салата» он вынул маленький пузырек с кураре и большой – с адреналином. Благодаря адреналину существо не потеряет сознание во время операции. Из шкафчика, где хранились запасные электрические лампы, он взял моток клейкой ленты.
Затем спустился в подвал.
Аманда не слышала, как позади нее открылась дверь. Она сидела рядом с Майклом, прислушиваясь к его дыханию и стараясь привести его в чувство.
– Майкл! Ну приди же в себя, Майкл! Скажи мне, как открыть дверь? Хочешь, чтобы я сделала тебе больно? Я могу сделать тебе больно, Майкл. Тебе будет так больно, что ты обязательно расскажешь мне, как открыть дверь. Можешь с таким же успехом сказать мне сейчас.
