Но зачем здесь Аманда, пристегнутая к столу-каталке? Тут должно быть что-то еще. Может быть, она и этот безумец были в прошлом любовниками?
Томас Ламарк сорвал клейкую ленту со рта Майкла, казалось отодрав при этом половину лица.
– Что-нибудь имеете сказать, доктор Теннент?
Жмурясь от боли, Майкл выдохнул:
– Аманда здесь ни при чем. Отпусти ее.
Холодно глядя на него, Томас сказал:
– Глория Ламарк была моей матерью. У нее была красивая грудь.
Майкл молча смотрел на него. Из-за боли и невозможности свободно дышать ему было трудно думать. Он постарался вспомнить свои беседы с этим человеком, когда тот приходил к нему в кабинет. Страдающий от сильного психического расстройства доктор Джоэль. Нестабильное состояние, близкое к нервному срыву. Человек, полный гнева. Человек, любящий играть в игры. Умный. Придумавший параллели. Умершая жена. Голубка в клетке, разделенная со своей парой. Контролирующий себя сумасшедший.
Противорадиационное убежище.
– Теренс, – наконец проговорил Майкл, – пожалуйста, отпусти Аманду.
Глаза безумца сверкнули гневом.
– Меня зовут Томас. Не стройте из себя умника.
– Я знаю тебя как Теренса. Доктора Теренса Джоэля.
– Эта женщина занималась с вами любовью, доктор Теннент. Она осквернила свое тело вашим нечистым семенем. Внутри ее – семя человека, убившего мою мать. Вы были вскормлены грудью, доктор Теннент?
Майкл попытался придумать наиболее подходящий ответ – тот ответ, который хотел услышать этот человек. Единственное, что пришло на ум:
– Думаю, да. Я не помню.
– Вы запомните. На всю жизнь запомните. У моей матери была очень красивая грудь. Как вы наверняка знаете, о ее красоте ходили легенды. Я верну вас во младенчество, доктор Теннент. Вы будете сосать грудь Аманды Кэпстик. Но вам не придется покидать то место, где вы сейчас. Я принесу ее вам.
Томас Ламарк взял с откидной полки скальпель, приподнял ворот футболки Аманды и разрезал ее до самого низу. Отбросив в стороны ткань, он обнажил ее грудь.
Аманда извивалась в путах.
Майкл взвыл:
– Христа ради, Томас, не трогай ее!
– Может быть, мне снова залепить вам рот клейкой лентой, доктор Теннент? Или вы будете молчать? Поймите, от того, сумею ли я должным образом сосредоточиться во время операции, зависит ее успех.
Беспомощность порождала отчаяние, и Майкл выдохнул:
– Режь меня, Томас! Разрежь меня на кусочки, но только не трогай ее.
– Не беспокойтесь, доктор Теннент, ваша очередь еще придет. Я должен быть уверен, что вы больше не причините вреда ни одному своему пациенту, доктор Теннент. Вашими стараниями я двадцать пять дней нахожусь в пучине такой боли, какую трудно даже вообразить. Я сделаю так, что по крайней мере единожды в день из следующих двадцати пяти вы будете умолять меня прекратить ваши мучения. И каждый раз я буду цитировать вам строчку из шекспировского «Короля Лира»: «Предел мучений все еще далек, пока сказать мы в силах: „Вот предел мучений“». – Он повернулся к Аманде, отчаянно старающейся избавиться от ремней. – Можете мне поверить, что освободиться таким образом вам не удастся. – Он взял с полки для инструментов небольшой стеклянный пузырек и поднес его к глазам Аманды. – Вы имеете представление о современных способах анестезии?
Она онемело посмотрела на Томаса.
– Обычно анестезиологи применяют три-четыре химических вещества, сбалансированных между собой. Первое вещество парализует пациента, вызывая у него полное мышечное расслабление. Лично я для таких целей предпочитаю использовать кураре, вытяжку из южноамериканского растения, соком которого индейцы намазывали кончики стрел. Приятно использовать полностью натуральные медикаменты, не правда ли? Кураре для вас гораздо лучше, чем какая-нибудь ужасная искусственная химическая смесь.
Он снял запечатывающую пленку с пузырька, затем оторвал от упаковки пластиковый контейнер с одним шприцем.
