этого мы несколько раз встречались, и однажды она заговорила о Кушнере. Дескать, он хороший и верный товарищ, умница, отличник учебы, вот только слабенький и не может за себя постоять. Хотя все время пытается, отчего частенько и ходит побитым. Два года он занимался в какой-то секции карате, но, видать, результата это не принесло.
– В чем проблемы? Пусть приходит, я его поднатаскаю.
– Правда?
– Сделать из него чемпиона не обещаю, но отмахаться от гопников он сумеет. Если, конечно, не испугается.
Вот он и пришел…
Отдышавшись, он поднялся и теперь с понурым видом стоял передо мной.
Я снял защитные накладки и вытянул ноги.
– Ну как, желание тренироваться не пропало?
– У меня ничего не получится.
– Если так себя настраивать, то, конечно, ничего не получится. Надо работать. Пахать. А ты хотел, чтобы все с неба свалилось? Так не бывает! Знаешь, сколько лет я посвятил тренировкам? Каждый день по четыре, по шесть, по восемь часов! У меня на походы по дискотекам и барам времени не было… Короче, решай сам. Хочешь заниматься – бери медицинские справки, выбрось это дурацкое кимоно и приходи, я тебя запишу в группу самбо. И готовься к серьезной работе.
– Это… Это правда?
– Нет, блин, я вру! Ждать тебя?
Кушнер энергично закивал, и при этом глаза его как-то странно блестели.
Я подумал, не спросить ли его об Инге? Может, он знает, куда она подевалась. Подумал и не спросил. Не к лицу тренеру делиться с учеником своими личными неурядицами.
Глава четвертая. Становится горячее
1
Меня разбудил звонок Серого.
– Собирайся, есть тема. Через двадцать минут я за тобой заскочу.
– Что случилось-то?
– Узнаешь.
Он приехал раньше, чем через двадцать минут. Я успел только ополоснуться под душем и проглотить чашку кофе, когда услышал знакомый сигнал клаксона. Быстро переодевшись, я выбежал на улицу. Красная «шестерка» Серого стояла напротив подъезда, из приоткрытых окон доносилась песня Любы Успенской: «Гусарская рулетка – жестокая игра…»
– Вечно тебя ждать приходится. – Серый постучал ногтем по стеклу круглых часов на торпеде. – Через полчаса у нас встреча, а нам еще через весь город пилить.
Насчет «всего города» он преувеличил. Встреча была назначена у Медного всадника, и мы добрались минута в минуту. Серый приткнул машину к поребрику набережной и выключил двигатель. Оглядевшись по сторонам, он вздохнул:
– Прокуратура точностью не отличается, – и вставил в магнитофон новую кассету. Теперь это был Вилли Токарев: «Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой…»
– А вот и наш друг, – объявил Серый, когда закончилась третья песня.
К машине торопливым шагом подходил мужчина в темном костюме. Я с трудом узнал в нем Леху Рожкова, с которым познакомился на соревнованиях меньше года назад. Тогда он носил волосы средней длины и едва дотягивал до нижней планки полутяжелого веса. Сейчас Леха отрастил огромное пузо, колыхавшееся при каждом движении, и сверкал «ленинской» лысиной, а для того, чтобы компенсировать отсутствие растительности на макушке, отпустил баки.
– Ты чего, в Чернобыле был? – спросил Серый, когда Рожков с трудом устроился на заднем сиденье. – Как тебя ни увижу, ты все толще и толще.
Рожков торопливо пожал нам руки, провел ладонью по лысине и покосился в боковое окно. За несколько минут нашего разговора он повторил это, наверное, раз пятнадцать.
Серый убавил громкость магнитофона:
– Ну как, удалось чего-то узнать?
– Посмотреть все дело не получилось. Но два важных момента я выяснил. Во-первых, квартиру пытались поджечь. Пустили газ, а в комнате, вокруг трупа, набросали бумаг, обмазали их клеем «Момент» и запалили.
– Какой-то сложный способ, – поморщился Серый. – «Момент» что, горит хорошо?
