Майкл медленно, явно превозмогая себя и не понимая, что от него хотят, проговорил:
– Дверь. Что… за дверь?
– Дверь, закрывающая выход отсюда.
Томас смотрел на них через окуляры. На Майкла Теннента и его подстилку. На существо – зеленую фигуру, скрючившуюся на зеленом полу. Оно подвинулось вперед, и вдруг все помещение полыхнуло нестерпимо яркой изумрудной вспышкой.
Томас непроизвольно зажмурился. Он был ошеломлен. У существа есть фонарь! Он заставил себя открыть глаза. Снова холодный зеленый свет.
Все в порядке.
Наверное, это доктор принес фонарь. Надо действовать, пока фонарь выключен, пока существо не обнаружило его присутствия. Он посмотрел на ладонь. Игла, крепко прилепленная клейким пластырем, была на месте.
Он быстро и бесшумно пошел вперед и оказался прямо за спиной Аманды.
Она почувствовала резкий укол в шею и услышала бодрый голос:
– Премедикация!
101
Гленн сидел на переднем пассажирском сиденье «воксхолла» и смотрел на дорогу. Констебль Ник Гудвин выжимал из машины все, на что она была способна. Предельно сосредоточившись, он вел ее по самому быстрому ряду шоссе М-23, и стрелка спидометра почти не опускалась ниже отметки 120 миль в час. Едущие впереди автомобили будто ветром сдувало в другие ряды, едва только их водители замечали в зеркалах мигающие огни.
По мнению Гленна, Ник Гудвин был хороший парень, лет двадцати пяти – двадцати семи, молчаливый и серьезный, с аккуратно подстриженными темными волосами и уравновешенным характером. Он не страдал излишней эмоциональностью. На него можно было положиться.
Констебль включил сирену, чтобы согнать из ряда неровно ведомую машину – возможно, ее водитель менял кассету в магнитоле.
Ближе к повороту на М-25 движение уплотнилось. Пятница. Час пик. Они должны были поневоле сбросить скорость.
– Как твой мальчуган, Гленн?
– Сэмми? Скоро исполнится четыре. Хороший парень. Люблю его до смерти.
– Собираешься завести второго ребенка?
– У Грейс в прошлом году был выкидыш. А так собираемся. Детей в семье должно быть несколько. А ты?
– Со дня на день жена должна родить. Первенец.
– Молодчина! Будешь присутствовать при родах?
– Да.
– Такое никогда не забудется. – У Гленна затрещала рация. Он услышал свой позывной и ответил.
– Мы выяснили имя владельца дома номер сорок семь по Холланд-Парк-Виллас, – сообщил оператор. – Глория Ламарк. Гольф-лондон-оскар-ромео-индия-альфа. Лондон-альфа-майкл-альфа-ромео-кило.
В течение нескольких секунд Гленн молча переваривал поступившую информацию.
Глория Ламарк.
Доктор Теренс Джоэль живет в доме Глории Ламарк? Или часто приезжает туда?
Неужели у когда-то великой Глории Ламарк был любовник, скрывающийся за фальшивым именем и адресом? Изготовивший себе фальшивую личину? И знала ли она, что он не тот, за кого себя выдает?
Гленн вспомнил, что прошлым вечером Саймон Ройбак встрепенулся, когда он упомянул имя актрисы. Будто это имя что-то смутно напомнило ему. Что напомнило?
Он стал вспоминать их разговор. Ройбак рассказывал о деле, над которым работал, – исчезновение двух женщин: Тины Маккей, вокруг которой была большая газетная шумиха, и еще одной. Он считал, что между ними может быть связь. Неужели Ройбак обнаружил, что обе эти женщины связаны с Глорией Ламарк?
Посредством Теренса Джоэля?
Умирает Глория Ламарк. Потом умирает Кора Барстридж. В Лондоне в прошлую субботу останавливают за опасную езду человека, называющего себя доктором Теренсом Джоэлем. Он приезжает на кремацию Коры Барстридж, но не выходит из машины.
Доктор Теренс Джоэль, ты очень сильно меня беспокоишь.
Гленн запросил по рации связь с детективом-констеблем Ройбаком из полицейского участка Хампстеда. Ему нужно было точно знать, что ассоциировалось у Ройбака с фамилией Ламарк.