– Второе химическое вещество вызывает у пациента потерю сознания, но я бы хотел, чтобы вы сегодня были у меня в полном сознании. Я уверен, что вы меня понимаете, даже если и не разделяете моих желаний. Третий медикамент, обезболивающие, нам также не понадобится. Но четвертое вещество, имеющее своим основным активным компонентом адреналин, нам очень даже пригодится: оно сужает диаметр всех кровеносных сосудов и таким образом предотвращает излишнюю кровопотерю; также оно не позволит вам потерять сознание от болевого шока.
– Томас, пожалуйста, послушай меня, – попросил Майкл. – Давай поговорим.
И не подумав обернуться к Майклу, Томас искал в кармане пузырек с адреналином. Но не находил. Он проверил во всех карманах, все больше и больше злясь на себя. Черт, черт, черт.
Он точно помнил, как это случилось. Он положил пузырек в карман пиджака. Переодевшись в хирургический костюм в кухне, он повесил пиджак на спинку стула.
Черт, черт, черт.
Доктор Майкл Теннент что-то говорил ему, но он выключил его голос из сознания. Его занимали сейчас более серьезные вещи, чем психиатрский треп.
Черт тебя дери, доктор Теннент! Из-за тебя я забыл чертов адреналин!
Он выбежал из комнаты.
Майкл не отрываясь смотрел на Аманду, и наконец она повернула к нему голову. Сквозь бушевавшую бурю ужаса в душе Майкла начал прорастать гнев. Гнев на самого себя.
Как он мог допустить, что они оказались в такой ситуации? Господи, почему я не пришел вместе с полицией?
– Аманда, – прохрипел он и замолк.
Что он мог сказать? Ламарк ушел, и он должен использовать эти драгоценные моменты для того, чтобы думать, а не говорить. Что-то же можно сделать. Он попытался отмахнуться от боли, мешающей ему думать. Надо отбросить все, сосредоточиться на одном, на настоящем моменте, на этих нескольких минутах.
Может, заставить Томаса подойти поближе и ударить его ногами, вышибить из него дух? Он попробовал выбросить вперед ноги. Выглядело это жалко. Он повторил движение, теперь предварительно опершись ногами о стену за спиной, но это мало помогло. Кроме того, даже если у него все получится – он попадет сильным ударом в нужное место, под нижнюю челюсть, и вырубит Томаса, – что дальше?
Он болтается, подвешенный к потолку, как дохлый цыпленок, и веревка врезается ему в запястья. Как он освободится после того, как пошлет Томаса в нокаут?
Должен быть другой способ.
Он снова посмотрел на Аманду, стараясь отыскать в ее глазах верный способ действий, но увидел в них только отражение собственной беспомощности.
103
Кто-то настойчиво звонил в дверь.
В первый раз Томас услышал звонок, когда выходил из сауны. Затем – когда поднимался по кирпичной лестнице из спортзала в кухню.
Идите к черту.
Пиджак висел на спинке стула, задвинутого под обеденный стол. Так, скорее. В боковом кармане пиджака. Вот он!
Чертова дырявая память. Забыть адреналин!
В дверь снова позвонили. Да кто это? Теперь в дверь стучали – уверенные, размеренные удары латунного дверного молотка.
Мать ненавидела людей, которые подобным образом ломятся в дверь.
Он повернулся к двери и тихо сказал:
– Вы что, думаете, тут все оглохли?
Потом двинулся на цыпочках по коридору, по плиточному полу, к глазку.
Перед дверью никого не было.
Ушли.
Слава богу.
Он вернулся в кухню, но на пороге замер как вкопанный.
В кухонное окно заглядывал человек – высокий лысый чернокожий мужчина в костюме.
Томас нырнул назад в коридор. У него внутри все перевернулось. Неужели незнакомец его заметил?
Теперь стучали в дверь на террасу. Костяшками пальцев по стеклу. Томас оставался в коридоре, не смея двинуться с места, не смея дышать. Кто этот человек? Какое право имеет он обходить дом и стучать? Может, он из полиции? Если это полицейский, что он подумает, если ему не откроют дверь?
Может, тот детектив, который приходил утром, сообщил своим, куда направляется, и вот теперь этот человек пришел по его следам?