– Как видишь, плохо, пожара-то не получилось.
– Может, так и было задумано… А почему Ника задерживали? Его кто-то сдал?
– А было за что? – Рожков усмехнулся и провел ладонью по лысине. – Добрынин вел дневник. Что он в него записывал, никто толком не знает, говорят только, что записи были очень подробные, по две-три страницы на каждый день. Дневник этот пропал. Но в комнате под диваном нашли вырванный лист.
Рожков замолчал, глядя в окно. Мимо нас прогрохотал молоковоз с четырьмя прицепленными бочками. Когда шум затих. Серый толкнул Рожкова в плечо:
– Не тяни резину, Леха! Это был лист из дневника?
– Скорее всего, из дневника. Вырванный, скомканный. И там записи про него. – Рожков кивнул на меня. – Полные установочные данные и какие-то наблюдения. Похоже, Костя, он следил за тобой. Я сам не читал, но мне сказали, что там есть и про клуб, в котором ты тренируешься, и про кафе, в котором ты вышибалой работаешь.
– Херня какая-то, – пробормотал я. – Он приходил один раз в кафе, но мы с ним даже не разговаривали!
– Чтобы следить, разговаривать и не нужно, – усмехнулся Рожков. – Но какой-то интерес у него к тебе был. Я не спрашиваю, какой, но ты, наверное, знаешь. Или догадаешься, если немного подумаешь. Вот, в общем, и все. По большому счету никто тебя в главные подозреваемые не записывал. Просто отработали, раз уж под руку подвернулся, и все. Можешь спать спокойно, в ближайшее время тебя вряд ли будут дергать. Сейчас над другими версиями работают. Над какими – прости, сказать не могу.
– А не в ближайшее как мне спать?
– Рано или поздно наши сыскари докопаются, чего Добрынину от тебя было нужно, и тогда возникнут вопросы. – Рожков посмотрел на часы. – Все, я побежал. Удачи! Если что – я вам ничего не рассказывал.
– А мы тебя ни о чем и не спрашивали. – Серый вытащил ключи из замка зажигания и открыл свою дверь. – Пошли, я тебя немного провожу.
Они перешил проезжую часть и остановились на тротуаре, прямо напротив Медного всадника. Серый оживленно говорил, время от времени озираясь, словно хотел дать Рожкову по физиономии и ждал момента, когда не будет свидетелей. Рожков слушал, наклонив лысую голову. Потом Серый похлопал его по плечу, они обменялись рукопожатиями и разошлись.
– Как тебе новости? – Серый погнал машину дальше по набережной, то и дело поглядывая на внутрисалонное зеркало.
– Ничего не понимаю. – Я обернулся, чтобы посмотреть в заднее окно. Дорога позади нас была пуста.
– Вот и я тоже… Леха правильно сказал: думай, что этому Добрынину от тебя было нужно. Просто так слежкой не занимаются. Конечно, он мог быть наводчиком у домушников, которые готовились твою хату поставить, но я как-то слабо в это верю.
Несколько минут я молчал, обдумывая услышанное. Светлых идей не родилось. Между тем Серый завез меня в какой-то район, в котором я раньше не был, и теперь петлял по грязным узким дворам.
– Слушай, а куда мы едем?
– Дельце еще одно есть.
– Опять встреча?
– Типа того. Надо помочь хорошему человеку. Не возражаешь? Тебе делать ничего не придется…
Возражать я не стал, хотя перспектива участия в каких-то непонятных делах меня не прельщала. Серый умел жить: деньги, квартира, машина… Но я не был уверен, что хотел бы поменяться с ним местами. Все-таки мать с детства привила мне определенное почтение к Уголовному кодексу, да и впечатления от трехдневного пребывания в камере были еще очень свежи.
Наконец Серый остановился и коротко посигналил. Вскоре из подъезда вышел элегантно одетый седовласый мужчина с портфелем. Пристально посмотрев в нашу сторону, он сел за руль белой «Волги». Серый поехал следом за ним. Когда выбрались на проспект, он увеличил дистанцию, стараясь держаться так, чтобы