Впереди в потоке машин образовался просвет. Под аккомпанемент мигалки и сирены Гудвин вклинился в него.
102
В помещении горел свет. Еще не пришедший до конца в себя Майкл понимал, что он находится в комнате с бетонными стенами. Уголком глаза он видел человеческую фигуру, лежащую на полу, – кого-то с темно-русыми волосами.
У Аманды светлые волосы.
Фигура не шевелилась. Мертвое тело.
Он попытался сдвинуться с места, пошевелить руками, ногами. Ничего не получилось. Ему было плохо, голова пульсировала от боли. Он хотел заговорить, но его рот был заклеен, так что он смог только нечленораздельно замычать. Если его вырвет, он захлебнется собственной блевотиной.
Возле него на корточках сидел доктор Джоэль. На шее у него висели странного вида очки, а в руках была веревка.
– Вам понравится представление, доктор Теннент. У вас лучшее место в зале. Мне интересно, насколько сильно предстоящее действо западет вам в душу. Может, потом вы напишете статью об этом. Как насчет «Британского медицинского журнала»? К сожалению, обратиться ко мне вы сможете только посредством взгляда.
Джоэль вдруг со всей силы потянул за веревку. Связанные в запястьях руки Майкла взлетели вверх, затем последовал жестокий рывок, отдавшийся нестерпимой болью в груди и плечах – руки приняли на себя весь вес его тела, в то время как стопы оторвались от пола. Джоэль подвесил его.
Майкл беспомощно смотрел в спину уходящего из помещения Джоэля. Затем попытался развести ноги в стороны, но это оказалось невозможным, поскольку лодыжки были связаны вместе так же туго, как и запястья. Однако в голове у него прояснялось. Его приводила в чувство мысль об Аманде. Она злилась. Она была в отчаянии. Она угрожала ему.
Где она?
Что Теренс Джоэль делает в доме Глории Ламарк?
Майкл попытался подтянуться, но этим только усилил боль в плечах. Он отвел ноги назад, насколько смог. Они коснулись чего-то твердого. Стена. На какое-то мгновение ему удалось зацепиться за нее, снять напряжение с рук, но затем ноги соскользнули, и он снова повис, рванув плечи. В таком положении ему было трудно дышать. Боль в плечах затуманивала голову.
Его внимание привлек резкий клацающий звук. Джоэль, в зеленом хирургическом костюме, проталкивал в дверь металлический стол на колесах, к которому кто-то был пристегнут ремнями: когда-то белые, а теперь запачканные грязью и кровью спортивные тапочки, синие, тоже в крови, джинсы и грязная окровавленная белая футболка. Его горло сжалось. Это была Аманда. Ее лодыжки, запястье и живот охватывали ремни, во рту дыхательная трубка. Глаза широко открыты. Беззвучный вопль сотряс каждую клетку тела Майкла:
Аманда! Нет! О господи, нет, нет!
Джоэль в это время неторопливо развернул стол боком к Майклу, поправил лежащие на откидной полке стола-каталки хирургические инструменты, с ледяным спокойствием проверил у Аманды сначала пульс, затем давление. Аманда пыталась что-то говорить. От вырывающихся из-под кляпа сдавленных звуков у Майкла все переворачивалось внутри. Он хотел поймать ее взгляд, чтобы хоть как-то поддержать ее, развеять кошмар, в котором они находились, донести до нее, что они как-нибудь найдут выход из безумного положения.
Но она не смотрела на него.
Доктор Джоэль снова вышел из комнаты и тут же вернулся с большим кассетным магнитофоном. Он поставил его на пол и включил. В стенах убежища раздался голос Майкла:
«Это доктор Теннент. Глория, не могли бы вы мне позвонить? Боюсь, я расстроил вас сегодня утром. Нам необходимо поговорить».
Джоэль нажал на «Стоп» и обернулся к Майклу. Тот все понял. Он понял, кто на самом деле доктор Джоэль. Он осознал значение пугающих слов Дортмунда.
Кровник.
Не в силах поверить, он смотрел на Джоэля. Неужели все это началось со врачебной ошибки, которую он допустил по отношению к Глории Ламарк?
